В январе 1847 года в культурной жизни России и в творче­ской судьбе Тургенева произошло значительное событие. В об­новленном журнале «Современник», который перешел в руки Н.А. Некрасова и И.И. Панаева, был опубликован очерк «Хорь и Калиныч». Успех его превзошел все ожидания и побудил Тургенева к созданию целой книги под названием «Записки охотника». На причины популярности тургеневского очерка впервые указал Белинский: «Не удивительно, что маленькая пьеска эта имела такой успех: в ней автор зашел к народу с та­кой стороны, с какой до него к нему никто еще не заходил».

Публикацией «Хоря и Калиныча» Тургенев совершил пе­реворот в художественном решении темы народа. В двух кре­стьянских характерах он показал коренные силы нации, опре­деляющие ее жизнеспособность, перспективы ее дальнейшего роста и становления. Перед лицом практичного Хоря и по­этичного Калиныча потускнел образ их господина, помещика Полутыки на. Именно в крестьянстве нашел Тургенев «почву, хранящую жизненные соки всякого развития», а значение личности «государственного человека», Петра I, он поставил в прямую зависимость от связи с ней. «Из наших разговоров с Хорем я вынес одно убежденье, которого, вероятно, никак не ожидают читатели,- убежденье, что Петр Великий был по преимуществу русский человек, русский именно в своих пре­образованиях». С такой стороны к крестьянству в конце 40-х годов не заходил даже Некрасов. Условно говоря, это был но вый подход к мужику: Тургенев нашел в жизни народа ту зна­чительность, тот общенациональный смысл, который Толстой положил потом в основу художественного мира романа- эпопеи «Война и мир».

Наблюдения над характерами Хоря и Калиныча у Турге­нева не самоцель: «мыслью народной» выверяется здесь жиз­неспособность или никчемность «верхов». От Хоря и Калины­ча эта мысль устремляется к русскому человеку, к русской государственности. «Русский человек так уверен в своей силе и крепости, что он не прочь и поломать себя: он мало занима­ется своим прошедшим и смело глядит вперед. Что хорошо - то ему и нравится, что разумно - того ему и подавай...» А да­лее Тургенев выводит своих героев к природе: от Хоря и Ка­линыча - к Лесу и Степи. Хорь погружен в атмосферу лесной обособленности: его усадьба располагалась посреди леса на расчищенной поляне. А Калиныч своей бездомностью и ду­шевной широтой сродни степным просторам, мягким очерта­ниям пологих холмов, кроткому и ясному вечернему небу.

В «Записках охотника» сталкиваются и спорят друг с дру­гом две России: официальная, крепостническая, мертвящая жизнь, с одной стороны, и народно-крестьянская, живая и по­этическая - с другой. И все герои, эту книгу населяющие, так или иначе тяготеют к этим двум полюсам - «мертвому» или «живому». Характер помещика Полутыкина изображен в «Хо­ре и Калиныче» легкими штрихами: упоминается о его фран­цузской кухне, о конторе, которая им упразднена.

Изображая народных героев, Тургенев тоже выходит за пределы «частных» индивидуальностей к общенациональным силам и стихиям жизни. Характеры Хоря и Калиныча, как два полюса магнита, начинают притягивать к себе всех после­дующих героев сборника «Записки охотника». Одни из них тяготеют к поэтичному, душевно-мягкому Калинычу, дру­гие - к деловому и практичному Хорю.

Живой, целостный образ народной России увенчивает в книге Тургенева природа. Лучшие герои «Записок охотника» не просто изображаются «на фоне» природы, а выступают как продолжение ее стихий: из игры света и тени в березовой ро­ще рождается поэтичная Акулина в «Свидании», из грозовой ненастной мглы, раздираемой фосфорическим светом молний, появляется загадочная фигура Бирюка. Тургенев изображает в «Записках охотника» скрытую от многих взаимную связь все­го в природе: человека и реки, человека и леса, человека и степи. Живая Россия в «Записках охотника» движется, дышит, развивается и растет. О близости Калиныча к природе гово­рится немного. В тургеневском сборнике поэтизируется го­товность к самопожертвованию, бескорыстной помощи чело­веку, попавшему в беду. Эта черта русского характера достигает кульминации в рассказе «Смерть»: русские люди «умирают удивительно», ибо в час последнего испытания они думают не о себе, а о других, о ближних. Это помогает им стойко и мужественно принимать смерть.

Нарастает в книге тема музыкальной одаренности русского народа. Многие тургеневские герои: Калиныч, Яков Турка и дру­гие - не просто поют, а чувствуют музыку, песню. Вот как поет Яков из рассказа «Певцы»: «Он пел, и от каждого звука его голо­са веяло чем-то родным и необозримо широким, словно знакомая степь раскрывалась перед вами, уходя в бесконечную даль».

В «Записках охотника» Тургенев впервые ощутил Россию как единство, как живое художественное целое. Его книга открывает 60-е годы в истории русской литературы, предвос­хищает их. Прямые дороги от «Записок охотника» идут не только к «Запискам из Мертвого дома» Достоевского, «Гу­бернским очеркам» Салтыкова-Щедрина, но и к эпосу «Войны и мира» Толстого.

В 1852 году «Записки охотника» И.С. Тургенева вышли отдельным изданием и сразу же обратили на себя внимание. Существенное значение и достоинство «Записок охотника» прежде всего в том, что Тургенев «сумел в эпоху крепостни­чества осветить крестьянскую жизнь и оттенить ее поэтиче­ские стороны», в том, что он находил в русском народе«больше доброго, чем дурного». Да, Тургенев умел видеть красоту души мужика, и именно эта красота была главным ар­гументом писателя против безобразия крепостничества.

Доклад 7 класс.

В январе 1847 года в культурной жизни России и в творче­ской судьбе Тургенева произошло значительное событие. В об­новленном журнале «Современник», который перешел в руки Н.А. Некрасова и И.И. Панаева, был опубликован очерк «Хорь и Капиныч». Успех его превзошел все ожидания и побудил Тургенева к созданию целой книги под названием «Записки охотника». На причины популярности тургеневского очерка впервые указал Белинский: «Не удивительно, что маленькая пьеска эта имела такой успех: в ней автор зашел к народу с та­кой стороны, с какой до него к нему никто еще не заходил».

Публикацией «Хоря и Калиныча» Тургенев совершил пе­реворот в художественном решении темы народа. В двух кре­стьянских характерах он показал коренные силы нации, опре­деляющие ее жизнеспособность, перспективы ее дальнейшего роста и становления. Перед лицом практичного Хоря и по­этичного Калиныча потускнел образ их господина, помещика Полутыки на. Именно в крестьянстве нашел Тургенев «почву, хранящую жизненные соки всякого развития», а значение личности «государственного человека», Петра I, он поставил в прямую зависимость от связи с ней. «Из наших разговоров с Хорем я вынес одно убежденье, которого, вероятно, никак не ожидают читатели,- убежденье, что Петр Великий был по преимуществу русский человек, русский именно в своих пре­образованиях». С такой стороны к крестьянству в конце 40-х годов не заходил даже Некрасов. Условно говоря, это был новый подход к мужику: Тургенев нашел в жизни народа ту зна­чительность, тот общенациональный смысл, который Толстой положил потом в основу художественного мира романа- эпопеи «Война и мир».

Наблюдения над характерами Хоря и Капиныча у Турге­нева не самоцель: «мыслью народной» выверяется здесь жиз­неспособность или никчемность «верхов». От Хоря и Капины­ча эта мысль устремляется к русскому человеку, к русской государственности. «Русский человек так уверен в своей силе и крепости, что он не прочь и поломать себя: он мало занима­ется своим прошедшим и смело глядит вперед. Что хорошо - то ему и нравится, что разумно - того ему и подавай...» А да­лее Тургенев выводит своих героев к природе: от Хоря и Ка- линыча - к Лесу и Степи. Хорь погружен в атмосферу лесной обособленности: его усадьба располагалась посреди леса на расчищенной поляне. А Капиныч своей бездомностью и ду­шевной широтой сродни степным просторам, мягким очерта­ниям пологих холмов, кроткому и ясному вечернему небу.

В «Записках охотника» сталкиваются и спорят друг с дру­гом две России: официальная, крепостническая, мертвящая жизнь, с одной стороны, и народно-крестьянская, живая и по­этическая - с другой. И все герои, эту книгу населяющие, так или иначе тяготеют к этим двум полюсам - «мертвому» или «живому». Характер помещика Полутыкина изображен в «Хо­ре и Капиныче» легкими штрихами: упоминается о его фран­цузской кухне, о конторе, которая им упразднена.

Изображая народных героев, Тургенев тоже выходит за пределы «частных» индивидуальностей к общенациональным силам и стихиям жизни. Характеры Хоря и Капиныча, как два полюса магнита, начинают притягивать к себе всех после­дующих героев сборника «Записки охотника». Одни из них тяготеют к поэтичному, душевно-мягкому Калинычу, дру­гие - к деловому и практичному Хорю.

Живой, целостный образ народной России увенчивает в книге Тургенева природа. Лучшие герои «Записок охотника» не просто изображаются «на фоне» природы, а выступают как продолжение ее стихий: из игры света и тени в березовой ро­ще рождается поэтичная Акулина в «Свидании», из грозовой ненастной мглы, раздираемой фосфорическим светом молний, появляется загадочная фигура Бирюка. Тургенев изображает в «Записках охотника» скрытую от многих взаимную связь все­го в природе: человека и реки, человека и леса, человека и степи. Живая Россия в «Записках охотника» движется, дышит, развивается и растет. О близости Калиныча к природе гово­рится немного. В тургеневском сборнике поэтизируется го­товность к самопожертвованию, бескорыстной помощи чело­веку, попавшему в беду. Эта черта русского характера достигает кульминации в рассказе «Смерть»: русские люди «умирают удивительно», ибо в час последнего испытания они думают не о себе, а о других, о ближних. Это помогает им стойко и мужественно принимать смерть.

