Глуховский был первым российским автором, кто выложил свою книгу в открытый доступ в сети. Он тогда писал свое первое «Метро» и давал его по кусочкам. Это было еще в 2002 году. Сегодня он один из самых успешных и - так бывает! - независимых писателей России.

даты

2002 - начало работы на канале «Евроньюс» в Лионе

2005 - вышла первая книга «Метро 2033»

2007 - сделал первый в мире телерепортаж с Северного полюса

2011 - стал папой девочки Эмилии

ЧМ - отличный фон для жесткой пенсионной реформы

- Дмитрий, что скажете о футбольном чемпионате? Вы болельщик?

Нет. Совершенно к футболу равнодушен. Из-за этого я, конечно, всегда ощущаю себя чуть-чуть неадекватным всей развернувшейся эйфории. К тому же у меня дед, например, сумасшедший просто до инфаркта болельщик-спартач. А другие родственницы, которым по 75 лет, с упоением смотрят баскетбольные матчи. Что вообще там смотреть?!

Но из всего, что я вижу, мне приятно, что Россия открыла себя миру. Правда, опыт показывает, что вот эти открытия происходят накануне каких-то сжатий и огораживаний, что потом это все вспоминается, как какой-то сон в летнюю ночь. Так было с Олимпиадой 80-го года, проходившей в начале нашего вторжения в Афганистан - и потом последовала международная изоляция. И сочинские Игры тоже казались интегрированием в глобальный мир дружелюбной и открытой России - и были ровно на пороге 2014 года с его Крымом, с Донбассом и с нашей новой изоляцией. И вот сейчас вроде все так хорошо, и все эти сумасшедшие мексиканцы, уругвайцы веселятся на улицах, и мы такие вдруг добрые оказались, а не зажатые и озлобленные, и менты наши никого не гоняют. И всех пустили без виз, включая, видимо, «шпионов МИ-6», - и ничего, нормально. То есть можно было просто разжать, так сказать, сфинктер, и ничего чудовищного не происходит. Но вот свойство извлекать уроки и проецировать их на будущее заставляет заподозрить, что щас-щас произойдет бяка. Вот мы закончим, отпразднуем, все разъедутся и после уже никогда сюда не попадут. Все это, может, в последний раз.

- А эта бяка уже заготовлена? Ведь присоединение Крыма готовилось сильно заранее.

С Крымом все было осуществлено блестяще с логистической точки зрения, включая купленных или запуганных местных политиков. Значит, был заблаговременный план. Донбасс - другое дело. Там бардак, и никто ничего не может. Ни присоединить, ни отсоединить. Какое-то брожение масс. Понятно, что у людей плана не было.

Ну а то, что планировали провести под соусом чемпионата, уже проходит - повышение НДС и пенсионного возраста. Это решение, думаю, было давным-давно принято. Просто людям замыливали мозги какими-то другими, заранее избыточными проектами, готовясь объявить настоящее жесткое решение именно сейчас. Понятно, что футбольные эмоции - это отличный фон для таких вещей.

Шендерович в очередной раз навлек на себя гнев, сказав, что если бы такой классный чемпионат проходил в более приличной стране, то радости было бы больше.

Очень хочется радоваться за Россию, конечно. Но после сочинских Игр нормальных поводов для радости не было. Потому что Крым - это радость победы Каина над Авелем. Грохнуть брата камнем по затылку и отобрать у него что-то - отличная победа, ага. Да еще выяснилось, что вся радость по поводу наших сочинских побед напрасна, потому что мы мухлевали, в чем я уверен.

Когда ты подразберешься в общественно-политическом устройстве Российской Федерации и поймешь, какой ментальностью обладают люди, находящиеся у руля, кто они по сути, по своему прошлому, - да, понимаешь, эти люди могли, оправдывая себя как угодно, пойти на любое жульничество в любых масштабах.

В советские-то времена партия и КГБ друг другу противостояли и конкурировали. А сейчас налицо всевластие спецслужб, которое в принципе всегда предвестник последних времен. Когда в Риме преторианцы - а это фактически спецслужбы - стали приходить к власти, это уже были последние, закатные времена для Рима. Люди, которые занимаются охраной, окапыванием, поиском угроз, люди профессионально подозрительные, - они не могут, не способны вести вперед страну.

- Но Путин и с молодежью общается, и про будущее говорит.

Политтехнологи пытаются изобрести образ будущего Путину, но не могут. Просто потому, что он не про это вообще. Он про защиту и консервацию, про нейтрализацию угроз. Вот с этим он прекрасно справляется. И политическое поле вокруг него зачищено донельзя. Олигархи все приструнены. Кто не приструнен, тот повесился, кто не повесился, тот в Швейцарии сидит, и зуб на зуб у него не попадает. Политики или сотрудничают, или застрелены, или ушли с поляны, поняв, что ловить нечего. И в принципе это даже не диктатура, это достаточно мягкий в сравнении с Пиночетом авторитарный режим. Нас даже розгами сечь не надо - мы сами стараемся себя потише вести.

Медведев вредительствует

- По недавнему опросу, 51% россиян надеются, что Путин и в 2024 будет президентом.

Ну слушайте, Путин - это же символическая фигура. Люди плохо информированы и обмануты телевидением. За все провалы и закручивание гаек отвечает Медведев - люди не понимают, что никакие решения, тем более связанные с жизненным уровнем и налогами, не могут быть приняты без вникания Путина в вопрос. Без его вето или одобрения. Он очень информированный человек. Но у него неправильные приоритеты, с моей точки зрения. Люди живут в мире мифа, не видя причинно-следственных связей. И вот это разделение на правильного царя и злоупотребляющих бояр - это наша извечная чудовищная наивность.

Вы, с кем ни поговорите, услышите: «Путин - красавчик». Я даже могу по своей семье судить. Дедушки и бабушки во всех бедах винят Медведева. Думают, что это он самостоятельно вредительствует.

