1-я волна. Понятие «рус. заруб.» возникло и оформилось после Окт. рев., когда Россию массово начали покидать беженцы. Эмигр. существ. и в царск. России (1-м рус. писат.-эмигр. считают Андрея Курбского), но не носила такого масшт хар-ра. После 1917 из России выехало около 2 млн чел. Россию покинул цвет рус. интеллиг. Больше половины философов, писат., худож. были высланы из страны или эмигр. на всю жизнь: Н. Бердяев, С. Булгаков, Н. Лосский, Л. Шестов, Л. Карсавин, Ф. Шаляпин, И. Репин, К. Коровин, Анна Павлова, Вацлав Нижинский, С. Рахманинов и И. Стравинский. Писатели:Ив. Бунин,Ив. Шмелев,А. Аверченко, К. Бальмонт,З. Гиппиус,Б. Зайцев,А. Куприн,А. Ремизов,И. Северянин,А. Толстой,Тэффи,И. Шмелев, Саша Черный;М. Цветаева,М. Алданов,Г. Адамович, Г. Иванов,В. Ходасевич. Уезжали сами, бежали, отступали с войсками, многие были высланы (философские пароходы: в 1922 году по указанию Ленина в Германию были высл. ок. 300 представит. рус. интеллиг.; часть из них отправили на поездах, часть - на пароходах; впоследствии такого рода высылки практиковались постоянно), кто-то ехал «на лечение» и не возвращался.

1-я волна охватывает период 20-е – 40-е гг. Центры рассеяния – Константинополь, София, Прага, Берлин, Париж, Харбин и др.

1.Конст-ль – очаг рус. к-ры в нач. 20-х гг. Здесь – бежавшие с Врангелем из Крыма рус. белогв-цы. Затем рассеялись по Европе. В Конст-ле в теч. неск. мес. изд-ся еженед-к«Зарницы» , выступалА.Вертинский .

2.София. Значит. рус. колония. Выходил журнал«Рус. мысль» .

3.В нач. 20-х гг. лит. столица рус. эмигр. – Берлин . Русская диаспора в Берлине до прихода к власти Гитлера составляла 150 тыс. чел. В 1918 –1928 гг. в Берлине – 188 рус. изд-в, большими тиражами печаталась рус. классика – Пушкин, Толстой, произв-я соврем. авторов – Ив. Бунина, А. Ремизова, Н. Берберовой, М. Цветаевой, был восстан. Дом иск-в (по подобию петроградского), образов. содруж-во писат., музыкантов, художников«Веретено» , работала«Академия прозы» . Существ. особ-ть рус. Берлина – диалог 2 ветвей к-ры – заруб. и оставшейся в России. В Германию выезжают многие сов. писатели: М. Горький, В. Маяковский, Ю. Тынянов, К. Федин. «Для нас нет в области книги раздел-я на Сов. Россию и эмиграцию», – декларировал берл.журнал «Рус. книга» .

Широкому распростр-ю издат. дела в Берлине способств. неск. факторов: 1) относит. дешевизна издат. дела в условиях инфляции; 2) скопл-е большого кол-ва рус. издателей, готовых вложить свои деньги; 3) тесные контакты России с Германией после Рапальского договора, позволяющие вести диалог двух культур (сменовеховство).

В 1922 г. в Берлине – 48 рус. изд-в, 145 наимен-й журналов, газет и альманахов. Самые крупные изд-ва: «Слово», «Геликон», «Скифы», «Петрополис», «Медный всадник», «Мысль», «Знание», «Эпоха», «Беседа» и др. В основном берл. изд-ва выпуск. книги гуманит. хар-ра (детская и худ. лит-ра, мемуары, учебники, произв-я философов, литературоведов, искусствоведов).

Крупн. берл. изд-ва ориентиров. на русск. рынок. Между сов. Россией и эмиграцией в Германии в середине 20-х гг. не было «железного занавеса». То, что появлялось в эмигр. изд-ях, вскоре попадало на страницы сов. прессы. Существовали совместные изд-ва. Около 2 лет просущ. в Берлине русский «Дом искусств» : 60 разл. выставок и концертов, выступ. рус. и нем. знаменитости, в основном из лит. кругов (Т.Манн, В.Маяковский, Б.Пастернак и др.). Но к сер. 1920-х гг. в СССР начинает формиров-ся жесткая ценз. политика, о чем свидет. многие ценз. документы Главлита. 12 июля 1923 г. ­– спец. циркуляр Главлита: «К ввозу в СССР не допуск-ся: 1) все произв-я, носящие определенно враждебный хар-р сов. власти и коммунизму; 2) проводящие чуждую и враждебную пролетариату идеологию; 3) лит-ра, враждебная марксизму; 4) книги идеалистич. напр-я; 5) дет. лит-ра, содержащая элементы буржуазной морали с восхвалением старых бытовых условий; 6) произвед-я авторов-контрреволюционеров; 7) произвед-я писателей, погибших в борьбе с сов. властью; 8) рус. лит-ра, выпущенная религ. обществами независимо от содержания».

С конца 1920-х гг. издат. бум заканч-ся. Это пагубно сказывается на состоянии эмигр. лит-ры. Она начинает терять своего читателя.

4. Когда надежда на скорое возвращ-е в Россию стала угасать и в Германии начался экономич. кризис, центр эмигр. перемест. вПариж , с середины 20-х гг. – столицу рус. заруб. К 1923 в Париже 300 тыс. рус. беженцев. В Париже живут: Ив. Бунин, А. Куприн, А. Ремизов, З. Гиппиус, Д. Мережковский, В. Ходасевич, Г. Иванов, Г. Адамович, Г. Газданов, Б. Поплавский, М. Цветаева и др. С Парижем связана деят-ть осн. лит. кружков и групп, ведущ. позицию среди которых заним.«Зеленая лампа» . Лит. жизнь Парижа сойдет на нет с началом 2-й мир. войны, когда, по словам В.Набокова, «станет на русском Парнасе темно». Многие рус. писатели-эмигр. останутся в Париже, окажутся активными участниками Сопротивления. Г. Адамович запишется добров. на фронт. Писат-ца З.Шаховская станет сестрой в военном госпитале. Мать Мария (поэтесса Е. Кузьмина-Караваева) погибнет в нем. концлагере. Г. Газданов, Н. Оцуп, Д. Кнут примкнут к Сопротивлению. Ив.Бунин в горькие годы оккупации напишет книгу о торжестве любви, человеч. начала (« Темные аллеи» ).

Одним из самых влият. общест.-полит. и лит. журналов рус. эмигр. были «Соврем. записки», издававш-ся эсерами В. Рудневым, М. Вишняком, И. Бунаковым (Париж, 1920 – 1939, основатель И. Фондаминский-Буняков). Журнал отлич. широтой эстетич. взглядов и полит. терпимостью. Всего вышло 70 номеров журнала, в которых печат. наиб. известные писат. рус. зарубежья. В «Соврем. записках» увидели свет: «Защита Лужина», «Приглашение на казнь», «Дар» В. Набокова, «Митина любовь» и «Жизнь Арсеньева» Ив. Бунина, стих-я Г. Иванова, «Сивцев Вражек» М. Осоргина, «Хожд-е по мукам» А. Толстого, «Ключ» М. Алданова, автобиогр. проза Шаляпина. Журнал давал рецензии на больш-во вышедших в России и за рубежом книг практич. по всем отраслям знаний.