Нарастает в книге тема музыкальной одаренности русского народа. Многие тургеневские герои: Капиныч, Яков Турка и дру­гие - не просто поют, а чувствуют музыку, песню. Вот как поет Яков из рассказа «Певцы»: «Он пел, и от каждого звука его голо­са веяло чем-то родным и необозримо широким, словно знакомая степь раскрывалась перед вами, уходя в бесконечную даль».

В «Записках охотника» Тургенев впервые ощутил Россию как единство, как живое художественное целое. Его книга открывает 60-е годы в истории русской литературы, предвос­хищает их. Прямые дороги от «Записок охотника» идут не только к «Запискам из Мертвого дома» Достоевского, «Гу­бернским очеркам» Салтыкова-Щедрина, но и к эпосу «Войны и мира» Толстого.

В 1852 году «Записки охотника» И.С. Тургенева вышли отдельным изданием и сразу же обратили на себя внимание. Существенное значение и достоинство «Записок охотника» прежде всего в том, что Тургенев «сумел в эпоху крепостни­чества осветить крестьянскую жизнь и оттенить ее поэтиче­ские стороны», в том, что он находил в русском народе «больше доброго, чем дурного». Да, Тургенев умел видеть красоту души мужика, и именно эта красота была главным ар­гументом писателя против безобразия крепостничества.

Можно сказать, что «Записки охотника» открыли перед русским читателем новый мир - мир крестьянский. Иван Сергеевич с большой теплотой описывает крестьян, придер­живаясь своего главного принципа, - достоверности изобра­жения. Он часто рисовал с натуры, его образы имели реальные прототипы. И этот подчеркнутый натурализм делает рассказы Тургенева особенно ценными и интересными для нас.

Вопросы по докладу:

2) Какие два типа народных характеров вывел И.С. Турге­нев в своем рассказе «Хорь и Калиныч»?

3) В каком году «Записки охотника» вышли отдельным изданием?

4) Какой мир открывают читателю рассказы И.С. Тургене­ва из сборника «Записки охотника»?

5) Почему сборник И.С. Тургенева «Записки охотника» был очень популярен среди читателей?

В 1845 году вышел в свет под редакцией Н. А. Некрасова литературно-художественный сборник, имевший необычное название: «Физиология Петербурга, составленная из трудов русских литераторов».

Этот сборник был знаменательным явлением в истории нашей литературы: он означал решительный поворот от ходульного, риторического романтизма, пытавшегося в 30-е годы завоевать себе в литературе господствующее место, в сторону закрепления позиций идейного, критического реализма.

Уже само название сборника «Физиология Петербурга» говорило о том, что перед литературой ставилась задача, близкая к научному исследованию: возможно, более точное, реалистическое описание общественного быта.

Предисловие к сборнику, разъяснявшее его задачу, было как бы манифестом нового направления. Автор предисловия говорил о том, что очерки, входящие в состав сборника, имеют целью дать максимально правдивое и конкретное изображение быта и характеров различных слоев петербургского общества, с тем, однако, что в этих очерках будет дано не простое воспроизведение действительности, а ее объяснение и оценка. Писатель, как говорилось в предисловии, должен обнаружить, «что он умеет не только наблюдать, но и судить» - иными словами, в качестве руководящего метода в литературе провозглашался критический реализм.
Сборник начинался блестящим очерком Белинского «Петербург и Москва», за которым шли другие очерки, рисующие жизнь петербургской бедноты: «Петербургский дворник» Луганского, «Петербургский шарманщик» Григоровича, «Петербургская сторона» Гребенки, «Петербургские углы» Некрасова. Через год, в 1846 году был издан Некрасовым «Петербургский сборник», близкий по своим задачам к «Физиологии Петербурга». Хотя основное место в нем заняли уже не очерки, а рассказы и стихотворения, но общая направленность и творческий метод остались все те же: это был критический реализм, проникнутый глубоким интересом к вопросам общественной жизни.
Тургенев поместил в «Петербургском сборнике» произведение «Помещик», которое было определено Белинским как «физиологический очерк помещичьего быта». Так Тургенев вошел в то течение русской литературы 40-х годов, которое получило название «натуральной школы».
От «Помещика», написанного в стихотворной форме, Тургенев скоро переходит к художественной прозе, к рассказам-очеркам из крестьянского быта, полагая, что этот жанр в большей степени отвечает его новым творческим задачам. Это были «Записки охотника».

Первый рассказ из «Записок охотника» - «Хорь и Калиныч» - был напечатан в журнале «Современник» в 1847 году. Затем в том же журнале в течение пяти лет появилось еще 20 рассказов. В 1852 году «Записки охотника» вышли отдельным изданием; в это собрание, кроме напечатанных ранее 21 рассказа, был добавлен еще один – «Два помещика».
В 70-х годах Тургенев напечатал в журналах три новых рассказа: «Конец Чертопханова», «Стучит» и «Живые мощи». Они были включены в издание «Записок охотника» 1880 года и с тех пор входят во все последующие издания, состоящие теперь из 25 рассказов.
Чем объяснить поворот Тургенева от стихотворений и поэм, которые он писал в течение 12 лет, к рассказам из народной жизни?

Дореволюционные исследователи творчества Тургенева, склонные объяснять историю русской литературы западным влиянием, пытались найти истоки новой тематики и новых жанров Тургенева в литературном движении зарубежных стран. Так, профессор Сумцов говорил о влиянии Ж. Санд, а профессор А. С. Грузинский утверждал, что Тургенев в большей степени следовал Ауэрбаху, издавшему первые книги своих «Шварцвальдских рассказов» в 1843 году, за четыре года до появления первого рассказа «Записок охотника».

Другие исследователи приписывали основную роль в переходе Тургенева к изображению народной жизни влиянию Гоголя и в особенности Белинского.

Нет спора, что «Мертвые души» Гоголя, вышедшие в свет в 1842 году, были образцом для Тургенева и повлияли на него, усилив интерес к художественной прозе и к критическому реализму. Тем более несомненно, что громадное влияние на Тургенева оказал Белинский.
Тургенев еще со студенческих лет был внимательным читателем литературно-критических статей Белинского, в 1843 году завязал с ним личное знакомство, а потом, в течение ряда лет, до самой смерти Белинского поддерживал с ним дружеские отношения.

С другой стороны, и Белинский относился к Тургеневу доброжелательно. Это был для него справедливый, но строгий учитель, прямо и даже резко отмечавший все казавшееся ему фальшивым и художественно слабым в стихотворениях и поэмах Тургенева и горячо поддерживавший его литературные удачи, все, что могло вывести Тургенева на путь идейного реализма. Белинский приветствовал его переход к художественной прозе, к «Запискам охотника».

И тем не менее основную причину этого перехода нельзя усматривать во влиянии Белинского, как оно ни было значительно. Белинский только помогал Тургеневу осмысливать, приводить в систему те творческие искания, которые были свойственны ему и раньше, но с особенной силой проявились около 1846 года, когда он пришел к полному разочарованию во всей своей прежней литературной деятельности. Основная же причина перехода Тургенева к новой тематике, к новому жанру была та самая, которая побудила Григоровича в 1846 году, за год до «Хоря и Калиныча» Тургенева написать «Деревню», а в 1847 году – «Антона-горемыку», та самая, под воздействием которой Даль (казак Луганский) выпустил в свет в 1846 году повести и рассказы из народного быта, в Некрасов в 1845-1846 годах написал стихотворения «В дороге» и «Родина». Это была та самая причина, по которой и В. Г. Белинский в эти годы с наибольшей решительностью призывал рассматривать литературу как орудие общественной борьбы.

Основной причиной всех этих явлений было общественное движение, охватившее в 40-е годы XIX века широкие круги передовой (по преимуществу дворянской в то время) интеллигенции и коренившееся в том глубоком недовольстве, которое с каждым годом нарастало у закрепощенного крестьянства.

В пору создания «Записок охотника» положение народа, борьба за ликвидацию крепостнического рабства стояли в центре внимания передовых общественных и литературных деятелей. По определению Ленина, «когда писали наши просветители от 40-х до 60-х годов, все общественные вопросы сводились к борьбе с крепостным правом и его остатками» . Массовые крестьянские волнения в 40-е годы охватили многие области страны. Число крестьянских «бунтов» из года в год росло. Первый помещик России Николай I, напуганный революционным движением во Франции, Германии, Венгрии и Австрии, стремился жестоким террором подавить сопротивление народных масс. Царствование Николая Палкина, как назвал коронованного деспота Л. Н. Толстой, в одном из своих рассказов, было, по словам Герцена, «эпохой мглы, отчаяния и произвола». Удушливая общественная атмосфера вынудила Тургенева оставить в начале 1847 года на некоторое время родину и уехать за границу. «Я не мог дышать одним воздухом, - писал он в «Литературных и житейских воспоминаниях» по поводу замысла «Записок охотника», - оставаться рядом с тем, что я возненавидел; для того у меня, вероятно, не доставало надлежащей выдержки, твердости характера. Мне необходимо нужно было удалиться от моего врага за тем, чтобы из самой моей дали сильнее напасть на него. В моих глазах враг этот имел определенный образ, носил известное имя: враг этот был – крепостное право. Под этим именем я собрал и сосредоточил все, против чего я решился бороться до конца – с чем я поклялся никогда не примиряться…Это была моя Аннибаловская клятва; и не я один дал ее себе тогда» .

Тургенев остался верен своей клятве: в условиях полицейских преследований и цензурного террора он создал «Записки охотника» - эту глубоко правдивую картину крепостных России. Великое произведение Тургенева возникло в накалившейся атмосфере борьбы с реакцией и крепостничеством. Отсюда – тот пафос свободолюбия и гуманности, которым овеяны образы этих рассказов. «Все, что ни есть в русской жизни мыслящего и интеллигентного, - писал Салтыков-Щедрин об этой эпохе, - отлично поняло, что куда бы не обратились взоры, везде они встретятся с проблемой о мужике».