Вся эта путинская история - это вечное упущение шанса. Хотя его решение с Крымом было продуманной многоходовкой - чтобы проскочить намечающийся экономический кризис и одновременно не пустить Украину в НАТО. Вкупе с телевизионным гноем, которым нас тут захлестнуло, все сработало. Мы проглотили падение рубля и уровня жизни в два раза, не разлюбив Путина и приучившись есть эрзац-сыр. Но! Взять Крым и потерять Украину навсегда - это был, конечно, чудовищный про... фиаско. Потому что мы типа хапнули Крым и забыли, а для них это огромная кровоточащая рана. Которая доставляет и боль, и страдания. Мы украинцев от себя оттолкнули, возможно, навсегда. Это тотальный идиотизм. Мы взяли бесполезный, ненужный кусок земли и потеряли братский народ, с которым нас связывает тысяча лет совместной истории. Не просто дружба, как с Венесуэлой, а взаимопроникновение на уровне семей, культур, быта, истории.

Какой русский не мечтал жениться на украинской девушке? И какой украинец не работал по молодости в России? И кто не ездил в Одессу, у того нет сердца. Это были вообще самые близкие нам люди. Все тёрки у нас были на уровне «москалей», «хохлов» и анекдотов про сало - невиннейшая история. И для чего это все?

С Ксенией Собчак мне все ясно

Вы как-то написали, что мы так и не стали европейцами по причине имперской гордыни и комплексов. Ну а если серьезно?

У нас история совсем другая. У европейцев гражданские революции и процесс кристаллизации гражданина, требующего к себе уважения, считающего, что у него есть права, произошли 200 лет назад. Разве что у немцев были потом коллективные помешательства. У нас же революция имеет другую этимологию. И вместо гражданского общества получилось новое крепостничество. Мы в очередной раз оказались в рабстве у привилегированного сословия. Это повторяется и повторяется. Только привилегированное сословие поменялось - к власти пришли уголовники и демагоги. А мы так и не стали гражданами.

Но все-таки люди, которым сейчас 20 и 30 лет, это не те 20-летние, что были в Советском Союзе. Так что это вопрос появления незатравленного поколения. Но у нас власть пытается задурить нынешнее поколение молодых. Всем людям, занимающимся молодежной политикой, гореть в аду!

- Вы смотрели фильм Собчак про Собчака?

Смотрел. Очень скучное кино. Там один хороший герой - это Путин. Он надежный и замечательный - вот почему он преемник, а не потому, что он понимал, что политика у нас устроена на играх спецслужб и криминала. С Ксенией Анатольевной теперь все окончательно ясно. Мы всё поняли, спасибо.

- Вы как-то Войновича попросили нарисовать утопию для России 2100 года. Он тогда отшутился. А вы сами можете?

Свободная, процветающая, со здоровым капитализмом и мерой социальной ответственности. Главная проблема - удержание в будущем такой гигантской страны, как Россия, от распада. Сейчас это решается с помощью ФСБ. У нас на каждого начальника есть дело. Пока ты наш человек, делай что хочешь, людей сбивай, с проститутками в сауну ходи, взятки бери. Но ты знаешь, что папочка копится. А вместо этого нам нужны федерализм, независимый суд и конкуренция органов власти. И самое главное, ее сменяемость. Принудительная смена власти через 4 или максимум 8 лет. В этом весь смысл по большому счету. А вся эта история «Если не Путин, то кто?» - так некоторые помнят, как Сталина быстро забыли и из мавзолея выкинули - не оправдал доверия. Так что было бы неплохо нам немножко поразвиваться, как обычной стране. Польша для нас могла бы быть неплохим примером.

Медведев даже пытался нас в какое-то другое место сводить посмотреть. Правда, больше говорил, чем делал, но риторика была получше - не было окопа, в котором полагалось сидеть. И ведь не случилось без Путина ни голода, ни саранчи. И настроение было получше. Но Димон нас кинул. Пришел Путин и все переделал по-своему, как в анекдоте про мужа и любовника. И вместо утопии, думаю, мы будем потихонечку тлеть и гнить.

- Но он же сказал, что будет экономический прорыв и все станет хорошо.

Не имеет значения, что сказал Путин. Имеет значение только то, что делает Путин, потому что его слова во всех случаях расходятся с его делами. Путин - человек, власть которого зиждется на дезориентации всех - и «партнеров», и населения РФ. Он очень часто говорит неправду. Пока он мистифицирует, он непредсказуем. Как только стал прозрачен - все, раскрылся для удара.

Для честности не нужен героизм

Так сложилось, что в нашей стране литературе придается большое значение. Вы, когда пишете, задумываетесь о художественной ценности или книга - это лишь потребительский товар?

Не-е-ет. Нельзя к книге как к товару. Для меня это единственный способ самореализации. Я в общем-то больше ничем другим не занимаюсь - книжки пишу и публицистикой немножко балуюсь. И если я начну размениваться и штамповать, перестану стараться превзойти себя вчерашнего, суммировать понятое - значит, я стану ерундой. Это же вопрос доказательства себе, чего ты стоишь. Поэтому я стараюсь писать каждый раз другую книгу. Скучно же повторяться.

Ну, мне повезло, я случайно открыл формулу успеха и в 27 лет уже имел большие тиражи и переводы.

- Какой будет ваша следующая книга?

Будут две очень разные. Одна - про искусственный интеллект. А вторая - такой магический реализм на русской почве. Все говорят: вот ты космополит, там жил и там жил, и папа с Арбата, из медицинской династии. Понятно, я был городским мальчиком, но при этом во мне, прямо в сердцевине, есть мощный русский компонент. Я в детстве много времени летом проводил в настоящем деревенском доме с колодцем, с сенями, с умывальником, с огурцами в парниках, с жуками и слизнями в капусте. Все каникулы там торчал. Там совсем другое отношение к жизни и смерти. В большом городе мы в полной изоляции от смерти. Не видим похоронных процессий. У нас покойников суетливо выносят из подъезда в застегнутых пакетиках. А там кладбище в городской черте, и гроб на ЗИЛе с опущенными красными бортами через весь город едет. Там твои умершие родственники как бы никуда не деваются. В снах тебе являются, бытовые советы дают, еще что-то. Из-за этого нет ощущения необратимости и финальности существования.

- Это будет прямо Маркес-Маркес?

Не знаю пока. Но Кортасар, Маркес и Борхес - это вот прямо мой трибьют.

- Вам через год будет сорок. Может, стратегию жизни пора менять?