С 1937 издатели «Соврем. записок» стали выпуск. также ежемес. журнал «Рус. записки» (Париж, 1937 – 1939, ред. П. Милюков), который печатал произв-я А. Ремизова, А. Ачаира, Г. Газданова, И. Кнорринг, Л. Червинскую. Осн. печат. органом писат. «незамеч. покол-я», долгое время не имевших своего издания, стал журнал «Числа» (Париж, 1930 – 1934, ред. Н.Оцуп). За 4 года вышло 10 номеров журнала. «Числа» стали рупором идей «незамеч. покол-я», оппозиц. традиц. «Соврем. запискам». «Числа» культив. «париж. ноту» и печат. Г. Иванова, Г. Адамовича, Б. Поплавского, Р. Блох, Л. Червинскую, М. Агеева, И. Одоевцеву. Б. Поплавский так опред. знач. нового журнала: «Числа» есть атмосферическое явление, почти единственная атмосфера безграничной свободы, где может дышать новый человек». В журнале публик-сь также заметки о кино, фотографии, спорте. Журнал отличало высокое, на уровне дореволюц. изд-й, кач-во полиграфич. исполн-я.

Среди наиб. известных газет рус. эмигр. – орган респ.-демократич. объед-я «Последние новости» (Париж, 1920 – 1940, ред. П. Милюков), монархич. «Возрождение» (Париж, 1925 – 1940, ред. П. Струве), газеты «Звено» (Париж, 1923 – 1928, ред. П. Милюков), «Дни» (Париж, 1925 – 1932, ред. А. Керенский), «Россия и славянство» (Париж, 1928 – 1934, ред. Б. Зайцев) и др.

С Парижем связана деят-ть осн. лит. кружков и групп, ведущ. позицию среди которых занимала «Зеленая лампа». «Зеленая лампа» была организ. в Париже З. Гиппиус и Д. Мережковским, во главе общ-ва встал Г. Иванов. На засед. «Зеленой лампы» обсуждались новые книги, журналы, речь шла о рус. лит. старшего покол-я. «Зеленая лампа» объединяла «старших» и «младших», в течение всех предвоенных лет была наиб. оживл. лит. центром Парижа. Молодые парижские литераторы объед. в группу «Кочевье», основанную ученым-филологом и критиком М. Слонимом. С 1923 по 1924 в Париже собиралась также группа поэтов и художников «Через». Парижск. эмигр. газеты и журналы представляли собой летопись культ. и лит. жизни рус. зарубежья. В дешевых кафе Монпарнаса разворачивались лит. дискуссии, создавалась новая школа эмигр. поэзии – «парижская нота».

5. Восточные центры рассеяния –Харбин и Шанхай . Молодой поэт А. Ачаир организует в Харбине лит. объед.«Чураевка» . Собрания «Чураевки» включали до 1000 человек. За годы существ-я «Чураевки» в Харбине было выпущено более 60 поэт. сб-ков рус. поэтов. В харбинскомжурнале «Рубеж» печатались поэты А. Несмелов, В. Перелешин, М. Колосова. Существ. направл-е харбинской ветви рус. слов-ти – этнографич. проза (Н.Байков «В дебрях Маньчжурии», «Великий Ван», «По белу свету»). С 1942 лит. жизнь смест-ся из Харбина в Шанхай.

6. Науч. центр рус. эмигр. –Прага . Был основан Рус. нар. ун-т, приглашено 5 тыс. рус. студентов, которые могли продолжить образование на казенном коште. Сюда же перебрались многие профессора и препод-ли вузов. Важн. роль в сохран. слав. к-ры, развитии науки сыграл«Пражский лингвистич. кружок» . С Прагой связ. тв-во М. Цветаевой, которая создает в Чехии лучшие свои произв-я. До начала 2-й мир. войны в Праге выходило около 20 рус. лит. журналов и 18 газет. Среди пражских лит. объединений –«Скит поэтов», «Союз русских писателей и журналистов».

7. Русское рассеяние затронуло иЛат. Америку, Канаду, Скандинавию, США . Писатель Г. Гребенщиков, переехав в 1924 в США, организовал здесь рус. издат-во «Алатас». Несколько рус. издат-в было открыто в Нью-Йорке, Детройте, Чикаго.

Старшее поколение «первой волны» эмиграции. Общая характеристика. Представители.

Стремл-е «удержать то действительно ценное, что одухотворяло прошлое» (Г.Адамович) – в основе тв-ва писателей старшего покол-я, успевших войти в лит-ру и составить себе имя еще в дорев. России. Это Ив. Бунин, Ив. Шмелев, А. Ремизов, А. Куприн, З. Гиппиус, Д. Мережковский, М. Осоргина. Лит-ра «старших» представлена преимущ. прозой. В изгнании прозаиками старшего покол-я созд-ся великие книги:« Жизнь Арсеньева» (Ноб. премия 1933 г.), « Темные аллеи» Бунина; « Солнце мертвых» , « Лето Господне» , « Богомолье» Шмелева; « Сивцев Вражек» Осоргина; « Путешествие Глеба» , «Преподобный Сергий Радонежский» Зайцева; « Иисус Неизвестный» Мережковского .А.Куприн – 2 романа « Купол святого Исаакия Далматского» и « Юнкера» , повесть « Колесо времени» . Значит. лит. соб-ем станов-ся появл-е книги воспомин-й« Живые лица» Гиппиус .

Поэты старшего покол-я: И. Северянин, С. Черный, Д. Бурлюк, К. Бальмонт, З. Гиппиус, Вяч. Иванов. Гл. мотив лит-ры старшего поколения – мотив ностальгич. памяти об утрач. родине. Трагедии изгнаннич-ва противостояло громадное наследие рус. культуры, мифологизированное и поэтизированное прошедшее. Темы ретроспективны: тоска по «вечной России», события революции и гр. войны, историч. прошедшее, воспомин-я о детстве и юности. Смысл обращения к «вечной России» получили биографии писателей, композиторов, жизнеописания святых: Ив. Бунин пишет о Толстом («Освобождение Толстого»), Б. Зайцев – о Жуковском, Тургеневе, Чехове, Сергии Радонежском (одноим. биографии) и т.д. Создаются автобиограф. книги, в которых мир детства и юности, еще не затронутый великой катастрофой, видится «с другого берега» идиллич., просветленным: поэтизирует прошлоеИв. Шмелев (« Богомолье» , « Лето Господне» ) , события юности реконструируетА. Куприн (« Юнкера» ) , последнюю автобиогр. книгу рус. писателя-дворянина пишетИв. Бунин (« Жизнь Арсеньева» ) , путешествие к «истокам дней» запечатлеваютБ. Зайцев (« Путешествие Глеба» ) иА. Толстой (« Детство Никиты» ) . Особый пласт рус. эмигр. лит-ры – произв-я, в которых дается оценка трагич. событиям революции и гр. войны. События гр. войны и революции перемежаются со снами, видениями, уводящими в глубь народного сознания, рус. духа в книгахА. Ремизова « Взвихренная Русь» , « Учитель музыки» , «Сквозь огнь скорбей» . Скорбной обличит-ю насыщены дневникиИв. Бунина « Окаянные дни» . РоманМ. Осоргина « Сивцев Вражек» отражает жизнь Москвы в военные и предвоенные годы, во время революции.Ив. Шмелев создает трагич. повествование о красном терроре в Крыму – эпопею« Солнце мертвых» , которую Т. Манн назвал «кошмарным, окутанным в поэтич. блеск документом эпохи». Сополагая «вчерашнее» и «нынешнее», старшее поколение делало выбор в пользу утрач. культ. мира старой России, не признавая необх-ти вживаться в новую действит-ть эмиграции. Это обусловило и эстетич. консерватизм «старших»: «Пора бросить идти по следам Толстого? – недоумевал Бунин. – А по чьим следам надо идти?»