Тема крестьянства, как самая острая и самая важная в политической обстановке предреформенного периода, становится одной из главных тем художественной литературы. Кроме Тургенева, жизни крепостного крестьянства посвятили свои произведения многие прогрессивные 40-х годов, в том числе – Герцен («Сорока-воровка») и Григорович («Деревня», «Антон-горемыка»). Наболевший, требующий немедленного разрешения вопрос о положении крестьянства Тургенев освещал с демократических и гуманистических позиций. Это вызвало злобное раздражение в высших правительственных кругах. Министр просвещения в связи с выходом отдельного издания рассказов Тургенева предпринял специальное следствие о деятельности цензуры. По распоряжению Николая I цензор, дозволивший издание, был отстранен от должности. Вскоре, использовав как предлог напечатанные статьи о Гоголе, Тургенева арестовали и затем отправили в ссылку в село Спасское-Луговиново Орловской губернии. Об этом он писал Полине Виардо: «Я, по высочайшему повелению, посажен под арест в полицейскую часть за то, что напечатал в одной московской газете несколько строк о Гоголе. Это только послужило предлогом – статья сама по себе совершенно незначительна. Но на меня давно уже смотрят косо и потому привязались к первому представившемуся случаю…Хотели заглушить все, что говорилось по поводу смерти Гоголя, - и, кстати, обрадовались случаю подвергнуть вместе с тем запрещению и мою литературную деятельность» . О том, что причиной ареста и ссылки Тургенева были «Записки охотника», он писал в другом письме: «В 1852 г. За напечатание статьи о Гоголе (в сущности за «Записки охотника») отправлен на жительство в деревню, где прожил два года» .

До создания своей опальной книги у Тургенева не было еще уверенности в том, что составляет истинное его призвание. Он писал стихотворения, поэмы, повести, драмы, но в то же время мечтал об ученой карьере и готов был оставить литературные занятия под влиянием чувства неудовлетворенности своей писательской деятельностью. В «Записках охотника» дарование Тургенева предстало с новой стороны, во всей своей привлекательности и силе. Значение «Записок охотника» сознавал сам Тургенев. Он писал одному из своих друзей: «Я рад, что эта вышла; мне кажется, что она останется моей лептой, внесенной в сокровищницу русской литературы» .

480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников

240 руб. | 75 грн. | 3,75 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Автореферат - 240 руб., доставка 1-3 часа, с 10-19 (Московское время), кроме воскресенья

Лукина Валентина Александровна. Творческая история "Записок охотника" И. С. Тургенева: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01 СПб., 2006 187 с. РГБ ОД, 61:06-10/388

Введение

Глава I. Когда был написан «Хорь и Калиныч»?

1.1. Вопрос об истоках «Записок охотника» в современном тургеневедении

1.2. На подступах к «Запискам охотника». «Хорь и Калиныч» 27

Глава П. Основные этапы формирования никла «Записки охотника»

II. 1. Программы «Записок охотника» 52

11.2. К вопросу о времени возникновения замысла цикла. Начальный этап: от «Хоря и Калиныча» к «Льгову» 60

11.3. К истории создания «Бурмистра» 66

П.3.1. К истории возникновения замысла рассказа «Чертопханов и Недопюскин» 81

11.4. Завершение цикла в 1849 году. К истории создания «Гамлета 86 Щигровского уезда»

11.5. Расширение цикла в 1850-е годы. Отдельное издание «Записок охотника» 1852 года. Включение в цикл рассказа «Петр Петрович Каратаев»

Глава III. Окончательное оформление цикла (1870-е годы)

III. 1. Предыстория возобновления цикла

Ш.2. Рассказы 1870-х годов в связи с литературным творчеством Тургенева этого времени

Заключение

Список использованной литературы

Приложение I Приложение II Приложение III

Введение к работе

«Записки охотника» - центральное произведение И. С. Тургенева, справедливо названное им самим в одном из писем к П. В. Анненкову (хотя и с некоторой долей иронии) своей «лептой, внесенной в сокровищницу русской литературы».1 Рассказы, высоко оцененные современниками по мере их появления в «Современнике», будучи собраны воедино и напечатаны в 1852 году отдельной книгой, принесли своему автору безусловное признание как в России, так и в Западной Европе, а по истечении непродолжительного времени позволили говорить о них как о целостном произведении, которое, при всей своей безыскусности и кажущейся легкости, представляло выдающееся явление, отразившее характерные черты русского общества. Преследования, которым подвергся автор «Записок охотника», лишь подтвердили общественный резонанс и историческую значимость произведения.

В ноябре 1952 года, когда отмечалось столетие со дня выхода в свет первого отдельного издания «Записок охотника», в Орле, на родине писателя, проводилась специальная научная сессия, всецело посвященная проблемам изучения книги Тургенева. Доклады, прочитанные на этой сессии, легли в основу юбилейного сборника «"Записки охотника" И.С.Тургенева. (1852-1952)», вышедшего в 1955 году и не утратившего своей научной ценности до сих пор. В предисловии к сборнику М. П. Алексеев, рассказывая историю его появления, писал: «...Несмотря на то, что "Записки охотника" переиздаются многотысячными тиражами, изучаются в средних школах и вузах, научная литература об этой книге невелика, трудно доступна и в значительной своей части уже устарела».2

Несколько десятилетий спустя, отметив уже 150-летие «Записок охотника», мы все еще вынуждены говорить о том, что наши знания о произведении, с которого началась всемирная слава писателя, насчитывают значительное количество «белых пятен».

Нельзя сказать, чтобы «Записки охотника» мало привлекали внимание тургеневедов, напротив, в большей или меньшей степени ими занимались такие выдающиеся исследователи, как Б. М. Эйхенбаум, Н. Л. Бродский, М. К. Клеман, Ю. Г. Оксман, М. П. Алексеев, В. А. Громов, О. Я. Самочатова и многие другие.3 Однако длительный и непростой характер самой истории создания «Записок охотника», продолжавшейся на протяжении практически всей творческой жизни Тургенева, обусловил многие сложности, с которыми пришлось столкнуться исследователям. Прежде всего, следует указать на то, что оказалась утраченной большая часть рукописей «Записок охотника». В особенности пострадали автографы ранних рассказов: на сегодняшний день мы не имеем представления о местонахождении беловых и черновых рукописей первых пяти рассказов, появившихся в начале 1847 года на страницах преобразованного «Современника». Судьба этих рукописей до сих пор остается неизвестной.4 Этот факт тем более огорчителен, что как раз начальный этап работы Тургенева над «Записками охотника» является наименее документированным. Сохранившиеся письма Тургенева этой поры единичны и не дают никакого представления о том, как разворачивалась работа над «Хорем и Калинычем», «Ермолаем и мельничихой», «Моим соседом Радиловым», «Однодворцем Овсяниковым» и «Льговом». Свидетельства самого Тургенева о возникновении «Записок охотника» также немногочисленны и в большинстве своем относятся к гораздо более позднему периоду. Ретроспективный характер и некоторая противоречивость авторских свидетельств заставляют с большой долей осторожности относиться к содержащимся в них сведениям и вновь вернуться к вопросу о том, когда же была начата работа Тургенева над «Записками охотника».

Сохранилось всего пятнадцать черновых автографов, причем один из них (автограф рассказа «Бежин луг», хранящийся в РГАЛИ) - неполный, беловых известно только семь. Большая часть уцелевших рукописей «Записок охотника» (16 автографов) хранится в отделе рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ) в фонде № 795 (И. С. Тургенева). Здесь находятся черновые и беловые автографы рассказов «Чертопханов и Недопюскин» (ОР РНБ. Ф. 795. №10, 11), «Лес и степь» (№12, 13), «Певцы» (№ 14, 15), «Свидание» (№ 16, 17), черновые автографы рассказов «Бурмистр» (№ 3), «Контора» (№ 4), «Два помещика» (№ 5), «Уездный лекарь» (№ 6), «Малиновая вода» (№ 7), «Смерть» (№ 8), «Гамлет Щигровского уезда» (№ 9) и беловой автограф «Бежина луга» (№ 18). Часть рукописей «Записок охотника», в свое время оставшихся в парижском архиве Тургенева, ныне хранится в Парижской Национальной библиотеке. Фотокопии некоторых из этих автографов были переданы в 1962 году в Рукописный отдел Института русской литературы, среди них- черновой и беловой автографы рассказа «Живые мощи» (РОИРЛИ. P. I. Оп. 29. №251), а также черновые автографы рассказов «Конец Чертопханова» (№ 169, 255 (обложка)) и «Стучит!» (№ 170, №259 (обложка)). Кроме того, в Парижской Национальной библиотеке хранятся беловой автограф рассказа «Конец Чертопханова» и несколько автографов рассказа «Реформатор и русский немец» (оставшегося незавершенным), фотокопии которых также имеются в РО ИРЛИ (РО ИРЛИ. Р. I. Оп. 29. № 230). Помимо черновых и беловых автографов, сохранились авторизованные копии рассказов «Певцы» (ТИМ) и «Живые мощи» (РО ИРЛИ), а также цензурная рукопись «Записок охотника», которая была изготовлена для первого отдельного издания 1852 года и в настоящее время находится в двух архивохранилищах (первая часть- в РГАЛИ, вторая- в МГУ). См. об этом также: 30 ПССиП (2). С. 436-437; 301991. С. 657-663. Наглядное представление о рукописном фонде «Записок охотника» дает Приложение III.

Немалую сложность в изучении «Записок охотника» представляет и крайне запутанная история текста. В текстологическом отношении «Записки охотника» отличает одна особенность: каждый из двадцати пяти рассказов, составляющих цикл, имеет по несколько печатных источников, к которым присовокупляются в ряде случаев и черновые рукописи, с их чрезвычайно мелким и неразборчивым почерком, с обильной авторской правкой, внесенной во многих случаях карандашом, и с многочисленными пометами. Сверка всех этих источников между собой представляет чрезвычайно трудоемкий процесс.