Ужас, да. Но стратегия жизни у меня с самого начала была. Захват Вселенной. Через истории взять власть над умами. Власть в вульгарном смысле - над человеческими ресурсами и финансовыми потоками - меня не интересует совсем. Она людей портит, а я не хочу портиться, я в принципе себе нравлюсь и все так выстроил, чтобы ни от кого не зависеть.

Мне предлагали войти в Совет по правам человека при президенте, в Совет по культуре звали. Звали на встречи типа «Путин и писатели». И я никуда не ходил. Потому что, когда тебя пытаются прикормить, это всегда искушение и соблазн. Не то чтобы я был какой-то отчаянный оппозиционер, я не веду подрывную деятельность, но для меня очень важно сохранять свободу мышления и суждений. Когда ты начинаешь кормиться с чьей-то руки, ты уже не можешь ее куснуть. Что хорошо видно по разным писателям у нас. Это к вопросу о роли литературы в нашей жизни. Литература при тотальной пропаганде в больших СМИ остается последним пространством свободы, где возможна честная дискуссия на важные темы.

- Вы бы, кстати, могли быть хорошим политиком.

Не-не-не. Не могу и не хочу. Меня бы это переломало. Такого количества компромиссов я не вынесу. Или тебя убьют, реально сломают хребет, или ты сам сделаешь его погибче, переродишься во что-то другое. Зачем? Я считаю, что сохранять определенную честность суждений в наши времена не требует особого героизма. Когда все дико врут, а ты просто называешь черное черным, а белое белым - это кажется какой-то смелостью и оригинальностью. Хотя ничего невероятного ты не сделал.

Быть Навальным - это да, требует героизма. Я бы так не хотел. Мне всегда было интересно не столько детальное устройство власти, к которой я достаточно брезгливо отношусь, сколько перерождение человека из народа, попавшего во власть. Насилие, ложь, манипуляции - и человек через вседозволенность и безнаказанность разлагается. У меня несколько книг про это.

P. S. В самом конце интервью Глуховский спросил: «И что, у вас все это можно прямо в газете публиковать?» Ну вот, публикуем.

Материал вышел в издании «Собеседник» №26-2018 под заголовком «У нас к власти пришли уголовники и демагоги. А мы так и не стали гражданами».

КНИГИ - КАК ДУША В КОНСЕРВАХ
Писатель Дмитрий Глуховский - о планах на бессмертие

Интерес к романам популярного писателя Дмитрия Глуховского приобретает все новые масштабы и формы. Голливудская компания MGM уже купила права на экранизацию "Метро 2033", а антиутопией "Будущее" заинтересовались в Южной Корее. Автору не приходится жаловаться на тиражи, в России они огромны, - но еще больше его вдохновляют перспективы увидеть своих героев на большом экране.

- Насколько для вас важно увидеть экранизацию своего произведения?
- Любой писатель хочет быть услышанным. Лучшее, что может произойти с ним - присуждение Нобелевской премии. Экранизация книги - на втором месте. Экранизация хороша тем, что она упрощает роман, выжимает из него главные эмоции, обертывает историю в глянцевые постеры с загорелыми лицами актеров… И делает вашу историю доступной для масс. Книга - кокосовый орех, чтобы добраться до мякоти и сока, надо расколоть скорлупу; фильм - жвачка со вкусом кокоса. Химия, фейк - но продается на каждом углу; кроме того - вы лично готовы тратить силы на скорлупу? Но благодаря фильму о книге, о писателе узнают миллионы. И что еще он скажет этим вдруг прислушавшимся к нему миллионам - зависит только от него. Экранизация это шанс, какой не всем выпадает. Я хочу, чтобы меня слышали не только в России.

Вы явно амбициозны, но при этом в обычной жизни ведете себя довольно нетипично. Избегаете медийности, отказываетесь вести популярные теле- и радоэфиры. Вам не нужна узнаваемость?
- Мелькание на экране бесполезно. Русский писатель должен быть оракулом, а не телепузиком. От него ждут истин, знания того, как устроены мир и душа. Каждое высказывание писателя должно быть законченным постулатом. Он не имеет право на мычание и междометия. Если ты появляешься у Малахова в его ежевечернем цирке уродов с титром "писатель", это еще не делает тебя писателем. Мне не нужно, чтобы люди узнавали меня в лицо на улице, я неловко себя от этого чувствую. Мне нужно, чтобы люди читали то, что я пишу - и чтобы спорили о моих романах. Я пробовал вести программы по ТВ. Быть телеведущим одним хорошо: незнакомые женщины тебе улыбаются. Другого смысла тут нет. Как только ведущий пропадает из ящика, его тут же забывают. Он жив, пока балаболит, поэтому он вынужден трещать, не затыкаясь, даже если ему нечего сказать. А я хочу, чтобы меня помнили еще какое-то время. Книги - моя душа в консервах. Я книги со своего островка в океан небытия бросаю, как письма в бутылках. Они меня переживут. Я свою личность читателям подсаживаю, прививаю. А ведущие, напомните еще раз, чем там занимаются?

- Ваши амбиции ограничиваются литературной деятельностью?
- Литературная деятельность - не ограничение амбиций. В ней нет пределов. В ней приходится состязаться с классиками - с титанами, с гениями. Как мое "Будущее" смотрится на фоне Хаксли и Замятина, Брэдбери и Оруэлла? Это отчаянная борьба - и обреченная. Но я не написал ни одной книги, за которую мне было бы сейчас стыдно. "Метро 2033" было моим школьным романом, фактически. И на тот момент я не мог сделать лучше. "Сумерки" забрали у меня все, что скопилось во мне к тому моменту: силы, опыт, понимание жизни, владение языком. "Рассказы о Родине" тоже были новой ступенью. Теперь - "Будущее". Это не значит, что книга совершенна или даже просто хороша. Это значит - я сделал все, что мог.

- Настолько, что, оказывается, над вашими книгами девушки плачут...
- И сорокалетние мужчины. Мне тут некоторые исповедовались, что не могли сдержать слез в финальных сценах романа "Будущее".

- Сорокалетние мужчины - существа ранимые.
- Нужно только знать, в какую точку бить. Удивительно, но мужчин пронимает то, что связано с грудными младенцами. Как-то между пластинами их брони проникает, между ребрами - и прямо в сердце.