Поэты старшего поколения эмиграции: Вяч. Иванов, К. Бальмонт, И. Северянин.

Вяч. Иванов. В 1917 г. – пыт-ся сотрудничать с новой властью. 1918-1920 гг. – председ. историко-театральной секции ТЕО Наркомпроса, читал лекции, вел занятия в секциях Пролеткульта. Приним. участие в деят-ти изд-ва «Алконост» и журнала «Записки мечтателей», пишет «Зимние сонеты». До своего окончат. отъезда за границу (1924) Иванов пишет стихотворный цикл «Песни смутного времени» (1918) отразил неприятие Ивановым внерелигиозного характера русской революции. В 1919 г. он издает трагедию «Прометей», а в 1923 г. заканчивает музык. трагикомедию «Любовь – Мираж». В 1920 г. после смерти от туберкулеза 3-й жены и неудачной попытки получить разреш-е на выезд за границу, Иванов с дочерью и сыном уезжает на Кавказ, затем в Баку, куда был приглашен профессором кафедры классической филологии. В 1921 г. он защищает здесь докторскую диссертацию, по которой издает книгу «Дионис и прадионисийство» (Баку, 1923). В 1924 г. Иванов приезжает в Москву, где вместе с А. Луначарским произносит в Большом театре юбилейную речь о Пушкине. В конце августа этого же года навсегда покидает Россию и посел-ся с сыном и дочерью в Риме. До 1936 г. сохр. сов. гражд-во, которое не дает ему возм-ти устроиться на гос. службу. Иванов не печат-ся в эмигр. журналах, стоит в стороне от общ.-полит. жизни. 17 марта 1926 г. принимает католич-во, не отрекаясь (по специальному, с трудом добытому разрешению) от православия. В 1926-1931 гг. – профессор в Колледжио Борромео в Павии. В 1934 г. – отказ от препод-я в ун-те, переезд в Рим. Единственный из всех рус. симв-тов практически до конца своих дней сохранил верность этому течению. В последние десятилетия – относительный спад его тв-ва. В 1924 г. – «Римские сонеты», а в 1944 г. - цикл из 118 стихотворений «Римский дневник», вошедш. в подгот. им, но изданное посмертно итоговое собрание стихов «Свет вечерний» (Оксфорд, 1962). После смерти Иванова осталась незаконч. начатая им еще в 1928 г. 5-я книга прозаической «поэмы» «Повесть о Светомире-царевиче». Продолж. публик. в иностр. изданиях свои отдельные статьи и работы. В 1932 г. он издает монографию на нем. языке «Достоевский. Трагедия – миф – мистика». В 1936 г. для энциклопед. словаря Трекани Иванов на итал. языке пишет статью «Символизм». Затем для других итальянских изданий: «Форма зиждущая и форма созижденная» (1947) и «Лермонтов» (1958). В последних 2 статьях он возвращ-ся к размышл. о Софии (Мировая Душа, Божественная Премудрость) в контексте мир. и рус. культуры. В 1948 г. по заказу Ватикана он работает над вступлением и примечаниями к Псалтири. В последние годы жизни вел уединенный образ жизни, встречаясь лишь с несколькими близкими ему людьми, среди которых была чета Мережковских.

Бальмонт Константин Дмитриевич (1867 – 1942) Февр. и Окт. револ. 1917 г. Бальмонт вначале прославл. в своих стихах («Предвозвещение» и другие), но «хаос» и «ураган сумасшествия» гр. войны категорич. не приемлет. Выступает в печати, работает в Наркомпросе, готовит к изданию стихи и переводы, читает лекции. Но в опублик. в 1918 г. брошюре «Революционер я или нет?» заявл. о том, что большевики - носители разрушит. начала, подавляющ. личность. Он убежден, что поэт должен быть вне партий, что у поэта свои пути, своя судьба – он скорее комета, чем планета (т. е. движется не по определенной орбите). Ю. Балтрушайтис, бывший в те годы лит. послом в России, через А. Луначарского сумел организовать для Бальмонта командировку за границу. 25 июня 1920 г. Бальмонт навсегда покинул Россию. Во Франции, где поэт прожил большую часть оставшейся жизни, он вначале активно сотруднич. в газете «Парижские новости», журнале «Соврем. записки» и других периодич. изданиях, регулярно публикует (в разных странах) книги стихов: «Дар Земле», «Светлый час» (обе – 1921), «Марево», «Песня рабочего молота» (обе – 1922), «Мое – ей. Стихи о России» (1923), «В раздвинутой дали» (1929), «Северное сияние» (1933), «Голубая подкова», «Светослужение» (обе – 1937). В 1923 г. выходят 2 книги автобиогр. прозы – «Под новым серпом» и «Воздушный путь». Активно работает Бальмонт и как переводчик литовских, польских, чешских и болгарских поэтов. В 1930 г. публикует перевод «Слова о полку Игореве». Очень тоскует по родине и оставшейся в России дочери (ей посвящен сборник 1905 года «Фейные сказки»). Последние годы жизни он практич. не писал. Умер в Нуази-ле-Гран, близ Парижа.