Самый поверхностный обзор изданий «Записок охотника», предпринимавшихся с 1917 года, показывает, как неоднозначно решался вопрос о выборе дефинитивного текста. Так, в основу первого советского издания, предпринятого Б. М. Эйхенбаумом в 1918 году, были положены два издания- отдельное издание 1852 года и издание Н. Основского 1860 года (рассказы 1870-х годов при этом давались по первопечатным источникам).5 В первом научном собрании сочинений Тургенева под редакцией К. И. Халабаева и Б. М. Эйхенбаума тексты «Записок охотника» уже печатались по стереотипному изданию 1880 года, однако с внесением некоторых исправлений по автографам, журнальным публикациям и по тексту изданий 1852 и 1874 годов (ЗО 1929). В издании 1949 года основным источником был избран текст издания 1883 года (с привлечением изданий 1874 и 1880 годов).6 Тот же источник послужил основным при подготовке издания 1953 года.7

В целом, силами нескольких поколений исследователей была проделана огромная работа по изучению «Записок охотника». Итогом ее можно считать выход в свет 4-го тома первого академического Полного собрания сочинений и писем И. С. Тургенева в 1963 году.8 Следует, однако, признать, что, несмотря на значительные усилия при подготовке этого издания, оно оказалось небезупречным. В текстологической заметке к тому с «Записками охотника» А. Л. Гришунин указал, что «настоящее издание "Записок охотника" является первым подготовленным на основе изучения всех рукописных и печатных источников текста произведения, в том числе и черновых автографов». При этом сами тексты черновых рукописей в первом академическом издании по неизвестным причинам воспроизведены не были. Их публикация была обещана в одном из дополняющих издание сборников,10 которые начали выходить в следующем, 1964 году. В предисловии к первому «Тургеневскому сборнику», когда работа над завершением первого академического издания была в самом разгаре, М. П. Алексеев еще раз повторил обещание опубликовать в ближайшее время тексты черновых рукописей,11 однако ни в одном из пяти сборников они так и не появились. Можно с известной долей вероятности говорить о том, что тексты некоторых рукописей готовились к публикации для третьего «Тургеневского сборника», но по каким-то причинам и на этот раз их публикация не состоялась.

Между тем значение сохранившихся рукописей «Записок охотника» для выяснения фактической истории создания этого произведения трудно переоценить. Впервые к их систематическому изучению обратился Михаил Карлович Клеман, осуществивший кропотливую работу по выявлению сохранившихся на полях некоторых автографов так называемых «программ» «Записок охотника». Работу М. К. Клемана продолжил его ученик А. П. Могилянский, подготовивший тексты программ для первого академического издания. Однако, несмотря на огромное значение проделанной в этой области работы, некоторые проблемы так и не были решены, что побуждает вновь вернуться к этому вопросу.

Довольно подробное описание сохранившихся рукописей «Записок охотника» (включая беловые и цензурные) было дано Р. Б. Заборовой (автографы, хранящиеся в РНБ) и М. А. Шелякиным (автографы, находящиеся в московских архивохранилищах). Особую ценность этой работы определяло то обстоятельство, что в ней впервые приводились данные о содержащихся на полях и не раскрытых в достаточной степени надписях, рисунках, датах, именах и других ценных сведениях, однако описание это было далеко не полным, поскольку не все записи поддавались расшифровке.

Большое количество материалов, имеющих отношение к истории «Записок охотника», было введено в оборот, когда появилось описание парижского архива Тургенева, выполненное А. Мазоном.14 Впоследствии, после того как часть архива, описанного Мазоном, в 1950-е годы была приобретена Парижской Национальной библиотекой, значительная доля новых материалов была опубликована в тургеневских томах «Литературного наследства», в частности, сохранившийся в двух редакциях незавершенный рассказ «Русский немец и реформатор».15

Казалось бы, накопленный значительный материал должен был способствовать скорейшему изданию черновых рукописей «Записок охотника», тем не менее автографы рассказов во второе академическое издание не были включены. Между тем отсутствие научного описания сохранившихся рукописей обедняет представление о механизме воплощения авторского замысла и затрудняет изучение хода работы Тургенева над отдельными рассказами, а в ряде случаев ведет к накоплению ошибочных суждений вокруг «Записок охотника».

Впервые попытка обнародовать черновые редакции была предпринята в последнем по времени научном издании «Записок охотника», осуществленном в серии «Литературные памятники» в 1991 году (ЗО 1991). Введенный в этом издании целый пласт новых материалов, однако, нуждается в дальнейшем осмыслении, а нередко - ив уточнении. Следует также заметить, что, к сожалению, включение составителями в это издание черновых редакций «Записок охотника» не нашло достойного отражения в комментариях, повторяющих по сути комментарии тех же авторов в первом и втором академических изданиях.

Приходится признать, что, при значительных успехах, достигнутых в разработке частных вопросов, в современном тургеневедении не существует целостной картины всех этапов создания «Записок охотника». Несмотря на наличие ряда исследований, посвященных проблеме происхождения «Записок охотника», а также значительного количества работ, так или иначе затрагивающих ее, все же большинство исследователей вынуждено констатировать, что творческая история «Записок охотника» до сих пор остается малоизученной во многих отношениях. При этом многое из достигнутого нуждается в переосмыслении, в особенности ввиду преобладания в течение длительного времени социально обусловленного, идеологически окрашенного подхода к этому произведению Тургенева.

Кроме того, за последние несколько десятилетий не только в России, но и других странах появилось большое число публикаций и исследований, значительно расширивших представление о таком малоизученном отрезке биографии и творчества писателя, каким является вторая половина 1840-х годов. Вновь обнаруженные материалы ставят перед исследователями ряд проблем как чисто фактологического характера, так и более общего плана. Так, до сих пор нерешенными остаются следующие вопросы: каким образом и когда подошел Тургенев к созданию «Записок охотника»? Задумывались ли они изначально как цикл или появились «случайно», благодаря неожиданному успеху «Хоря и Калиныча»? Как и в силу каких причин менялись творческие задачи Тургенева за время формирования так называемого основного цикла? И наконец, почему в 1870-е годы Тургенев вновь возвращается к работе над «Записками охотника» и добавляет к ним три новых рассказа? Попытки ответить на эти вопросы составляют содержание предпринимаемого исследования.

На подступах к «Запискам охотника». «Хорь и Калиныч»

Вопрос о времени возникновения и осуществления замысла «Хоря и Калиныча» до сих пор остается одним из наиболее «темных» и вместе с тем ключевых эпизодов в творческой истории «Записок охотника». Решение его значительно осложняет отсутствие автографов, а также каких бы то ни было упоминаний о работе над рассказом, относящихся непосредственно к этому периоду. Единственное известное нам прямое развернутое авторское свидетельство об истории создания «Хоря и Калиныча», содержащееся в «Воспоминаниях о Белинском» (1869), носит ретроспективный характер и отделено от времени создания самого рассказа временным промежутком более чем в двадцать лет.42

Возвращаясь к событиям конца 1840-х годов и роли, которую сыграл Белинский в становлении его как писателя, Тургенев писал: «Что касается собственно до меня, то должно сказать, что он Белинский. - В. Л. , после первого приветствия, сделанного моей литературной деятельности, весьма скоро - и совершенно справедливо - охладел к ней; не мог же он поощрять меня в сочинении тех стихотворений и поэм, которым я тогда предавался. Впрочем, я скоро догадался сам, что не предстояло никакой надобности продолжать подобные упражнения, - и возымел твердое намерение вовсе оставить литературу; только вследствие просьб И. И. Панаева, не имевшего чем наполнить отдел смеси в 1-м нумере "Современника", я оставил ему очерк, озаглавленный "Хорь и Калиныч". (Слова: "Из записок охотника" были придуманы и прибавлены тем же И. И. Панаевым с целью расположить читателя к снисхождению.) Успех этого очерка побудил меня написать другие; и я возвратился к литературе» (ПССиП (2). Сочинения. Т. 11. С. 46. Выделено мною. - В. Л.).

Это свидетельство Тургенева было безоговорочно принято большинством исследователей и долгое время служило основным (и зачастую единственным) источником для реконструкции истории создания первого рассказа «Записок охотника», а за ним и всего цикла. «Итак, появление "Хоря и Калиныча" было почти случайным, - заключал со слов Тургенева Б. Эйхенбаум в «Примечаниях» к первому научному изданию «Записок охотника», - и притом в такой момент, когда Тургенев менее всего рассчитывал на успех. Для редакции "Современника", как и для самого Тургенева, этот очерк вовсе не был началом большого произведения и даже не относился к собственно беллетристическому роду- недаром он и был напечатан петитом в отделе "Смесь"».43 Кажется, что обстоятельства появления «Хоря и Калиныча» предельно ясны: будучи неудовлетворен результатами своей литературной деятельности, Тургенев принимает решение оставить ее, и только настойчивая просьба Панаева вынуждает его написать или передать для «Смеси» что-нибудь из имевшихся в запасе материалов- этим «что-нибудь» и оказывается рассказ «Хорь и Калиныч», причем ни Тургенев, ни Панаев тогда, как следует из «Воспоминаний о Белинском», не придавали этому небольшому произведению особого значения. В дальнейшем Тургенев отправляется за границу, где его застает неожиданное известие об успехе «Хоря и Калиныча», и он решает продолжать рассказы в том же роде; так появились «Записки охотника», а сам Тургенев вернулся к литературной деятельности.

Однако при ближайшем рассмотрении многие из приведенных Тургеневым в «Воспоминаниях о Белинском» фактов не находят документального подтверждения. Еще М. К. Клеман обратил внимание на то, что данное свидетельство Тургенева об обстоятельствах появления в печати

«Хоря и Калиныча» и о возникновении замысла цикла рассказов «не во всем точно». ІСлеман исходил из того, что самое раннее из известных ему упоминаний начального очерка «Записок охотника» датировалось 14 (26) декабря 1846 года, что ставило под сомнение отдельные детали в рассказе Тургенева. Речь шла об упоминании, которое содержится в письме Н. А. Некрасова, сообщавшего А. В. Никитенко: «Препровождаю небольшой рассказ Тургенева- для "Смеси" 1-го №,- по крайнему моему разумению- совершенно невинный».44 Основываясь на этом письме, Клеман пришел к выводу о том, что рукопись «Хоря и Калиныча» была передана Тургеневым в редакцию журнала не позднее первой половины декабря, задолго до отъезда за границу, состоявшегося 12 (24) января 1847 года.45 Однако, как впоследствии обнаружила Р. Б. Заборова, первое печатное упоминание о «Хоре и Калиныче» появилось еще ранее: в одиннадцатом номере «Современника» за 1846 год, в объявлении об издании журнала в 1847 году (цензурное разрешение 1 (13) ноября 1846 года).46 Следовательно, уже в октябре 1846 года Тургенев окончательно утвердился в намерении поместить «Хоря и Калиныча» в, первый номер преобразованного «Современника».