- Вы, с одной стороны, оберегаете свою личную жизнь, но при этом очень откровенны в своих текстах.
- Пускай телепузики торгуют своей личной жизнью. Бедняг можно понять: они ничего не создают, и им приходится продавать себя самих. Чем драматичней исповедь телепузика в "Семи днях", тем выше его ставка на корпоративе. Я не хочу, чтобы вся страна лезла ко мне под одеяло. Но я тоже ощущаю потребность в исповеди. Певицы раздеваются на обложках, писатели - под обложками. Я не религиозный человек, и мне не хватает такой кабинки, в которую можно прийти, чтобы рассказать зарешеченному пастору о своих грехах, мечтах и страхах. И я притворяюсь героем своих книг и исповедуюсь своему читателю. Признаться, в этом есть эксгибиционистское удовольствие, только ты не догола раздеваешься, а до мяса. Надо правду говорить. Надо стараться правду говорить хотя бы.

- Почему вам это необходимо?
- У меня не получается носить маски. Я от масок очень скоро устаю, они мне натирают. Я искренне завидую Пелевину, который как надел на себя двадцать лет назад карнавальную маску, так и не снимал ее ни разу. И другим авторам, которым удается создавать себе придуманный имидж, напяливать его и всю жизнь в нем ходить.

- А как вам кажется, читателю важна искренность автора?
- Несомненно. Фальшивка, выдумка - просто не задевают за живое.

В романе "Сумерки" мой герой по ночам во снах выгуливает собаку, которая была у него когда-то и умерла - но во снах она к нему возвращается и просится на прогулку. Это моя личная история. Это у меня была собака, и до сих пор, спустя много лет после ее смерти, мне часто снится, как я гуляю с ней. И эта короткое, на полстраницы, отступление, которое к сюжету книги никакого отношения не имеет, цепляет иных людей сильнее, чем весь остальной роман. Читатель идет в книгу за переживаниями, за эмоциями. Фальшь и общие места не цепляют и не запоминаются. А коммерческая литература вся собрана из фальши.

- Почему?
- Когда авторы выдают по книге в полгода, они вынуждены оперировать шаблонами. Им просто не хватает жизненного опыта на достоверные эмоциональные описания. Джеку Лондону было достаточно пережитого, чтобы написать несколько книг, а Варламу Шаламову всего его чудовищного опыта хватило на книгу рассказов. Но коммерческие авторы не идут в мир, они сидят дома и тасуют шаблоны, которые подбирают в чужих произведениях. Их книги - конструктор; вроде что-то новое, а все составлено из старых деталек.

- А что важно для вас?
- В 17 лет я хотел написать умную вещь. В 25 лет я хотел написать умную и красивую вещь. В 30 я хотел написать умную и спорную вещь. В 34 я понял, что абсолютное большинство читателей не интересуется ни твоими философствованиями, ни твоими стилистическими изысками. Они хотят чувствовать, переживать. Мы все сидим на эмоциях, как на наркотиках, и постоянно ищем, где бы ширнуться. Из ста читателей все сто способны получить удовольствие от эмоциональных приключений героя. Только десять оценят язык и метафорику. И всего один поймет, что текст сплетен из цитат классиков.

- Мне кажется, большинство идут в театр и кино ради развлечения. И книги читают ради того же самого.
- Комедии Рязанова и фильмы Захарова - на все времена. Они вечные, по сути. Они правдивы, в них есть эмоция, есть искра жизни. А иронические детективы сгниют вперед своих создательниц. Развлечение - это для однократного употребления. Использовал и выбросил. Ну а дальше - кто какие задачи перед собой ставит. Кому-то нужно на хлеб себе заработать. А я бессмертия хочу.

- Вы знаете, что именно и как надо делать, чтобы получилось?
- Надо самому чувствовать то, о чем пишешь. "Будущее", например, роман о том, как люди побеждают старение. Как научаются оставаться вечно юными. Но из-за этого мир оказывается перенаселен, и каждой паре предлагается выбор: хочешь завести ребенка, откажись от вечной юности, состарься и умри. Живи сам или дай жить другому. Идея у меня появилась лет пятнадцать назад, но пока не начали появляться седые волосы, я не понимал, как говорить о старости, а пока не стал отцом - не знал, что писать о маленьких детях.

- Для вас все еще существует риск остаться автором одного бестселлера?
- Массы способны удержать в голове одно произведение. Этот как с артистами, которым достается яркая роль. Тихонов - всегда Штирлиц. Глуховский - тот парень, который написал "Метро", и неважно, что я там написал после, что я там писал всю свою жизнь. Цена популярности: тебя знают все, но все тебя знают по одной твоей работе. По школьной работе в моем случае.

Первые страницы Метро были написаны, когда мне было 17-18 лет. Я года три писал "Будущее" и у меня было восемь вариантов первой главы. Масса идей приходила, что называется, опосля. Именно поэтому я не публиковал этот роман по мере написания он-лайн. И не было никаких черновиков. Я просто писал одну главу за другой и выкладывал на сайт. И с тех пор никогда не правил. И это принципиальная позиция. Книга была написана, когда была написана, тем языком и с теми метафорами, какими я владел в то время, и обращался я к тем темам, которые были для меня важны тогда. И, может быть, сегодня мне многое кажется неуклюжим в "Метро". Но книга - это слепок души автора, гипсовая маска. Душа растет, стареет, исчезает, а маска остается.

- В конечном счете, ради кого вы пишете?
- Если хочешь писать для других, надо писать для себя. Писать то, что думаешь. То, как чувствуешь. Писать так, как будто это никто никогда не прочтет - и можно не притворяться и не лгать. Тогда выйдет настоящая вещь, и люди будут читать про тебя - но и про себя. А если писать для других, для воображаемых других, напишешь слишком обще, напишешь ни для кого. Потому что мы все, по большому счету, одинаковы; но все напяливаем маски. И сами забываем, что надели маски, и верим, что чужие маски - это их лица. Это теория. А на практике так: читатель хочет, чтобы ты писал еще про метро, издатель хочет, чтобы ты писал то, что продавалось, а ты хочешь писать про то, что тебя сейчас жжет, но все время думаешь: а если не купят? Народная любовь - она такая. Измен не прощает.