Игорь Северянин (Игорь Васильевич Лотарев) 27 февраля 1918 г. на вечере в Политех. музее в Москве ИС был избран «королем поэтов». Вторым был признан В. Маяковский, третьим – В. Каменский. Через неск. дней «король» уехал с семьей на отдых в эст. приморск. деревню Тойла, а в 1920 г. Эстония отделилась от России. ИС оказался в вынужд. эмигр., но чувствовал себя там уютно. Довольно быстро он начал вновь выступ. в Таллине и других местах. В Эстонии ИС удерж. и брак с Фелиcсой Круут. С ней поэт прожил 16 лет и это был единственный законный брак в его жизни. За Фелиссой ИС был как за кам. стеной, она оберегала его от всех жит. проблем, а иногда и спасала. Перед смертью ИС признавал разрыв с Фелиссой в 1935 году трагич. ошибкой. В 20-е гг. держится вне политики, (называет себя не эмигрантом, а дачником) и вместо полит. выступл-й против Сов. власти пишет памфлеты против высших эмигр. кругов. Эмигрантам нужна была другая поэзия и другие поэты. ИС по-прежнему много писал, довольно интенсивно переводил эстонских поэтов: в 1919 –1923 гг. – 9 новых книг, в т. ч. «Соловей». С 1921 г. поэт гастролирует и за пределами Эстонии: 1922 – Берлин, 1923 – Финляндия, 1924 – Германия, Латвия, Чехия... В 1922-1925 годах ИС пишет в довольно редком жанре – автобиогр. романы в стихах: «Падучая стремнина», «Роса оранжевого часа» и «Колокола собора чувств». С 1925 по 1930 год – ни одного сборника стих-й. 1931 – новый (без сомнения выдающийся) сборник стихов «Классические розы», обобщающий опыт 1922 – 1930 гг. В 1930 – 1934 гг. – несколько гастролей по Европе, шумный успех, но издателей для книг найти не удавалось. Небольшой сборник стихов «Адриатика» (1932 г.) ИС издал за свой счет и сам же пытался распостр. его. Особенно ухудш. матер. полож-е к 1936 г., когда к тому же он разорвал отношения с Фелиссой Круут и сошелся с В.Б. Коренди: «Стала жизнь совсем на смерть похожа: // Все тщета, все тусклость, все обман. // Я спускаюсь к лодке, зябко ёжась, // Чтобы кануть вместе с ней в туман...» В 1940 поэт признается, что «издателей на настоящие стихи теперь нет. Нет на них и читателя. Я пишу стихи, не записывая их, и почти всегда забываю». Поэт умер 20 декабря 1941 г. в окуп. немцами Таллинне и был похоронен там на Александро-Невском кладбище. На памятнике помещены его строки: «Как хороши, как свежи будут розы, // Моей страной мне брошенные в гроб!»

Д. С. Мережковский и З. Н. Гиппиус в эмиграции. Идейная и творческая эволюция.

Мережковский и Гиппиус надеялись на свержение больш. власти, но, узнав о поражении Колчака в Сибири и Деникина на юге, решили бежать из Петрограда. 24 декабря 1919 г. они совместно с их другом Д.Философовым и секретарем В.Злобиным покинули город, якобы для чтения лекций в красноарм. частях в Гомеле; в январе 1920 г. перешли на террит., окуп. Польшей, и остановились в Минске. Читали лекции для рус. эмигр., писали полит. статьи в газете «Минский курьер». В феврале 1920 г. – Варшава, акт. полит. деят-ть. 20 октября 1920 г. выехали в Париж.

Крушение судьбы и тв-ва писателя, обреченного на жизнь вне России – постоянная тема поздней Гиппиус. В эмигр. она оставалась верна эстет. и метафиз. системе мышления, сложившейся у нее в предрев. годы. Эта система основыв. на идеях свободы, верности и любви, вознесенной до Христа. В эмигр. Гиппиус переиздавала написанное в России (сб. рассказов «Небесные слова», Париж, 1921). В 1922 г. в Берлине вышел сборник «Стихи: Дневник 1911-1921», а в Мюнхене – книга 4 авторов (Мережковский, Гиппиус, Философов и Злобин) «Царство Антихриста», где впервые опубликованы две части «Петерб. дневников». В 1925 г. в Праге 2-томник ее мемуаров «Живые лица»: лит. портреты Блока, Брюсова, А.Вырубовой, В.Розанова, Сологуба. В Париже М. и Г. сотр. в «Соврем. Записках», в газетах «Последние новости» и «Возрождение». Но по сути, не вошли ни в один эмигр. кружок: их взгляды не находили отклика ни у правых, ни у левых. В 1926 г. организ. лит. и фил. общество «Зеленая лампа». Общество сыграло видную роль в интеллект. жизни 1-й эмиграции. Это было закрытое общ-во, которое должно было стать «инкубатором идей» и все члены которого были бы в согласии относительно важнейших вопросов. 1-е заседание – 5 февраля 1927. Стенографич. отчеты первых 5 собраний – в журнале «Новый корабль», основ. Гиппиус в Париже. В сентябре 1928 г. М. и Г. приняли участие в I съезде русских писателей-эмигр., в Белграде. При Сербской Академии наук была создана издат. комиссия, начавшая выпускать «Русскую библиотеку», в которой вышла «Синяя книга» Г. Тема свободы и вопрос, возможно ли подлинное худ. тв-во в отрыве от родной почвы, – главные для Гиппиус на протяжении всех лет сущ-я «Зеленой лампы» (до 1939).

М. в эмигр. много писал. (лит. активн. Г. – меньше.) Публицистика, исторические романы, эссе, киносценарии – воплощ. своеобр. религ.-филос. концепции, определивш. его понимание места России в истории человеч-ва: работа «Царство Антихриста» с подзаголовком «Большевизм, Европа и Россия» (1921), ряд ист. исследований – «Тайна Трех: Египет и Вавилон» (1925), «Рождение богов. Тутанхамон на Крите» (1925), «Мессия» (1928), «Наполеон» (1929), «Атлантида-Европа» (1930), «Паскаль» (1931) «Иисус Неизвестный» (1932), «Павел и Августин»(1936), «Святой Франциск Ассизский» (1938), «Жанна д’Арк и Третье Царство Духа» (1938), «Данте» (1939), «Кальвин» (1941), «Лютер» (1941).

Проза И. А. Бунина в эмиграции.

Бунин сознательно шел на разрыв с новой властью. Переезжает в Москву - Одесса - Константинополь (янв.1920) - Франция (сначала Париж, потом - Грас, не далеко от Ниццы). Вилла "Жанетт" в Грасе стала его последним пристанищем. В 1933 Б дали Нобелевку "за то, что воспроизвел в повествовательной прозе типический русский хар-р". В Грасе он пережил оккупацию и освобождение Фр. 1950 - пишет воспоминания. 8 ноября 1953 Б скончался в Париже. Во Фр Бунин написал: "Митина любовь" (3 части, 36 расск. Роман в новеллах), "Солнечный удар", "Жизнь Арсеньева" (в 1-й ред. с подзаголовком "к истоку дней"), «Темные аллеи» и др. В эмигрантский период в рассказах Б любовь - высшая ценность жизни. К войне Б относится плохо - нельзя убивать друг друга.В 30-е - 40-е осн. темой становится беспощажность уходящего времени.

«Жизнь Арсеньева» - Ноб. премия, 1933. Критика – хвалили все.