В то же время М. К. Клеману представлялось маловероятным утверждение Тургенева о том, что подзаголовок «Из записок охотника» был приписан И. И. Панаевым без ведома автора. «Личная приязнь» между Тургеневым и Панаевым была, как известно, «в достаточной степени поверхностна».48 Вспомним также о деятельном участии Тургенева в подготовке первого номера «Современника»: помимо «Хоря и Калиныча», в нем были опубликованы его стихотворный цикл «Деревня», рецензия на трагедию Н. В. Кукольника «Генерал-поручик Паткуль» и фельетон «Современные заметки». Трудно предположить, что писатель не знал, в каком виде появлялись в «Современнике» его вещи.49 Эпизод с участием Панаева в появлении первого рассказа «Записок охотника» не находит подтверждения и в косвенных источниках. Не получил он отражения ни в «Литературных воспоминаниях» самого Панаева, ни в его переписке.5

К вопросу о времени возникновения замысла цикла. Начальный этап: от «Хоря и Калиныча» к «Льгову»

На основании ретроспективного свидетельства Тургенева о «случайном» происхождении ЗО, данного в «Воспоминаниях о Белинском», в тургеневедении закрепилось представление о том, что лишь весной 1847 года писатель пришел в мысли создать цикл рассказов. Более того, считается, что не только выполнение, но и замысел четырех рассказов, последовавших за первым «отрывком» из ЗО и опубликованных в пятом номере «Современника» за 1847 год («Ермолай и мельничиха», «Мой сосед Радилов», «Однодворец Овсяников» и «Льгов»), должен быть отнесен к ранней весне 1847 года.

История вопроса вновь возвращает нас к имени М. К. Клемана, точка зрения которого была впоследствии безоговорочно поддержана большинством тургеневедов. По мнению Клемана, сама история публикации первых рассказов ЗО в «Современнике» подтверждала сообщение Тургенева о том, что намерение дать цикл связанных между собой рассказов возникло у него только после определившегося успеха «Хоря и Калиныча». В качестве доказательства исследователь указывал на то обстоятельство, что первые два рассказа будущего цикла - рассказы «Хорь и Калиныч» и «Петр Петрович Каратаев»19- не были отмечены порядковыми номерами. Нумерация началась только с третьего рассказа- «Ермолай и мельничиха», помещенного (вместе с тремя другими рассказами) в пятом номере «Современника».20 Кроме того, Клеман считал показательным перерыв в несколько месяцев, который отделял появление «Хоря и Калиныча» (в январской книжке) от публикации следующих четырех рассказов (в майской).

«Заметной вехой» в творческой истории ЗО считал майскую книжку «Современника» и В. А. Громов, полагавший, что именно в ней впервые была начата циклизация «отрывков» под сводным заглавием. С пятым номером Громов связывал также возникновение первых программ ЗО: «На уцелевшем черновом автографе "Бурмистра", законченном в Зальцбрунне, куда Тургенев приехал с Белинским 22 мая (3 июня) 1847 г. и где, очевидно, им и был получен пятый номер журнала, впервые появляются так называемые "программы", т. е. наброски плана будущей книги и даже первый вариант ее титульного листа.. . ».23

Однако факты, на которых базируется представление о том, что Тургенев впервые стал думать о цикле лишь весной 1847 года, не дают оснований для столь категоричного толкования.

Во-первых, рассказ «Петр Петрович Каратаев» появился в февральской книжке не только без номера, но и без подзаголовка («Из записок охотника»), которым был снабжен «Хорь и Калиныч» и все последующие рассказы. В качестве подзаголовка здесь стояло слово: «Рассказ».24 Немаловажно также, что решение ввести «Петра Петровича Каратаева» в 30 было принято Тургеневым только в 1850 году, когда основной состав цикла уже определился и писатель обдумывал состав будущего отдельного издания. Под названием «Русак» он был вписан под номером 24 в Программу X, которая представляет собой проект отдельного издания, наиболее близкий изданию ЗО 1852. До этого момента рассказ не был обозначен ни в одной из известных программ. Существенным фактом является также то, что «Русак» был внесен в Программу X не сразу: первоначально под номером 24 Тургенев провел волнистую черту, которая, по-видимому, обозначала, что писатель не был уверен, какой рассказ сюда поместить.

Во-вторых, появившийся в майской книжке рассказ «Ермолай и мельничиха» был помечен номером II, а не III. И хотя тут же (например, в академическом издании) оговаривалось, что в намерение Тургенева «не входило сначала включать в цикл рассказ "Петр Петрович Каратаев"», именно на этом основании был сделан вывод о том, что решение создать цикл рассказов окончательно оформилось лишь весной 1847 года.2 Л. Н. Смирнова априори заключила, что «работа над рассказом "Ермолай и мельничиха", вторым в цикле, могла быть начата не раньше середины января 1847 г.».

Фактически работа над рассказами, появившимися в «Современнике» под номерами II-V, датируется исследователями февралем-мартом 1847 года только по времени их представления в редакцию журнала. Необходимо заметить, что в свое время М. К. Клеман не исключал «возможность, что все четыре очерка т. е. рассказы, появившиеся в пятом номере «Современника». - В. Л. были написаны гораздо раньше, а в феврале и марте 1847 года только отделаны и перебелены», хотя и считал это предположение малоправдоподобным. Замечание исследователя было тогда оставлено без внимания, однако приведенные выше аргументы заставляют еще раз вернуться к истории создания и публикации первых рассказов из ЗО. Прежде всего, необходимо обратиться к обстоятельствам появления рассказа «Ермолай и мельничиха». Точными данными о его написании мы не располагаем. Известно лишь ответное письмо Некрасова от 15 (27) февраля 1847 года, в котором он благодарит Тургенева за присылку «Ермолая и мельничихи»: «Спасибо Вам и за память об нас и за память об "Современнике". Рассказ Ваш я прочел- он очень хорош, без преувеличенья: прост и оригинален. Завтра дам его Белинскому - он, верно, скажет то же».29 Из этого письма вытекает, что уже к середине февраля рассказ был в распоряжении редакции «Современника». Следовательно, отделку его Тургенев должен был завершить (чтобы успеть изготовить беловую рукопись) в конце января- самое позднее в первых числах февраля, т. е. до того момента, как до него стали доходить первые письменные отклики об успехе «Хоря и Калиныча» Панаева, Белинского и самого Некрасова. Как следует из того же письма Некрасова, высылая рукопись «Ермолая и мельничихи», Тургенев, по-видимому, сообщал о том, что вовсю работает над продолжением ЗО, и обещал доставить в ближайшее время еще один рассказ- «Мой сосед Радилов». «Работайте, коли работается, - дело хорошее, - писал в ответ Некрасов, - ... Радилова я буду ждать с нетерпением; мне эти ваши рассказы по сердцу пришлись». Очевидно, обещание было выполнено и вскоре «Мой сосед Радилов» был выслан Некрасову, поскольку в начале марта рассказ уже был в распоряжении редакции. Это подтверждает письмо Белинского, который писал 17 марта ст. ст. о своем впечатлении от прочтения «Радилова» В. П. Боткину: «Он Тургенев. - В. Л прислал рассказец (3-й отрывок из "Записок охотника") - недурен... ».31 То, что Белинский называет рассказ «Мой сосед Радилов» третьим отрывком, означает, что, во-первых, он не отождествлял с ЗО рассказ «Петр Петрович Каратаев», а, во-вторых, порядковые номера рассказов, по всей вероятности, были выставлены в рукописях самим Тургеневым (в пользу этого предположения говорит и то, что номера неизменно проставлялись Тургеневым в позднейших, известных нам беловых и в большинстве черновых автографов).

К истории возникновения замысла рассказа «Чертопханов и Недопюскин»

Особо следует остановиться на упоминавшемся выше загадочном заглавии рассказа из Программы I, который значится в ней под № 11 как «Пом ещик Ив ан Бессонный». Фигурирует он и в Программе III под сокращением «П. И. Б.». М. К. Клеман связывал его с замыслом рассказа «Реформатор».59 Руководствуясь свидетельством Н. А. Островской о содержании последнего рассказа, Клеман предположил, что «характеристика одного из помещиков уполномочивает, как кажется, отождествить "Реформатора" с более ранним замыслом "Помещик Иван Бессонный"». Эту догадку, по его мнению, подтверждало то обстоятельство, что замысел очерка «Реформатор» появляется в программах одновременно с исчезновением из них «Помещика Ивана Бессонного». Однако после обнародования сохранившегося автографа рассказа «Реформатор и русский немец», оставшегося неизвестным Клеману, предположение исследователя было снято с повестки дня. Сущность же замысла «Помещика Ивана Бессонного» так и осталась непроясненной.