- Не хочу считать ваши деньги, но скажите, писательские доходы позволяют вам существовать безбедно?
- Вполне. Ведь "Метро" - это не только книги, но и компьютерные игры, и права на экранизацию, и черт знает что еще. Это-то мне и дает свободу писать, о чем вздумается. Льву Толстому - имение, а мне - компьютерные игры. Куда катимся?

Ваши герои в Будущем обрели вечную жизнь, но они все же могут умереть, от катастрофы или несчастного случая. То есть, они все-таки не бессмертные.
- О бессмертии, о невозможности умереть, уже сто раз говорено. Это и история Вечного жида, и "Средство Макропулоса" Чапека, и "Перебои со смертью" Сарамаго. Меня интересовала победа над старостью и выбор между жизнью ради себя самого и жизнью ради ребенка. Кроме того, полное бессмертие - это фантастика, а продление жизни - дело обозримых перспектив. Сегодня биология и медицина полностью сосредоточены на поисках средств и возможностей борьбы с раком и старением. Очевидно, что в обозримом будущем произойдет прорыв. Сможем ли мы лет на десять-двадцать дольше жить или уже наши внуки будут освобождены от старости, это вопрос нашего везения. Но то, что это произойдет в течение 21 века, мне очевидно. По крайней мере, я этого прорыва очень жду. Жюль Верн потому предсказал многие изобретения, что читал научные журналы, анализировал происходящее и делал среднесрочные прогнозы.

Проблема в том, что в ситуации вероятности смерти при бесконечно длительной жизни, вопросы взаимоотношения с Богом только усложняются. А ваш герой и другие "бессмертные" предпочитают просто игнорировать его существование.
- Нельзя сказать, что главный герой "Будущего" не нуждается в Боге. Он его оскорбляет, богохульствует, посещает бордель, устроенный в храме. Он ищет его, но только ради мести. Для него Бог - предатель. Ожесточение и ненависть, которые он испытывает к Богу, происходят из его детской обиды. Мать обещала ему защиту, говорила, что Бог не оставит его - и оба его предали. Его одинокое жуткое детство - мясорубка, и то существо, что выходит из этой мясорубки, ненавидит и свою мать, и того, в кого она верила. Так что герой "Будущего" - не типичный представитель своего времени. Нужен ли будет бессмертным людям Бог? Мне думается, что большинство вспоминают о небесах, когда из под ног уходит земля. Потребность в душе возникает с распадом тела.

- Боюсь, это предмет большой дискуссии.
- Ну да, есть же еще и вопрос пустоты бытия. Мы не видим смысла в своей недолгой жизни, а заполнить смыслом жизнь бесконечную будет еще сложней, это вы имеете в виду? Но тот смысл, который предлагают нам религии, далеко не единственный. Идеологии давали нам смыслы, которых было вполне достаточно миллиардам человек, ради которых они жили и жертвовали собой. Кроме того, в "Будущем" вопрос бессмысленности существования никуда не девается: люди просто глушат себя антидепрессантами. Это верный способ: на антидепрессантах сегодня сидят все Штаты, Европа сидит на марихуане, а Россия на алкоголе.

Но, будучи, как вы говорите, человеком не религиозным, вы уже в двух романах так или иначе обращаетесь к теме Бога.
- Я понимаю, что есть вещи, которые нельзя объяснить.

- А вам как кажется?
- Мне хочется быть мистиком. Мне хочется верить. Но во все, что я слышу о вере и религии, здравому человеку верить нельзя. Убедите меня! Я хочу верить в душу. В реинкарнацию. Это очень романтично, а мне бы хотелось быть романтиком. Но у меня не получается. Конечно, верующему человеку спокойнее жить, чем неверующему. Мне неприятно думать, что я - кусок мяса, а что моя так называемая душа - набор электрических и химических реакций, и что, как только эти реакции остановятся, я сгину навек. Но для этого, согласитесь, нужно и некоторое мужество.

- Хорошо, скажите, вы готовы к работе над новой книгой?
- Да. Собираюсь исследовать тему рабства, тему подчинения и покорности, тему мракобесия и лжи, тему хозяев и слуг. Превращает ли власть народ в быдло или тот сам рад быть стадом, потому что так ему быть проще и уютнее? Почему все так и можно ли иначе? Называться роман будет "Метро 2035".

- Но новую книгу вы опять "заворачиваете" в бренд "Метро"?
- Опять - и в последний раз. Хочу вернуться в тот же мир убеленным сединами и умудренным опытом. В "Метро 2033" эти темы тоже поднимаются вскользь - там есть слой социальной критики, сатиры по поводу российской политической жизни. С тех пор, когда я писал первое "Метро", я кое-что узнал о людях и об устройстве общества. Нужно сделать апдейт моей истории. Нужно написать "Метро десять лет спустя".

Текст: Этери Чаландзия

В Красноярск с презентацией своего нового романа «Метро 2035» приехал известный российский фантаст Дмитрий Глуховский. Хотя за характеристику «фантаст» он, как оказалось, может и побить.

В интервью Глуховский рассказал, по каким причинам российские писатели редко ездят по стране и встречаются с читателями, есть ли сейчас в России журналистика и почему молодым писателям не стоит просить Глуховского о помощи.

– Вы приехали рассказать красноярцам о новом романе? Расскажите нам.

– Книга вышла в 12 июня в Москве. У меня сначала была презентация там, потом в Питере и Воронеже. После было три города на Урале. Сейчас тур продолжается. Осенью планирую на Дальний Восток, а пока Сибирь.

Если о книге, «Метро 2035» – это окончание трилогии, которая началась лет еще 20 назад, когда я в школе всё это придумал. Первая книга на бумаге вышла 10 лет назад.

И решение было непростое – вернуться к тому, что началось так давно. Взяться за новый роман было для меня ответственным решением. Важно было, чтобы не получился какой-то сиквел, как часто бывает, когда продолжение пишется по необходимости.

Я долго думал над тем, чтобы «Метро 2035» было с одной стороны продолжением, с другой – самостоятельным произведением, которое можно читать отдельно от всех предыдущих книг.

Задача была непростая и не банальная. И мне кажется, все получилось.

– Конечно. 10 лет назад книгу писал другой я. Первая книга была такой воспитательной – молодой человек уходит из отчего дома и ищет своё предназначение в жизни.