«Митина любовь» . Роман в новеллах: 36 маленьких рассказиков, объед. общим сюжетом. Студент Митя любит Катю. Он вроде как счастлив. Он ее целует и т.д., но еще с ней не спал. Катя учится в театральном. Митя ревнует ее к ее образу жизни, к режиссеру. Он не любит театр, ему не нравится, как Катя читает на экзамене "Девушка пела..." - К "завывает", стихи Мите тоже не нравятся. Ревность М измучила обоих, и М решает ехать в деревню, к маме, на лето. С К они в июне встретятся в Крыму. М. уезжает, кругом весна. В обновлении природы он видит К., он наполнен любовью и постоянно пишет ей письма. К отвечает 1 раз коротким письмом, что тоже его любит. В М влюбляются деревенские девки. К не отвечает на его письма и М начинает на девок заглядываться. В конце-концов приказчик говорит, что негоже барчуку монахом жить и хочет свезти его к Аленке, муж которой в шахтах. Аленка напоминает М Катю. М ездит на почту каждый день, но письма нет, и Митя решает больше туда не ездить. Но у него мелькает мысль о самоубийстве. М договаривается, чтобы Аленка пришла к нему в сад в шалаш, обещает ей заплатить. Весь день нервничает, когда приходит в шалаш - не знает, как с ней и чего. баба говорит "давай быстрее". Митя в конце-концов выходит из шалаша. Все оказалось не так хорошо, как хотелось бы. А тут приходит письмо от Кати: дескать, она не оставит искусство ради Мити, пусть тот ей больше не пишет, она уезжает. Мите невыносимо больно. В бреду ему представляются какие-то коридоры, комнаты, противоестественные соития. И он стреляется. "С наслаждением". Только бы не повторилась эта мука. Образы: Митя - его глазами мы видим происходящее. Влюбленный молодой человек, любит хорошую поэзию (Тютчев, Фет и пр.), весь наполнен мечтами о будущем и о Кате, пытается разгадать ее, понимает, что больше любит образ, а не реального человека. С детства жил предчувствием любви. Катя - тут сказывается отношение Б к актерам - принимает то, что она делает, за "искусство", в общем-то играет в жизни. Аленка - "честная женщина" - без денег не хочет. Приказчик - отвратительный сводня. Мама Кати - женщина с малиновыми волосами, добрая. Мама Мити - сухощаявая, с черными волосами.

"Темные аллеи" 1943. Персонажи рассказов, вошедших в эту книгу, внешне разнообразны, но все они - люди единой судьбы. Студенты, писатели, художники, офицеры одинаково изолированы от соц. среды. для них хар-на внутренняя трагическая опустошенности, отсутствие "цены жизни", кот. они ищут в любви и воспоминаниях о прошлом. будущего у них нет, хотя обстоятельства логически не влекут к трагическому финалу. Это еще и символика: эротические моменты -души нет, осталась плоть. Последняя тайна мира - тело женщины, но попытка приобщитья к этой тайне приводит к катастрофе. Сам рассказ "Темные аллеи" - 1938. Пожилой господин приезжает на постоялый двор, хозяйка которого, уже немолодая, вспоминает его - своего бывшего любовника из господ. Он ее тоже вспоминает. Она не вышла замуж, она его любила всю жизнь. А он ее бросил. Он женился, но его бросила жена, а сын вырос негодяем. Она говорит, что не сможет его простить - потому что все проходит, да не все забывается. Он уезжает. И думает, что она дала ему лучшие минуты жизни, но он бы не мог представить ее своей женой и хозяйкой своего Петербургского дома. (название - он все время читал любовнице стихи "кругом шиповник алый цвел, стояли темных лип аллеи"). Образ женщины яркий, мужчины - обыкновенного военного."Чистый понедельник" - из "Т.ал."1944. Все читали и разбирали."Солнечный удар" 1925. Женщина и мужчина встретились на пароходе, высадились, пошли в гостиницу, а ночью она ушла, не назвав даже своего имени. Поручик просил ее остаться, но она сказала, что это только все испортит, что это у них был солнечный удар. Он побродил по городу, взгрустнул и сел на другой параход. По-моему верно все, сказанное про "Т.А." - бессмысленность, поиски любви, которая не дается и ускользает.

И. С. Шмелев. Характеристика творческой личности, стилевые особенности.

Февр. рев. Шмелев как и вся демократическая интеллигенция, принял с энтузиазмом. Шмелев не принял Октября. Шмелев угадал в ходе рев. событий насилие над судьбой России. В первых же деяниях новой власти видит серьезные прегрешения против нравственности. Вместе с семьей в 1918 году Шмелев уезжает в Крым и покупает домик в Алуште. Сын, молодой Сережа, попал в Добровольческую армию. Двадцатипятилетний Сергей Шмелев служил в комендантском упралении в Алуште, и в боях участия не принимал. После бегства врангелевской армии весной 1920 года, Крым заняли красные, многие служившие у Врангеля остались на берегу. Им предложили сдать оружие. Среди них был и сын Шмелева Сергей. Его арестовали. Шмелев пытался вызволить сына, но тот был приговорен к расстрелу и расстрелян. Но этой трагедией испытания семьи Шмелевых не исчерпались. Еще предстояло пережить страшный голод. Гнев и печаль, скорбь и отвращение искали своего выхода. Но писать правду уже было нельзя, а лгать писатель не умел. Вернувшись из Крыма в Москву весной 1922 года, Шмелев принялся хлопотать о выезде за границу, куда его настойчиво звал Бунин. 20 ноября 1922 года Шмелев с женой выезжает в Берлин. Бунин, понимая, вероятно, состояние своего собрата по перу, старается помочь семье Шмелевых, приглашает Ивана Сергеевича в Париж, обещает выхлопотать визы. В январе 1923 года Шмелевы перебираются в Париж, где писатель проживает долгих 27 лет. Поначалу Шмелевы поселились у Кутыркиной, в квартире, неподалеку от Дворца Инвалидов, где покоится прах Наполеона. Первым произведением Шмелева эмигрантского периода стало "Солнце мертвых" - трагическая эпопея. Впервые "Солнце мервых" было опубликовано в1923 году, в эмигрантском сборнике "Окно", а в 1924 году вышло отдельной книгой. Сразу же последовали переводы на французский, немецкий, английский, и ряд других языков, что для русского писателя-эмигранта, да еще неизвестного в Европе, было большой редкостью. "Солнце мертвых" - это первое в русской литературе глубокое проникновение в суть российской трагедии. Вплоть до конца 20-ых годов выходят сборники писателя, насыщенные впечатлениями о революционной России. В"Лете Господнем" перед нами в череде православных праздников "является" как бы душа русского народа."Богомолье" - это поэтический рассказ о хождении в Троице-Сергиеву Лавру. В"Няне из Москвы" - со скорбью и мягкой иронией описываются ощущения простой русской женщины, превратностями судьбы оказавшейся в Париже. В 1936 году Шмелев заканчивает первый том романа"Пути небесные" . Писатель "творческой ощупью" пытается исследовать тайные тропы, которые могут привести в "Лето Господне" сомневающегося интеллигента и рационалиста. Нужно ли удивляться тому, что в творчестве Шмелева патриотические и религиозные мотивы сложились воедино. Жизнь готовила писателю новое испытание. 22 июля 1936 года умирает после недолгой болезни жена писателя - Ольга Александровна. Чтобы хоть как то отвлечь писателя от мрачных мыслей, друзья организовали ему поездку в Латвию и Эстонию. Он побывал и в Псковско-Печорском монастыре, постоял у советской границы. Дотянувшись рукой через проволоку ограждений он сорвал несколько цветов. В последний год жизни болезнь приковала его к постели. В ноябре 1949 года ему сделали операцию. Она была успешной. Вернулось желание работать, появились новые планы. Он хочет приняться за третью книгу "Путей небесных". 24 июня 1950 года Иван Сергеевич Шмелев скончался от сердечного приступа.