Между тем обращает на себя внимание замысел рассказа под номером 19 в Программе V, где впервые появляется заглавие «Помещик Чертапханов так! и дворянин Недопюскин» (впоследствии измененное, очевидно, в ходе цензурного прохождения рассказа на: «Чертопханов и Недопюскин»). Запись подверглась значительным изменениям, последовательность которых восстановить крайне затруднительно, и имеет следующий вид: пюскин Недо Дворянин Помещик и. [Иван Иванович] [Пом ещик ] [Дворянин] Чертапханов

Сначала Тургенев, по всей видимости, под номером 19 записал «Иван Иванович», затем зачеркнул, написал рядом: «Пом ещик » и снова зачеркнул. Возможно, к зачеркнутому слову «Пом ещик » относится приписанный снизу «Чертапханов», тогда второй вариант следует читать: «Пом ещик Чертапханов» (об этом говорит также то обстоятельство, что Л. 1 черновой редакции помечен инициалами «П омещик Ч ертапханов », л. 2 - «Продолжение Пом ещика Черт апханова и Дв орянина Нед опюскина »).61 Далее, вероятно, под зачеркнутыми словами «Иван Иванович» было вписано: «Дворянин», снова зачеркнуто62 и вписано сверху над ними же: «Помещик»,63 в результате читаем: «Помещик Чертапханов». Впоследствии лесенкой было приписано: «и Дворянин Недопюскин». Окончательный вариант, который обнаруживается в черновом и беловом автографах: «Помещик Чертапханов и Дворянин Недопюскин».64

Особый интерес вызывает первоначальный слой записи: «Иван Иванович», который выделяется в академическом издании в качестве неосуществленного самостоятельного замысла.65 По поводу возможного содержания рассказа «Иван Иванович» было высказано несколько гипотез, ни одна из которых не получила дальнейшего развития. А. П. Могилянский выдвинул два предположения, согласно которых название «Иван Иванович» могло быть 1) первоначальным названием будущего рассказа «Чертопханов и Недопюскин» {ЗОПССиП(І). С. 476; повторено: ЗОПССиП(2). С. 386); 2) вариантом заглавия «Помещик Иван Бессонный», зафиксированного в предыдущих программах {Программы I и III). А. Л. Гришунин предположил также, что замысел «Иван Иванович» мог быть связан с личностью И. И. Лутовинова и был частично реализован в рассказе «Бежин луг».

Выстраивающаяся при этом последовательность: «Помещик Иван Бессонный»- «Иван Иванович»- «Помещик Чертапханов и Дворянин Недопюскин» - не возникала даже на уровне гипотезы. В то же время имеются веские основания предполагать, что замысел рассказа «Чертопханов и Недопюскин» возник из первоначального заглавия «Помещик Иван Бессонный».

Сильным аргументом в пользу данного предположения являются результаты краеведческих разысканий об одном из возможных прототипов героя рассказа - Пантелея Ереемеича Чертопханова. По предположению, высказанному В. А. Новиковым, Тургенев «списал» своего героя с соседа по имению - Александра Афанасьевича Бессонова.67 Как и герой тургеневского рассказа, служивший весьма недолгое время в армии и вышедший в отставку «"по неприятности", тем чином, по поводу которого распространилось мнение, будто курица не птица» (ЗОПССиП (2). С. 277), А. А. Бессонов был «уволен от службы по домашним обстоятельствам» в чине прапорщика. Увольнению его, однако, предшествовала «неприятность», вследствие которой за клевету на офицера своей части и какую-то дикую выходку он находился под следствием «с выдержкой на гауптвахте». Уйдя в отставку, Бессонов поселился в маленьком имении отца, однако положение его было настолько незавидное, что в 1842 году он предлагал продать половину своего имения В. П. Тургеневой, о чем та сообщала сыну в письме от 25, 27 июля 1842 года. Владелец Бессонова (или Бессоновки), как и тургеневский герой, был наделен «сумасбродной отвагой» и «буйным характером». О том, что характером и поведением он мог напоминать Пантелея Ереемеича Чертопханова, слывшего в тургеневском рассказе «во всем околотке человеком опасным и сумасбродным, гордецом и забиякой первой руки» (ЗО ПССиП (2). С. 277), говорит, например, один архивный документ начала 1844 года. Накануне дворянских выборов Н. Н. Тургенев (дядя писателя), бывший в ту пору Чернским предводителем дворянства, представляя губернскому представителю списки дворян, находившихся под судом и следствием, упомянул и А. А. Бессонова, который, как выясняется, привлекался уездным земским судом за буйство в пьяном виде в усадьбе своего соседа Черемисинова и за то, что отнял у работника чернского мещанина Петра Ситникова лошадь.69

Предыстория возобновления цикла

Среди причин, по которым Тургенев в 1848 году прекращает работу над ЗО, возможно, было окрепшее желание писателя попробовать себя в других, более крупных жанрах. В это время он активно работает над драматическими вещами («Где тонко, там и рвется», «Вечеринка», «Нахлебник», «Холостяк»), серьезно размышляет о стезе критика и занят мыслью о создании романа. В упоминавшемся письме Некрасова от 17 (29) декабря 1848 года к Тургеневу, в котором он извещает о получении «Леса и степи», есть и следующие строки: «Напишите, как называется Ваш роман, чтоб его можно было объявить, если хотите дать его нам, на что я и надеюсь».105 Очевидно, речь шла о романе «Два поколения», первоначальный вариант заглавия которого- «Борис Вязовнин» - сохранился в рукописи «Гамлета Щигровского уезда».107

Усиленные творческие поиски нового направления и новых форм сквозят в переписке этого периода с Полиной Виардо. По содержанию этих писем прослеживается возросший интерес Тургенева к театральным постановкам в Париже, его разочарование в современной драматургии и обращение к творениям великих художников прошлого (отсюда увлечение Кальдероном, упоминание имен Аристофана, Шекспира, Гете), а также усиленное чтение исторических произведений. Вывод, который он делает о состоянии современной литературы, звучит неутешительно: «Между тем в критическое и переходное время, которое мы переживаем, все художественные или литературные произведения представляют, самое большее, лишь смутные и противоречивые размышления, лишь эклектизм их авторов; жизнь распылилась; теперь уже не существует мощного всеохватывающего движения, за исключением, может быть, промышленности... . Как только социальная революция совершится - да здравствует новая литература! До тех пор у нас будут лишь понсары и гюго или, самое большее, могучие, но мятущиеся пророки, как Жорж Санд» (ПССиП (2). Письма. Т. 1. С. 379).

В 1850 году Тургенев возвращается в Россию и вскоре вновь возвращается к работе над ЗО. Осенью 1850 года из-под его пера выходят «Певцы» и «Свидание», а зимой 1850-1851 годов создаются «Бежин луг» и «Касьян с Красивой Мечи». Эти рассказы, а также вопрос об их месте и значении в ЗО не раз становились объектом внимания исследователей. В свое время М. К. Клеман отмечал, что характер заключительных очерков ЗО приближается к психологической новелле. Он полагал, что события Французской революции 1848 года, подвергшие значительным испытаниям либеральные установки писателя, привели к тому, что «освободительные тенденции» в позднейших эпизодах значительно поблекли.108 Наиболее полное выражение эта точка зрения получила в работах В. А. Ковалева, утверждавшего, что в рассказах ЗО 1850-х годов Тургенев решал совершенно иную творческую задачу. В центре новых отрывков ЗО, по мнению исследователя, было отображение «национального своеобразия русского народа». «В этих очерках, - писал В. А. Ковалев, - Тургенев целиком сосредоточился на этической "реабилитации" крестьянства». Вслед за Клеманом и Ковалевым неоднородность рассказов ЗО, особенно ярко обозначившуюся в добавившихся к ним рассказах 1850-х годов, отмечала М. М. Клочихина. Исследовательница усматривала в них некоторые элементы так называемой «новой манеры» Тургенева, выразившейся в стремлении писателя к углублению психологической характеристики персонажей, к усилению внутренней динамичности и развернутости сюжета, к строгому соблюдению «чувства меры» и «объективности» повествования, к очищению языка рассказов от диалектных слов и провинциализмов.110 Современный исследователь, анализируя рассказ «Бежин луг» также пишет о том, что в 1850-е годы «к открытиям Тургенева в области народной тематики и в теме природы прибавился необыкновенный психологизм созданных им портретов-характеров». l1

Несмотря на отмеченные отличия новых рассказов ЗО от создававшихся в конце 1840-х годов, важным моментом представляется то, что решение возобновить ЗО возникает у Тургенева сразу же по возвращении в Россию летом 1850 года. Рискнем предположить, что после затянувшегося пребывания в Европе знакомство с новыми реалиями быстро менявшейся русской жизни побудило писателя продолжить рассказы о русском народе.

Это нисколько не отменяло установки на полнокровное описание русской действительности в предыдущих рассказах, а скорее относилось к возросшему мастерству Тургенева-художника.

Открыто высказался на эту тему писатель в рецензии о переводе «Вильгельма Телля». За афористической формой высказывания, без сомнения, скрывалось выстраданное убеждение: «высшее для художника счастье: выразить сокровеннейшую сущность своего народа» (ПССиП (2). Сочинения. Т. 1.С. 190).

Завершение четырех новых рассказов обозначило окончательный этап в формировании основного цикла ЗО. Уже в ходе работы над первым из добавившихся в 1850-е годы к ЗО рассказом «Певцы» Тургенев возвращается к мысли о том, чтобы собрать все рассказы и издать их отдельной книгой. На полях чернового автографа «Певцов» (Л. 3), в котором он обозначен под своим первоначальным заглавием «Притынный кабачок», находится последняя из известных нам программ ЗО, заслуживающая самого пристального внимания.

Запись представляет развернутый рабочий проект отдельного издания 30, наиболее близкий изданию ЗО 1852. Сначала Тургенев, по всей видимости, набросал список уже завершенных и опубликованных к тому времени в «Современнике» рассказов, общее число которых составило 16. После этого он приписал названия новых рассказов, предназначенных для включения в отдельное издание, волнистой линией пометив те из них, работу над которыми еще предстояло завершить. Среди добавленных к первым шестнадцати рассказам значились: «Притынный кабачок», «Два помещика», «Свидание», «Русский немец и реформатор» и «Бежин луг». Отсутствие волнистой линии рядом с рассказами «Притынный кабачок» и «Два помещика» означало, что рассказы эти были на момент составления программы завершены.

Очевидно, Тургенев не сразу определился с общим числом рассказов для отдельного издания. Сначала он, по-видимому, предполагал разделить книгу на две части по десять рассказов в каждой, и обозначил это отчеркиванием под рассказом «Бирюк», однако в дальнейшем решил расширить цикл до двадцати четырех рассказов, таким образом отчеркивание переместилось на две позиции ниже. Это подтверждает и подсчет под чертой, где цифра 10 оказалась переправленной на 12. При этом Тургенев изначально не был уверен в том, какие рассказы он поместит под номерами 23 и 24. Место это было оставлено им пустым, и лишь некоторое время спустя пропуски заполнили названия «Безумная» и «Русак» (первоначальной заглавие «Петра Петровича Каратаева»).