Сейчас представление о состоянии умов, о том, как устроено общество, об устройстве власти – всё это сильно поменялось. И поменялось в последние два года по понятным причинам – из-за событий, которые произошли в жизни нашей страны.

Плюс, книга стилистически другая. В ней другое настроение. Она более взрослая и реалистичная. Это не фантастический роман.

Я бы его назвал романом о русской жизни, скорее. Это книга о том, почему у нас всё так и почему у нас так будет всегда.

– Но вас часто называют исключительно фантастом…

– Когда человек называет меня фантастом, мне хочется сразу огреть его чем-то тяжелым и тупым. Лишь две книги из всех исключительно фантастические. Остальные – это такой микс.

– Почему у вас преобладает постапокалиптическая тематика?

– Когда распался Советский Союз, мне было 12 лет. Я рос в какой-то стране, которая мне казалась незыблемой. И вдруг всё это в один день разлетается в прах.

Всё, во что верили поколения людей, признаётся несостоявшимся. Все герои становятся не героями. И ощущение жизни на руинах империи…

Для меня, в отличие от Владимира Владимировича Путина, распад СССР вовсе не трагедия. Для меня это интересное культурное переживание из отрочества. Из обломков империи ты стараешься сложить хибарку.

И моё увлечение постапокалиптикой родилось из этого ощущения: был мир, который распался, и ты выживаешь на его ржавых обломках.

– Причина простая: 70% всех продаж книг у нас происходит в Москве. А в США – по всей стране. Американцы – более читающая нация, чем мы. И книг там покупают больше.

Если пишешь про Россию, ты элементарно должен её посмотреть. Последний раз я ездил шесть лет назад – сейчас я понимаю, что мои представления устаревшие.

Города-миллионники стали краше, люди приоделись и уже не так всё, как шесть лет назад. Финансово же такие турне не оправданы практически никак.

– Насколько вообще для писателя важно сталкиваться со своим читателем лицом к лицу?

– Мне очень нравится. Я с большой благодарностью отношусь к своим читателям, люблю с ними встречаться. Тем более все мои книги лежат бесплатно на сайте и те люди, которые покупают бумажные книги – я прямо очень им благодарен!

– Вы работали на RussiaToday, где смысл журналистики заключается в том, чтобы показать Россию успешной страной с уверенным будущим. Как вы вообще оцените качество журналистики в современной России? Все эти патриотические ток-шоу и так далее…

– Когда я переходил с EuroNews на RussiaToday, этот канал как раз и создавался для того, чтобы показывать у нас свободу прессы. Её было заметно больше.

Никто Путина не ругал, но не было нагнетания патриотической истерии. И не было нагнетания истерии за счёт ненависти в другим группам. Сейчас же всё иначе.

Сейчас мы хорошие не потому, что у нас всё получается, а потому что нас окружают прямо совсем уроды конченные. Американцы – людоеды, украинцы – людоеды и нацисты. Голландцы и немцы – педофилы. И на этом фоне мы самые лучшие.

Почему-то нам предлагают гордиться тем, что мы оплот духовности. Хотя любой человек старше 18 лет понимает, что мы один из самых разгульных народов в мире!

Когда я начинал работать на RussiaToday, всё было спокойнее. Мне не приходилось жертвовать своими принципами, которые я приобрел на EuroNews: показал одну сторону конфликта – покажи другую.

Сейчас, конечно, RussiaToday – открыто пропагандистский канал, который просто «гонит», как и всё наше телевидение. Особенно ток-шоу на всех каналах – это открытая пропаганда ненависти к западным странам.

Журналистики сегодня нет никакой. Кроме культурной, может быть. А политическая журналистика заменена пропагандой, которая вымывает мозг.

– Вернёмся к литературе. Роман «Метро 2033» вы опубликовали в интернете. Это было новым и необычных ходом. Как нынешние молодые писатели могут заявить о себе?

– Сейчас всё сложнее. Тогда интернет не был массовым явлением. Даже в 2002 году, когда я вывешивал в сети «Метро-2033», не было ни соцсетей, ни блогов.

Были гостевые книги и домашние странички. И люди дико боялись интернетов. Начинающие писатели считали, что текст украдут и опубликуют под другим именем, а именитые писатели опасались, что всё прочитают и не купят книгу в бумаге. А мне было нечего терять.

– Как часто вам шлют рукописи с просьбой почитать и помочь в первом издании?

– Я ничего никому не советую и не помогаю. Я засранец в этом плане. Я один раз помог и началось. Я пристроил книгу в знакомое издательство и меня нагрузил этот автор столькими своими проблемами, что я должен был заниматься его книгой, а не своими.

Я сделал доброе дело для человека, а мне попытались сесть на шею. Так что молодым писателям я не помогаю – это жестокий мир и каждый сам за себя.

– Успешный писатель – показатель качества его литературы?

– Нет. Во-первых, абсолютное большинство читателей не способно оценить литературный уровень автора. Образный язык читатель считает слишком сложным. Стилистические эксперименты не понимает. А философию пролистывает.

Во-вторых, надо понимать, что у нас читает 10% населения страны. Из этих 10% ещё 10% понимает литературные изыски. Успешная литература – это та, которая оставляет эмоциональный отклик у читателя.

Люди покупают книжки за тем же, за чем ходят в кино – восполнить эмоциональный дефицит. Они хотят побыть кем-то другим и через какую-то концентрированную историю пережить эмоции другого человека. Люди сидят на эмоциях, это главный наркотик.

Сергей Санников

Главный герой «Текста» Илья - недоучившийся филолог. Почему вы дали своему протагонисту именно такое - отчетливо литературное - образование?

Кто меньше подготовлен к реальности, чем филолог? Есть ли образование, больше дезориентирующее в русской жизни, чем образование литературное и языковое? Где русская классика - и где наша сегодняшняя жизнь? Вот такого человека - воспитанного в гуманистической традиции, в представлениях о том, что преступление и наказание спаяны всегда, - и интересно посадить на семь лет за то, чего он не совершал. Причем по самому простому и популярному обвинению, по двести двадцать восьмой (статья 228 Уголовного кодекса РФ «Незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств». - Прим. ред. ). И пускай он приложит литературу Серебряного века, пускай приложит романо-германскую группу к зоне и жизни после зоны. Из горнил в ледяную воду. Так закалялась сталь? И выходит такой человек-Россия: наполовину думающий на фене, наполовину - бабелевским языком.