Творчество Б. Зайцева. Основные произведения.

Зайцев Борис Константинович (1881-1972), русский писатель. С 1922 в эмиграции. Книга воспоминаний «Москва» (1939), художественные биографии русских писателей, «житийные портреты» (в т. ч. «Преподобный Сергий Радонежский», 1925).

Творчество А. М. Ремизова в эмиграции.

В августе 1921 г. писатель эмигрировал. В тв-ве Р. эмигр. периода доминирует мотив разлуки, также соотнесенный с соотв. сюжетами др. лит-ры (о Петре и Февронии, о Бове Королевиче), однако имеющий и глубоко личный смысл, особенно в повести "Оля" (1927) и романе"В розовом блеске" (1952) . Они навеяны историей семьи писателя (его единственная дочь не последовала за родителями в эмиграцию и умерла в окуп. Киеве в 1943 г.; в тот же год умерла жена Ремизова). Опыт реконструкции целостной картины народного духа с опорой на предания, выразившие религ. вееров-я, часто отдаляющиеся от офиц. правосл. канона, предпринимался Ремизовым во многих произв-ях, созданных на чужбине, - от книги"Россия в письменах" (1922) до сборника "снов" и размышлений о формах русской духовности, как они отразились в классической литературе (Гоголь, Тургнеев, Достоевский). Эта тема становится основной в книге"Огонь вещей" (1954) . Изощренность стилистики Ремизова вызвала острые споры о плодотворности или искусственности избранных им худ. решений. Критика (Г. Адамович) увидела в книгах Ремизова лишь прямолин. имитацию "русской допетровской старины", обвинив автора в нарочитом пристрастии к архаике. Другие авторы считали, что природа дарования Ремизова игровая, связывали эту поэтику с подчеркнуто своеобразным стилем быта и социального поведения, который обращал на себя внимание посетителей его квартиры, где обои были расписаны кикиморами, гостям выдавались грамоты об их членстве в изобретенной писателем "Великой и вольной обезьяньей палате", а атмосфера в целом наводила на мысли о "колдовском гнезде". Третьи воспринимали Ремизова как "юродивого в пределах культуры" - умного, образов., даровитого художника, со своим значит., но особым видением. Стилистика Ремизова оказала существенное влияние на ряд русских писателей 1920-х годов. (Пришвин, Л. М. Леонов, Вяч. Шишков и другие), которые выступили приверженцами "орнаментальной прозы". Вавтобиогр. "Подстриженными глазами" (1951) Р., говоря об истоках и специф. чертах своего тв-ва, отмечает важность идеи прапамяти ("сна"), которая определяет характер построения многих его произв-й: "С двух лет начинаю отчетливо помнить. Я словно проснулся и был как бы брошен в мир... населенный чудовищами, призрачный, со спутанной явью и сновидением, красочный и звучащий нераздельно". 1 из главных произв-й, созданных Р. в эмигр., - автобиогр. по материалукнига "Взвихренная Русь" (1927) . В ней с постоянными отсылками к поэтике житийной лит-ры, для которой обязательны мотивы отторжения неправедного мира, мытарства, бесприютности и дух. очищения в финале, автор воссоздает русское лихолетье, вводя в свой рассказ тех, с кем он больше всего общался в свои последние петербургские годы, - Блока, Д. Мережковского, философа Л. Шестова, собственного ученика, молодого прозаика М. Пришвина. "Взвихренная Русь" описывает время, когда исключительно ярко "горела... мечта человека о свободном человеческом царстве на земле", но "никогда и нигде так жестоко" не гремел прежде "погром" (впрямую коснувшийся самого Ремизова, подвергшегося аресту и кратковременному заключению в период "красного террора"). Рассказ, как и в книге "Подстриженными глазами", образующей со "Взвихренной Русью" автобиогр. диптих, ведется в форме своб. компиляции событий большого обществ. значения (приезд Ленина в Петроград весной 1917 года) и частных свидет-в вплоть до записи разговоров в очередях или сцен издеват-ва толпы над разоруж. городовыми. Р. создает намеренно фрагментарный монтаж, где летопись, запечалевшая ход истории, соединяется с воссозд-ем тягот и невзгод, перенесенных самим повеств-лем, с видениями, снами, отзвуками преданий, "заклинаниями", записью потока сознания, мозаикой мимолетных зарисовок "взвихренной" будничности. Повествов-е, как и во многих других книгах Р., ведется в форме сказа. Такая стилистика и схожее композиц. решение отличают и оставшийся в рукописи роман Р. об эмиграции"Учитель музыки" (издан посмертно, 1983) , и книгу мемуаров"Встречи" (1981) , и частично опубликованную автобиогр. повесть"Иверень" (1986) .

Умер Алексей Ремизов в Париже в 1957 г. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Творчество А. И. Куприна в эмиграции.