Энциклопедичный YouTube

1 / 5

✪ Хорь и Калиныч. Иван Тургенев

✪ 2000195_8 Тургенев И.С. "Записки охотника" Хорь и Калиныч

✪ БИРЮК. Иван Тургенев

✪ Бежин ЛУГ. Иван Тургенев

✪ 2000195_12 Тургенев И.С. "Записки охотника" Контора Chast 1

Субтитры

Друзья, если у вас нет возможности читать рассказ Ивана Тургенева «Хорь и Калиныч», смотрите это видео. Это история о двух друзьях-мужиках. Написал рассказ Тургенев в 1847 году. События происходят в тот же период. Рассказ входит в сборник «Записки охотника». Дальше от первого лица. Итак… Те, кто бывал в Орловской и Калужской губерниях, видели, что мужики в этих губерниях очень отличаются друг от друга. Орловский мужик низкий, сутулый, угрюмый, живёт в дрянных избах, торговлей не занимается, ест плохо, носит лапти. А вот Калужский мужик высокий, весёлый, живёт в просторных избах, торгует и даже иногда ходит в сапогах. В Орловской губернии избы строят очень близко друг к другу, покрывают их гнилой соломой, вокруг даже деревьев нет. А в Калужской – дворы просторные, крыши надёжные, вокруг лес растет. Потому охотники любили охотиться в Калужской губернии. Я как-то охотился там и познакомился с помещиком Полутыкиным. Он был страстным охотником и хорошим человеком. Был, правда, за ним один грешок. Он напрашивался в мужья ко всем богатым невестам в округе, и все его отшивали. В первый же день нашего знакомства Полутыкин пригласил меня к себе переночевать. - До дома далековато – 5 вёрст. Зайдём сначала к моему мужику Хорю, - сказал он. Посреди леса на расчищенной поляне стояла усадьба старика Хоря. Это были несколько домиков, соединённых забором. Нас встретил сын старика Федя лет 20-ти. Сказал, что отец в город уехал. Пригласил нас в дом. Внутри всё было чисто. Федя принёс нам хлеба, кваса, огурцов. Мы перекусили. Затем подъехала телега с другими сыновьями Хоря. Их было семеро. Ещё один был в лесу, а другой – с отцом в городе. Мы не стали дожидаться Хоря, сели в телегу, и его сын Василий отвёз нас в дом Полутыкина. - Скажи, почему Хорь живёт отдельно от других твоих мужиков? – спросил я за ужином. - Да потому что он умнее других мужиков. У него 25 лет назад изба сгорела. Он пришёл к моему отцу и попросил разрешения жить в лесу у болота. При этом попросил не напрягать его никакой работой, а назначить любой оброк. Отец сказал, чтобы платил 50 рублей в год. И с тех пор Хорь поселился на болоте, а его тогда Хорём и прозвали. И вот он платил моему отцу 50 рубасов. Мне платит уже 100. Да я ещё накину. Я ему говорил, чтобы он откупился. А он отвечает, что денег у него нет. Утром мы снова поехали на охоту. Когда проезжали через деревню, Полутыкин позвал Калиныча. Это был высокий мужик лет 40. Он каждый день ходил с барином на охоту. Был его помощником во всём. Без него Полутыкин не охотился. Калиныч был весёлым парнем. В полдень, спасая нас от жары, Калиныч отвёл нас в свою избушку в лесу рядом с пасекой. Мы поспали, походили по лесу и вернулись в дом Полутыкина. Он сказал, что Калиныч – хороший мужик, но вот хозяйство своё не может привести в порядок, потому что сам Полутыкин каждый день его забирает на охоту – когда же ему хозяйством заниматься? На другой день Полутыкин со своим соседом поехал по делам в город. А я сам поехал на охоту и вечером зашёл к Хорю. На пороге меня встретил хозяин – низкий, лысый, крепкий. Он был похож на древнегреческого философа Сократа. Мы вошли в его дом, поговорили на разные темы. Я спросил, почему он не откупится от барина. Но Хорь чёткого ответа не дал. Так вокруг да около отвечал. Я попросился переночевать у него в сарае на сене. Утром меня разбудил Федя. Мы сели завтракать. - Скажи, а почему все сыновья живут с тобой? – спросил я у Хоря. – У них ведь семьи свои есть. - Хотят жить со мной – пусть живут. Только Федя один не женат. А Ваське ещё рано. К Хорю зашёл Калиныч. С пучком земляники в руках. Старик был рад дорогому гостю. Следующие три дня я провёл у Хоря. Наблюдал за ним и Калинычем. Они были разными. Хорь – прагматичный, Калиныч – мечтатель. У Хоря было большое семейство, а у Калиныча детей вовсе не было. Хорь насквозь видел Полутыкина, а Калиныч преклонялся перед ним. - Что же тебе твой любимый хозяин даже новых лаптей не купит? – спрашивал Хорь, хвастаясь своими сапогами. – Да потому что он жлоб – твой хозяин. А вообще, Хорь говорил мало, в отличии от Калиныча. Хорь был ближе к обществу, а Калиныч – к природе. Хорь к любой новой информации относился скептически, а Калиныч – слепо верил всему. Я много всего узнал от Хоря о бизнесе в деревне: разные фишки, как можно больше заработать. Я и сам много всего рассказывал Хорю. Особенно о загранице. Хорь расспрашивал о людях и бизнесе, а Калиныч – о природе и городах. Что странно, Хорь читать не умел, а Калиныч – умел. Хорь женщин за людей не считал, не уважал их. Его жена всё время лежала на печи и не вылазила, потому что боялась мужа. Калиныч хорошо пел, играл на балалайке. На четвёртый день Полутыкин прислал за мной. Жаль мне было расставаться со стариком. Мы с Калинычем сели в телегу и поехали. А на следующий день я покинул имение Полутыкина. Вот такой рассказ, друзья.

История создания и публикации

Лето и часть осени 1846 года Тургенев провёл в Спасском-Лутовинове . Писатель почти не прикасался к перу, зато много охотился; его постоянным спутником был егерь Чернского уезда Афанасий Алифанов. Выехав в середине октября в Петербург, писатель узнал, что в «Современнике» произошли изменения: журнал приобретён Некрасовым и Иваном Панаевым . Новая редакция попросила Тургенева «наполнить отдел смеси в 1-м номере» .

Рассказ «Хорь и Калиныч», написанный для первого номера, вышел в январском выпуске «Современника» (1847). Подзаголовок «Из записок охотника», давший название всему циклу, был предложен Панаевым . Поначалу Тургенев не слишком отчётливо видел ракурс будущего произведения: «кристаллизация замысла» шла постепенно :

В 1852 году «Записки охотника» вышли отдельной книгой. Её выход имел последствия для чиновника цензурного ведомства Владимира Львова , давшего разрешение на выпуск сборника. Львова сняли с должности, а для его коллег было издано специальное распоряжение с указанием: «Так как статьи, которые первоначально не представляли ничего противного цензурным правилам, могут иногда получить в соединении и сближении направление предосудительное, то необходимо, чтобы цензура не иначе позволяла к печатанию подобные полные издания, как при рассмотрении их в целости» .

Список рассказов и первые публикации

• Хорь и Калиныч (Современник, 1847, № 1, отд. «Смесь», с. 55-64)
• Ермолай и мельничиха (Современник, 1847, № 5, отд. I, с. 130-141)
• Малиновая вода (Современник, 1848, № 2, отд. I, с. 148-157)
• Уездный лекарь (Современник, 1848, № 2, отд. I, с. 157-165)
• Мой сосед Радилов (Современник, 1847, № 5, отд. I, с. 141-148)
• Однодворец Овсянников (Современник, 1847, № 5, отд. I, с. 148-165)
• Льгов (Современник, 1847, № 5, отд. Г, с. 165-176)
• Бежин луг (Современник, 1851, № 2, отд. I, с. 319-338)
• Касьян с Красивой мечи (Современник, 1851, № 3, отд. I, с. 121-140)
• Бурмистр (Современник, 1846, № 10, отд. I, с. 197-209)
• Контора (Современник, 1847, No 10, отд. I, с. 210-226)
• Бирюк (Современник, 1848, № 2, отд. I, с. 166-173)
• Два помещика (Записки охотника. Сочинение Ивана Тургенева. М., 1852. Ч. I-II. С. 21-40)
• Лебедянь (Современник, 1848, № 2, отд. I, с. 173-185)
• Татьяна Борисовна и её племянник (Современник, 1848, № 2, отд. I, с. 186-197)
• Смерть (Современник, 1848, № 2. отд. I, с. 197-298)
• Певцы (Современник, 1850, № 11, отд. I, с. 97-114)
• Петр Петрович Каратаев (Современник, 1847, No 2, отд. I, с. 197-212)
• Свидание (Современник, 1850, № 11, отд. I, с. 114-122)
• Гамлет Щигровского уезда (Современник, 1849, № 2, отд. I, с. 275-292)
• Чертопханов и Недопюскин (Современник, 1849, № 2, отд. I, с. 292-309)
• Конец Чертопханова (Bестник Eвропы, 1872, № 11, с. 5-46)
• Живые мощи (Складчина. Литературный сборник, составленный из трудов русских литераторов в пользу пострадавших от голода в Самарской губернии. СПб., 1874. - С. 65-79)
• Стучит! (Сочинения И. С. Тургенева (1844-1874). М.: изд. братьев Салаевых, 1874. Ч. I. - С. 509-531)
• Лес и степь (Современник, 1849, № 2, отд. I, с. 309-314)

Книгу открывает очерк «Хорь и Калиныч», в котором автор рассказывает о двух мужиках, встретившихся ему в Жиздринском уезде Орловской губернии . Один из них - Хорь - после пожара поселился со своим семейством далеко в лесу, промышлял торговлей, исправно платил барину оброк и слыл «административной головой» и «рационалистом». Идеалист Калиныч, напротив, витал в облаках, побаивался даже собственной жены, перед барином благоговел, нрав имел кроткий; в то же время он мог заговаривать кровь, избавлял от страхов, имел власть над пчёлами. Новые знакомые очень заинтересовали рассказчика; он с удовольствием слушал разговоры столь непохожих друг на друга людей.