- Значительная часть романа - переписка в мессенджерах и по почте - оформлена как обычные диалоги. Вы специально не стали как-то графически ее выделять - как это зачастую делают современные западные писатели?

- На бумаге смайлики выглядят убого, эмодзи - ублюдочно. Не приживаются. Зачем? Чтобы выросший на смартфонах читатель смелей брал бумагу в руки? Да ну. Куда интересней отшелушить их и дать простым диалогом: получится?

В связи с «Текстом» многие вспоминают «маленького человека» русской литературы и чувствительных убийц Достоевского. Насколько важна для вас эта традиция, восходящая к Самсону Вырину и Родиону Раскольникову?

Я никогда не считал себя русским писателем: хотел быть гражданином мира, рос на западной прозе, а нашу классику получал рыбьим жиром в школе, как все. Но вот европейцы, азиаты читают в переводах мои книжки и говорят - типичная русская литература, продолжение традиций. Может, это в крови где-то. Антитела, которые образуются от такой этой нашей жизни. Как сказал : «Немцы делают вещи - мы … [фигачим] трагизм».

- Ваш роман написан сухим, поджарым языком несколько лимоновского извода. Можно ли сказать, что щи, остывающие на лобненской кухне Ильи, разлиты из той же кастрюли, что стоит на нью-йоркской плите у Эдички?

Лимонова читал в школе, как только его выпустили у нас: мои родители дружили с первым его российским издателем. Порно ему дается хорошо - ради этого и читал. Лучше, чем политика. Он вообще фальшивомонетчик. Им вдохновляться? Нет, спасибо. Я - Бабелем, Платоновым. Теми, кто ковал новояз. Вдохновляться надо недостижимым. Нынешнее время тоже новояза требует: наше сегодняшнее вписывать в наше извечное. Англицизмы и мемы скрещивать с лагерным жаргоном и ранней советской прозой. Кому это еще доверить как не филологу?

- «Текст» среди прочего - роман о технозависимости. Как строятся ваши собственные отношения с электроникой? Делаете ли вы наброски в телефоне или пользуетесь записной книжкой?

Ну я, конечно, совершенно зависим. У меня два телефона, залипаю в них по-македонски. Карусель из фейсбука, почты и инстаграма, вечно в ожидании сообщений. Свои соцсети веду сам и сам везде заводил себе аккаунт. Когда полковнику никто не пишет, читаю новости. Фокус внимания сократился до одной минуты. Писать на бумаге разучился. Рука устает от ручки уже к концу предложения, буквы в пляс, зато владею слепой машинописью и не глядя набираю сообщения на айфоне, не отрываясь от руля. Все время пытаюсь сфотографировать счастье или хотя бы восторг. Вместо воспоминаний держу в голове альбомы из айфона. Отказался от эрудиции в пользу «Википедии». Типичный представитель.

Первый (2005) роман Глуховского: пережившие ядерную войну земляне ютятся в московском метрополитене. Переведен на 37 языков, совокупный тираж -  1 000  000 экземпляров.

Продолжение постапокалиптической саги. Самая популярная русская книга 2009 года, обошедшая по тиражам Акунина, Улицкую и Минаева.

Собрание (2010) короткой, «реалистичной», прозы Глуховского - про водку с нанороботами, коррупцию и поиски национальной идеи.

В Европе XXV века изобретают вакцину от старения: человечество может позволить ее себе, если откажется от деторождения. Изначально «Будущее» (2013) публиковалось во ВКонтакте.

Финал (2015) подземного цикла, выросший из работы Глуховского над компьютерной игрой «Metro: Last Light». Лауреат премии «Ozon.ru Online Awards» в номинации «Лучшая художественная книга».

Свежий (2017) роман Глуховского, обласканный ведущими литературными критиками страны.

Ваша книга маркирована сегодняшним днем: роман фонит Трампом, Росгвардией и другими приметами времени. Насколько универсальна рассказанная вами история о произволе и унижении? Это неизбывные черты русской жизни?

Мне нужен был текст о сегодняшнем дне. Городской роман. Мне казалось, что все, что я читаю из русского, совершенно несовременно. Хотелось такую коробку с гвоздями сделать: чтобы в каждую из главных сегодняшних тем забить по гвоздю.

Некоторые сегодняшние темы - это темы извечные. Бесправие обычного человека перед системой. Система правления и управления, построенная на оболванивании и запугивании. Умение власти вовлекать в себя, магнитить к себе самых беспринципных. И ее способность прокажать оказавшихся в ней идеалистов, заражать их цинизмом и лицемерием.

Но есть и кое-что свежее. Распад правды. Развал системы координат, в которой есть добро и зло. Гниение христианской этики, основанной на смирении. Обуяние церкви бесами власти. Торжество силы. Кто нами сегодня правит, кто главный ньюсмейкер в политике и в бизнесе, а теперь еще и в искусстве, и в духовности? Прокуратура. Следственный комитет. ФСБ. Силовики. Люди, наделенные силой и, кроме силы, ни во что не верящие.

Хотя, может, и это извечное, а просто кажется новым. Просто каждому поколению приходится самому пробираться через вранье, самому развенчивать мифы. Самому покушаться на тех, кто эти мифы охраняет, потому что через них охраняет свою власть.

Существенную роль в романе играет «народная» 228-я статья, которую инкриминируют ни в чем не повинному главному герою и по которой в стране сидят почти 150 тысяч человек. Вам близка идея легализации наркотиков - частичной или полной?

Я за легализацию легких наркотиков, проституции и игорного бизнеса. Все равно все виды человеческих пороков крышуют спецслужбы. Просто вместо нормальных налогов, на которые мы могли бы переложить наконец плитку на Тверской, маржа идет на строительство частных замков в Крыму.

В интервью вы говорили о том, что ваш самый известный цикл «Метро» не в последнюю очередь разоблачение совка, человека советской формации, не желающего выходить на поверхность. Видите ли вы в современной России другие - в первую очередь типологически - фигуры, которые стремятся, фигурально выражаясь, сойти с кольцевой?