Февр. рев. К. встретил восторж. Она застала его в Гельсингфорсе. Он немедл. выезж. в Петроград, где вместе с критиком П. Пильским некоторое время редактирует эсеровскую газету "Свободная Россия". Сочувств. встретив Окт. рев., но сотрудн. в бурж. газетах "Эра", "Петроградский листок", "Эхо", "Вечернее слово", где выступает с полит. статьями, в которых сказ-ся противореч. позиция писателя. Стечение обст-тв приводит К. в стан эмиграции. Летом 1920 г. – в Париже. Творч. спад, вызванный эмигр., продолжался до середины 20-х гг. В 1-е время появлялись лишь статьи К. И лишь с 1927 г ., когда выходитсб-к "Новые повести и рассказы" , можно говорить о послед. плодотв. периоде его тв-ва. Вслед за этим сб-ком –книги "Купол св. Исаакия Далматского" (1928) и "Елань" (1929). Рассказы, публиковавшиеся в газете "Возрождение" в 1929 -1933 годах, входят всборники "Колесо времени" (1930) и "Жанета" (1932 - 1933) . С 1928 г. К. печатает главы изромана "Юнкера" , вышедшие отдельным изданием в1933 году. Писатель чувств., что оторванность от родины губительно сказывается на его тв-ве. В этом, быть может, прояв. особ. худ. склада К. Он больше, нежели даже И. А. Бунин, Б. К. Зайцев или И. С. Шмелев, привязан к малым и великим сторонам рус. быта, многонационального уклада страны. Он делает очерковые зарисовки, создает цикл миниатюр "Мыс Гурон" (1929), очерки о Югославии, "Париж домашний", "Париж интимный" (1930) и т. д. Но самое "вещество поэзии" К. способен найти только во впечатл. от родной действит-ти. Мир дробится на мелкие крупинки, на капли. Цикл миниатюр в прозе, вошедших в сб-к "Елань", писатель так и называет: "Рассказы в каплях". Он помнит множ-во драг. мелочей, связанных с родиной, - помнит, что "еланью" зовется "загиб в густом сосновом лесу, где свежо, зелено, весело, где ландыши, грибы, певчие птицы и белки" ("Елань"); что "вереей" куртинские мужики называют холм, торчащий над болотом. Он помнит, как с кротким звуком "Пак!" (словно "дитя в задумчивости разомкнуло уста") лопается весенней ночью набрякшая почка ("Ночь в лесу", 1931) и как вкусен кусок черного хлеба, посыпанный крупной солью ("У Троице - Сергия"). Но эти детали подчас остаются мозаикой - каждая сама по себе, каждая - отдельно. Прежние, "купринские", мотивы вновь звучат в его прозе. Новеллы "Ольга Сур" (1929), "Дурной каламбур" (1929), "Блондель" (1933) завершают целую линию в изображении писателем цирка. Вслед знаменитым "Листригонам" он пишет в эмигр. рассказ "Светлана" (1934), вновь воскрешающ. колоритную фигуру рыбачьего атамана Коли Костанди. Прославл-ю великого "дара любви" (что было лейтмотивом множества прежних пр-й писателя), посвящ. повесть "Колесо времени" (1930). Герой её, русский инженер "Мишика" (как его называет прекрасная француженка Мария), - это всё тот же "проходной" персонаж тв-ва К. добрый, вспыльчивый, слабый. Грубее прежних персонажей. Его ч-во – более заурядная, плотская страсть, которая, быстро исчерпав себя, начинает тяготить героя, не способного к длит. чувству. Недаром сам "Мишика" говорит о себе: "Опустела душа, и остался один телесный чехол". Подобно другим рус. писат., К. посвящ. своей юности самую крупную и значит. эмигр. вещь - роман"Юнкера" (1928 - 1932 ). Военная тема заверш-ся романом о юнкерских годах в Александр. училище. Лир. исповедь юнкера. Идиллич. интонации. Быт романтизирован и подкрашен, а вместе с ним розовые блики ложатся и на всю армейскую службу. Но "Юнкера" - не просто "домашняя" история Александр. военного училища, рассказ. одним из ее питомцев. Это повесть о старой, "удельной" Москве, вся сотканная из летучих воспоминаний. К лучшим страницам романа отн-ся эпизоды поэтич. увлечения Александрова Зиной Белышевой. Несмотря на обилие света и празднеств, это - печальная книга. Вновь и вновь писатель мысленно возвращ-ся к родине. Чувством безудержной ностальгии пронизано последнее крупное произв-е К. – повесть"Жанета" (1932 -1933). Проходит мимо старого проф. Симонова, когда-то знамен. в России, а ныне ютящегося в бедной мансарде, жизнь яркого и шумного Парижа. Старик привяз-ся к маленькой полунищей девочке Жанете. В старике Симонове есть что-то от самого К. Лит. наследие позднего К. гораздо слабее его доокт. тв-ва. До конца своих дней К. рус. патриотом. Писатель решил вернуться в Россию. Все предварит. переговоры взял на себя худ-к И. Я. Билибин (уже получивший разреш-е на въезд в СССР). Вернулся 31 мая 1937 г. Газеты писали, все торжествовари в СССРе. Уже больной К. делится замыслами, радостно переживая возвращение на родину. Он поселяется в голицынском Доме тв-ва писателей, потом переезжает в Ленинград и живет там, окруженный заботой и вниманием. Тяжелая болезнь. 25 августа 1938 г. умер.

"Среднее поколение" первой волны эмиграции. Общая характеристика. Представители.

В промежуточном положении между «старшими» и «младшими» оказались поэты, издавшие свои первые сборники до революции и довольно уверенно заявившие о себе еще в России: В. Ходасевич, Г. Иванов, М. Цветаева, Г. Адамович . В эмигрантской поэзии они стоят особняком. М. Цветаева в эмиграции переживает творческий взлет, обращается к жанру поэмы, «монументальному» стиху. В Чехии, а затем во Франции ей написаны: «Царь-девица», «Поэма Горы», «Поэма Конца», «Поэма воздуха», «Крысолов», «Лестница», «Новогоднее», «Попытка комнаты». В. Ходасевич издает в эмиграции вершинные свои сборники «Тяжелая лира», «Европейская ночь», становится наставником молодых поэтов, объединившихся в группу «Перекресток». Г. Иванов, пережив легковесность ранних сборников, получает статус первого поэта эмиграции, выпускает поэтические книги, зачисленные в золотой фонд русской поэзии: «Стихи», «Портрет без сходства», «Посмертный дневник». Особое место в литературном наследии эмиграции занимают квазимемуары Г.Иванова «Петербургские зимы», «Китайские тени», его скандально известная поэма в прозе «Распад атома». Г.Адамович публикует программный сборник «Единство», известную книгу эссе «Комментарии».

В. Ф. Ходасевич - поэт, критик, мемуарист.

Эмиграция. В 1922 Х. вместе с Н. Берберовой, ставшей его женой, покид. Россию, живет в Берлине, сотруднич. в берл. газетах и журналах; в 1923 происх. разрыв с А. Белым, в отместку давшим язвительный, в сущности пародийн., портрет Х. в кн. «Между двух революций». В 1923-25 помогает А. М. Горькому редакт. журнал «Беседа», живет у него с Берберовой в Сорренто (октябрь 1924 – апрель 1925), позднее Х. посвятит ему несколько очерков. В 1925 переезж. в Париж, где остается до конца жизни. Еще в 1922 вышла «Тяжелая лира». Как и в «Путем Зерна», преодоление, прорыв – главные ценностные императивы Х.(«Перешагни, перескочи, / Перелети, пере- что хочешь»), но узаконивается их срыв, их возвращение в вещественную реальность: «Бог знает, что себе бормочешь, / Ища пенсне или ключи». Вечная коллизия противост-я поэта и мира у Х. приобрет. форму физич. несовместимости; каждый звук действительности, «тихого ада» поэта, терзает, оглушает и уязвляет его. Особое место в книге и в поэзии Х. занимает стих. «Не матерью, но тульскою крестьянкой... я выкормлен», посвящ. кормилице поэта, благодарность которой перерастает в манифест литературного самоопред-я Х., приверженность рус. языку и культуре дает «мучительное право» «любить и проклинать» Россию. Жизнь в эмигр. сопр-ся постоянным безденежьем и изнурит. лит. трудом, сложными отн-ми с литераторами-эмигрантами, сначала из-за близости к Горькому. Х. много печат-ся в журнале «Соврем. записки», газете «Возрождение», где с 1927 ведет отдел лит. летописи. В эмигр. у Х. складывается репутация придирч. критика и неуживч. человека, желчного и ядовитого скептика. В 1927 выходит «Собрание стихов», включающее последнюю небольшую книгу «Европ. ночь», с поразит. стих-ем «Перед зеркалом» («Я, я, я. Что за дикое слово! / Неужели вон тот - это я?»). Естественная смена образов – чистого ребенка, пылкого юноши и сегодняшнего, «желчно-серого, полуседого / И всезнающего, как змея» - для Х. следствие трагич. расколотости и ничем не компенсируемой душевной растраты; тоска о цельности звучит в этом стих. как нигде в его поэзии. В целом же стихи «Европейской ночи» окрашены в мрачные тона, в них господствует даже не проза, а низ и подполье жизни («Под землей»). Он пытается проникнуть в «чужую жизнь», жизнь «маленького человека» Европы, но глухая стена непонимания, символизир. не социальную, а общую бессмысл-ть жизни отторгает поэта. После 1928 г. Х. почти не пишет стихов, на них, как и на других «гордых замыслах» (в т. ч. на биогр. Пушкина, которую так и не написал), он ставит крест: «теперь у меня нет ничего» – пишет он в августе 1932 Берберовой, ушедшей от него в том же году; в 1933 женится на О. Б. Марголиной. Х. становится одним из ведущих критиков эмигр., отклик-ся на все знач. публикации за рубежом и в Сов. России, в т. ч. книги Г. Иванова, М. Алданова, И. Бунина, В. Набокова, З. Гиппиус, М. Зощенко, М. Булгакова, ведет полемику с Адамовичем, стремится привить мол. поэтам эмигр. уроки классич. маст-ва. Посл. период тв-ва заверш-ся выходом двух прозаич. книг – яркой худ. биогр. «Державин», напис. языком пушк. прозы, с использ-ем языкового колорита эпохи, и мемуарной прозы «Некрополь», составл. из очерков 1925-37, публикуемых, как и главы «Державина», в периодике.