Безалаберному охотнику («Ермолай и мельничиха») барин разрешил жить где угодно при условии, что тот будет ежемесячно приносить ему на кухню две пары тетеревов и куропаток . Рассказчику довелось заночевать вместе с Ермолаем в доме мельника. В его жене Арине Петровне можно было угадать дворовую женщину; выяснилось, что она долго жила в Петербурге , служила горничной в богатом доме и была у барыни на хорошем счету. Когда же Арина попросила у хозяев разрешения выйти замуж за лакея Петрушку, барыня приказала остричь девушку и отправить в деревню, лакей был отправлен в солдаты . Местный мельник, выкупив красавицу, взял её в жёны.

Встреча с доктором («Уездный лекарь») позволила автору записать историю безнадёжной любви. Приехав однажды по вызову в дом небогатой помещицы, медик увидел пребывающую в лихорадке девушку. Попытки спасти больную успехом не увенчались; проведя с Александрой Андреевной все её последние дни, доктор и спустя годы не смог забыть того отчаянного бессилия, которое возникает, когда не можешь удержать в руках чужую жизнь.

Помещик Радилов («Мой сосед Радилов») производил впечатление человека, вся душа которого «ушла на время внутрь». В течение трёх лет он был счастлив в браке. Когда жена умерла от родов, сердце его «словно окаменело». Теперь он жил с матушкой и Ольгой - сестрой покойной жены. Взгляд Ольги, когда помещик делился с охотником своими воспоминаниями, показался странным: на лице девушки были написаны и сострадание, и ревность. Через неделю рассказчик узнал, что Радилов вместе с золовкой уехал в неизвестном направлении.

Судьба орловского помещика по фамилии Лёжень («Однодворец Овсяников») сделала крутой вираж во время Отечественной войны . Вместе с наполеоновской армией он вошёл в Россию, но на обратном пути попал в руки смоленских мужиков, которые решили утопить «францюзя» в проруби. Лёженя спас проезжавший мимо помещик: он как раз искал для своих дочерей учителя музыки и французского языка. Передохнув и отогревшись, пленный переехал к другому господину; в его доме он влюбился в молоденькую воспитанницу, женился, поступил на службу и вышел в дворяне.

Ребятишки, отправившиеся ночью стеречь табун («Бежин луг»), до рассвета рассказывали истории про домового , который водится на фабрике; про слободского плотника Гаврилу, ставшего невесёлым после встречи с русалкой ; про безумную Акулину, «испорченную водяным ». Один из подростков, Павел, отправился за водой, а по возвращении сообщил, что слышал голос Васи - мальчика, утонувшего в речке. Ребята решили, что это плохая примета. Вскоре Павел погиб, упав с лошади.

Мелкопоместному дворянину («Пётр Петрович Каратаев») приглянулась крепостная девушка Матрёна, принадлежавшая богатой помещице Марье Ильиничне. Попытки выкупить симпатичную певунью ни к чему не привели: старая барыня, напротив, отправила «холопку» в степную деревню. Отыскав девушку, Каратаев устроил для неё побег. Несколько месяцев возлюбленные были счастливы. Идиллия закончилась после того, как помещица узнала, где прячется беглянка. Пошли жалобы исправнику , Пётр Петрович начал нервничать. В один из дней Матрёна, поняв, что спокойной жизни больше не будет, отправилась к барыне и «выдала себя».

Отзывы

По словам Белинского, подготовившего обзорную статью «Взгляд на русскую литературу 1847 года», рассказы из цикла «Записки охотника» неравноценны по художественным достоинствам; среди них есть более сильные, есть - менее. В то же время критик признал, что «между ними нет ни одного, который бы чем-нибудь не был интересен, занимателен и поучителен». Лучшим из рассказов Белинский считал «Хоря и Калиныча»; за ним следовали «Бурмистр», «Однодворец Овсяников» и «Контора» .

Некрасов в одном из писем указал на сходство «Записок охотника» с толстовским рассказом «Рубка леса », который готовился к печати на страницах «Современника» и был посвящён Тургеневу :

В ряду откликов особняком стояло мнение очеркиста Василия Боткина , который обнаружил в «Хоре и Калиныче» некую «придуманность»: «Это - идиллия, а не характеристика двух русских мужиков» .

Художественные особенности

Образы героев

По мнению исследователей, крестьяне Хорь и Калиныч являются носителями «наиболее типичных особенностей русского национального характера». Прототипом Хоря был крепостной крестьянин, отличавшийся мощью, проницательностью и «необыкновенным радушием». Он знал грамоту, и когда Тургенев прислал ему рассказ, «старик с гордостью его перечитывал». Об этом крестьянине упоминал и Афанасий Фет ; в 1862 году во время тетеревиной охоты он остановился в домике Хоря и заночевал там :

Если Хорь - «человек положительный, практический», то Калиныч относится к числу романтиков, «людей восторженных и мечтательных». Это проявляется в его бережном отношении к природе и задушевным песням; когда Калиныч запевал, даже «прагматик» Хорь не мог удержаться и после недолгой паузы подхватывал песню .

Арина, героиня рассказа «Ермолай и мельничиха», не пытается вызвать жалость у гостей, засидевшихся вечером в её доме. Однако рассказчик понимает, что и помещица, не разрешившая девушке выйти замуж за Петрушу, и «постылый мельник», выкупивший её, стали для женщины причиной горьких переживаний .

Для Матрёны, крепостной девушки, любовь помещика становится серьёзным испытанием («Пётр Петрович Каратаев»). Любя и жалея Каратаева, она сначала решилась на побег от барыни, а затем к ней же и вернулась. В этом поступке Матрёны, стремящейся избавить Петра Петровича от затеянных её хозяйкой судебных преследований, исследователи видят «подвиг самоотвержения и бескорыстия» .

В очерке «Бежин луг» зафиксировались народные поэтические вымыслы о домовых, русалках, леших; автор не скрывает удивления от одарённости крестьянских детей, в устных историях которых услышанные от взрослых легенды и сказки гармонично переплетаются с впечатлениями от природы. Столь же сильный душевный отклик вызвал в рассказчике голос Якова («Певцы»): в нём слышны были «и страсть, и молодость, и сила, и какая-то увлекательно-беспечная, грустная скорбь» .

Язык и стиль

Стремление Тургенева включить в «Записки охотника» местные наречия вызвало разноречивую реакцию; так, Белинский в письме Анненкову отмечал, что писатель «пересаливает в употреблении слов орловского языка»; по мнению критика, используемое в рассказе «Контора» слово «зеленя» «столь же бессмысленно», как и «лесеня» и «хлебеня» .

Точно так же протестовал против употребления диалектизмов публицист Иван Аксаков ; его претензии касались не только Тургенева, но и других авторов :

Исследователи отмечают, что местный говор необходим был Тургеневу в тех рассказах, где даётся описание крестьян и дворовых («Хорь и Калиныч», «Малиновая вода», «Льгов», «Бирюк», «Бежин луг»). Слова, которые писатель называл «своебытными», отражали орловский колорит и были нужны для демонстрации житейской наблюдательности персонажей. Отсюда - местная лексика: «живалый», «лядащий», «притулился», «лотошил», «гляделки» .

Столь же важной Тургенев считал и «народную географию»: в «Записках охотника» есть родник Малиновая вода , овраг Кобылий верх ; в рассказах упоминается множество сёл с «социально-бытовыми названиями»: Худобубново, Голоплеки, Колотовка, Бессоново, Колобродово .

Тургеневские сравнения идут от непосредственного наблюдения за животными и птицами, поэтому поведение людей в «Записках охотника» порой напоминает повадки животных: «Ловили Ермолая, как зайца в поле », «Он просидел три дня в уголку, как раненая птица » .

Отмечено также тяготение писателя к поэтическим метафорам («Начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь») и гиперболам («Бурмистр из мужиков, с бородой во весь тулуп ») .

Образ рассказчика

Рассказчик в «Записках охотника» является не только полноправным участником событий, но и своеобразным проводником, прокладывающим дорогу от персонажей к читателям. Иногда он просто слушает (вариант: подслушивает) беседы своих героев («Контора», «Свидание»); порой задаёт наводящие вопросы «для поддержания разговора» («Хорь и Калиныч», «Касьян с Красивой Мечи»); реже - сам участвует в той или иной истории. (Так, в рассказе «Бирюк» он предлагает леснику деньги за дерево, срубленное незнакомым мужиком.) Этот художественный приём необходим Тургеневу для «активности творческого воображения читателя» :

В некоторых очерках замечен приём «живой беседы»: рассказчик обращается к читателю, приглашает его «принять участие в поездке» («Со скрипом отворяется воротище… Трогай! перед нами деревня» ). Дорожные впечатления, которыми он делится с читателями, полны деталей: «Вот вы сели», «Вы едете мимо церкви, с горы направо, через плотину» . Задушевная интонация присутствует постоянно; ею завершается и заключительный рассказ («Лес и степь»): «Однако - пора кончать. <…> Прощайте, читатель; желаю вам постоянного благополучия» .

Пейзаж

Пейзаж, создающий картину ясного летнего дня, включён в рассказ «Бежин луг»; утреннее пробуждение земли - в «Живые мощи» . В обоих случаях описание природы предваряет основную тему и создаёт необходимое настроение . По мнению Пигарёва, «трепетная гамма», присущая пейзажным зарисовкам Тургенева, близка работам Коро , которого искусствовед Михаил Алпатов назвал «певцом предрассветной мглы и гаснущих туманов»; в то же время «колористическая палитра» автора «Записок охотника» насыщеннее, чем у французского художника .

Экранизации

• 1935 - «Бежин луг » - фильм С. Эйзенштейна , утрачен
• 1971 - «Жизнь и смерть дворянина Чертопханова » (по мотивам рассказов «Чертопханов и Недопюскин» и «Конец Чертопханова»)
• 1977 - «