Мне кажется, все поколение тридцатилетних уже другое. Двадцатилетние - вообще инопланетяне. Все, кто занимается своим делом, - другие. Они хотели бы в будущее, но в будущее их не пустят. Власть стареет, седеет, лысеет. Власть хочет назад, в совок, во времена своей юности. Будущее страшит ее: как любой пенсионер, президент не хочет приспосабливаться к изменяющемуся миру, он требует, чтобы мир вернулся в привычное ему состояние, и обижается, когда мир отказывается. Почему тогда среди молодежи много сталинистов, спросите? Сталин для них - символ империи. Образ империи - компенсация возрастных комплексов. Они хотят почувствовать уважение к себе. В нынешней России это невозможно. В Америке подростки, мечтая о сверхспособностях, которые заставили бы сверстников их уважать, а хулиганов - бояться, дрочат на супергероев, а у нас в стране - на Сталина. Сталин - это русский Человек-паук.

Политические пертурбации 2010-х затронули большинство российских писателей: одни стали видными оппозиционерами, другие формируют собственные боевые подразделения, а третьи предпочитают находиться над схваткой. Какое место в этой общественно-литературной диспозиции занимаете вы?

Политика растлевает. Власть - дыхание Сатаны. Писатели, которые идут к власти, чтобы предложить ей свое умение заговаривать народ ради денег, продают душу. Писатели, которые думают, что смогут заговорить саму власть, воспитать ее своими нравоучениями - и для этого подбирающиеся к ней поближе, - идиоты. Как только они там откроют рот, им сразу вложат туда хлеб и причастят их. Посмотрите-ка на режиссеров, которые стали депутатами: все пустоглазые. Какая, казалось бы, у депутатов власть? А душу - вынь да положь. Не, в политику лезть - гиблое дело. Писатель в России должен просто говорить правду, называть вещи своими именами. Больше некому.

В числе повлиявших на вас отечественных прозаиков - носители очень разных взглядов: Бабель и Булгаков, Платонов и Шаламов. Важно ли для вас, какую политическую позицию занимает автор? Может ли вам понравиться книга, написанная с не близких вам позиций?

Тут немного другое скорее. Важно, искренен ли автор. Если человек - убежденный коммунист, настоящий, идеалистического толка, - интересно послушать и почитать. Если истовый имперец - тоже послушаем. А если ты просто оппортунист и фальшивомонетчик, который сам не верит в то, что говорит, кривляка, пропагандист - мне брезгливо. Тут и силой таланта восхищаться нельзя - лицемерие все заслоняет.

После выхода нового романа о вас - с некоторой оторопью - стали писать как о серьезном авторе, «преодолевшем» свои ранние жанровые вещи. Верите ли вы в эту будто бы неразрешимую дихотомию - «развлекательная беллетристика» против «серьезной литературы»?

Ну «Текст» на самом деле кардинально ничем от «Будущего» или «Метро 2035» не отличается. Оторопь у тех, кто просто фантастикой брезгует. Да кто вообще придумал жанры? В них дико тесно. Хочется смешивать их, нарушать, не хочется делать никаких судьбоносных выборов раз и навсегда: или ты в фантастике, или в триллере, или в «настоящей литературе». Почему нельзя писать триллер как серьезную прозу? Кто сказал, что фантастика должна развлекать и отвлекать? Почему современная проза должна быть бессюжетной и скучной? Литература, вообще-то, может давать совершенную свободу - у литературы нулевой бюджет, на книгу не надо просить денег у Минкульта, не надо утверждать сюжет у продюсеров, не надо переживать из-за рейтингов. Надо этим пользоваться! Но нет. Писатели боятся издателей, издатели боятся читателей. Читатель, если писателя за какую-то книгу полюбит, дальше просит только добавки. Его удивлять нельзя - у него несварение может случиться. Так считают издатели. Я вот решил проверить на своей шкуре.

В начале 2000-х вы были одним из пионеров онлайн-самиздата: «Метро 2033» читали в первую очередь в интернете. Как вы оцениваете перспективы сетевой литературы сегодня? Может ли «новый самиздат» всерьез соперничать с более традиционными издательскими институциями?

Может, конечно. Он только страдает от отсутствия редактуры. Редактура и маркетинг - вот две единственные полезные функции издательства. Самому себя продавать неловко, а править - рука не поднимается.

В марте прошлого года вы подтвердили, что экранизацией «Метро» займутся в Голливуде: к проекту прикреплены продюсеры «Социальной сети» и «Города грехов». Что происходит с картиной сейчас?

Сейчас режиссера ищут. Вот Дарабонту показывали, ему все понравилось, книгу прочел, игру прошел, но не смог придумать режиссерский take и плюнул.

Еще один международный проект, в котором вы участвовали, - создание либретто к опере «Три астронавта» по рассказу Умберто Эко. Закончена ли она? Когда ее можно будет услышать?

Либретто закончено, но музыка еще не готова. Затянулась работа композиторов, а пока их ждали, скончались оба автора изначального произведения - и , и Эудженио Карми. С Карми я успел познакомиться, был у него на семейном ужине в Милане, а Эко, поклонником которого я всегда был, оказался тогда в больнице - и не сложилось. Теперь создателям оперы надо выяснять отношения с его наследниками, агентами. Хочется верить в лучшее, в общем.

Ваши читатели отметили переход к условно «реалистическому» письму еще на сборнике «Рассказы о родине». Не хотите ли вы в будущем вернуться к малой форме? Что вообще более чутко к быстро меняющимся временам - написанный по случаю рассказ или веский, фундаментальный роман?

Мне нравилось писать рассказы. Роман, конечно, чугунная вещь, тяжелая, литая, пушечное ядро, может голову оторвать. В роман больше времени помещается. А рассказ - дробинка. Но если в сборнике их правильно друг к другу подобрать, мозаикой, тоже можно хорошей убойной силы добиться. И потом, рассказ всегда миниатюрная работа, художественная резка по рисовому зерну. В нем лишнему нет места, он в свои несколько страниц должен поместить целый мир с живыми людьми. Я до «Метро 2033» писал рассказы - на первом курсе, на втором. Такие, в духе Кортасара. Где-то они болтаются в сети. Так что, может, и снова рассказы будут. И романы: магический реализм на русской почве и заполярный хоррор. И пьесы. И киносценарии. Все будет. Просьба пристегнуть ремни.