Г. В. Иванов - поэт, критик, мемуарист.

В 1911 г. ГИ примыкает к эгофутуристам, однако уже в 1912 г. от них отходит и сближается с акмеистами. При этом печатается в совершенно различных по направлениям журналах: "Шиповнике", "Сатириконе", "Ниве", "Гиперборее", "Аполлоне", "Лукоморье" и др.

Первый сборник поэта "Отплытье на о. Цитеру", вышедший в конце 1911 г. (в выходных данных - 1912 г.) и отмеченный рецензиями Брюсова, Гумилева, Лозинского, испытал влияние поэзии Кузмина, Вяч. Иванова и Блока.

Весной 1914 г., уже полноправный член "Цеха поэтов", ГИ издал свою вторую книгу стихотворений "Горница".

В годы первой мировой войны ГИ активно сотрудничал в популярных еженедельниках, написав массу "ура-патриотических" стихов (сборник "Памятник славы", 1915, который сам поэт в дальнейшем не включал в счет своих поэтических книг), к большинству из которых впоследствии относился критически.

В самом конце 1915 г. ГИ выпустил свой последний дореволюционный сборник - "Вереск" (на титульном листе - Пг., 1916).

После революции ГИ участвовал в деятельности второго "Цеха поэтов". Чтобы прокормиться занимался переводами Байрона, Бодлера, Готье, ряда других поэтов. Только в 1921 г. вышла следующая книга стихотворений Иванова "Сады".

В октябре 1922 г. Г. ГИ вместе со своей женой Ириной Одоевцевой покидает Россию. В годы эмиграции живет в Берлине, Париже, иногда - в Риге. Во время второй мировой войны ГИ находился в Биаррице, откуда вновь возвращается в Париж после ее окончания.

ГИ много публикуется в эмигрантской прессе со своими стихотворениями, критическими статьями, пишет прозу (неоконченный роман "Третий Рим" (1929, 1931), "поэма в прозе" "Распад атома" (1938 г., Париж).

В эмиграции ГИ делил с В. Ходасевичем звание "первого поэта", хотя многие его произведения, особенно мемуарного и прозаического характера, вызывали массу неблагоприятных отзывов как в эмигрантской среде, так и, тем более, в Советской России. Это касается, в особенности, вышедшей в 1928 г. книги очерков "Петербургские зимы".

Вершиной поэтического творчества Иванова стали сборники "Розы" (1931, Париж) и "1943-1958. Стихи" (подготовленный самим автором, но вышедший через несколько месяцев после его смерти). В самом начале 1937 г. в Берлине вышла в свет единственная прижизненная книга "Избранного" Г. Иванова - "Отплытие на остров Цитеру", практически повторяющая название первого сборника, вышедшего ровно за 25 лет до этого. Только один из трех разделов этой книги содержал стихотворения, ранее не включавшиеся автором в сборники. Последние годы жизни прошли для Г. Иванова в нищете и страданиях - с 1953 г. он вместе с И. Одоевцевой проживает в приюте для престарелых в Йере, недалеко от Тулона, до самой своей смерти 26 августа 1958 г. Позднее прах поэта был перенесен на парижское кладбище Сен Женевьев де Буа.

Творчество Г. В. Адамовича.

Адамович Георгий Викторович родился в Москве. В 1914 - 1915 годах Адамович познакомился с поэтами-акмеистами, а в 1916 - 1917 годах стал одним из руководителей второго "Цеха поэтов". В 1916 г. вышел первый поэтический сборник Адамовича "Облака", отмеченный легко узнаваемыми к тому времени чертами акмеистической поэтики. Детально прописанный пейзаж, по преимуществу зимний и осенний, интерьер служат фоном, который оттеняет душевное состояние лирического героя. Критики отмечали "особенную зоркость к обыденной жизни", свойственную поэту. Однако "зрительные образы" не являются для Адамовича самоцелью, для него важнее поиск эмоционально-напряженного содержания. Предельный лиризм - природное свойство таланта Адамовича. На эту особенность его поэтического дарования обратил внимание Н. С. Гумилев, рецензируя первый сборник поэта. "...Он не любит холодного великолепия эпических образов, - замечал критик, - он ищет лирического к ним отношения и для этого стремится увидеть их просветленными страданием... Этот звук дребезжащей струны лучшее, что есть в стихах Адамовича, и самое самостоятельное". Лирика поэта стремится к классической завершенности формы, но в ней, элегичной по своему характеру, всегда остается момент недосказанности и намеренной открытости. Критики относили Адамовича к "лирикам строго субъективным и своей субъективностью ограниченным". Коллизии общественной жизни как бы не затрагивают поэта: погруженный в круг литературных и мифологических реминисценций, он словно отстранен от тревог мира, хотя живет ими. Поэт знает невыдуманную душевную боль, и его поэзии близки "муки совести" И. Ф. Анненского.

После революции Адамович участвовал в деятельности третьего "Цеха поэтов", активно сотрудничал как критик в его альманахах, в газете "Жизнь искусства", переводил Ш. Бодлера, Ж. М. Эредиа. В 1922 г. вышел сборник Адамовича "Чистилище", написанный в форме своеобразного лирического дневника. В его стихах усиливаются рефлексия и самоанализ, возрастает функциональная роль цитаты. "Чужое слово" не просто вплетается в ткань слова, а становится структурообразующим началом: многие стихотворения Адамовича строятся как парафраз известных фольклорных и литературных произведений ("Слово о полку Игореве", "Плач Гудрун", "Роман о Тристане и Изольде", городские романсы). Его нервный эмоциональный стих не чужд патетики, особенно, когда поэт обращается к "высоким жанрам", как правило, к древнегреческому и средневековому западноевропейскому эпосу. Адамович осознавал себя поэтом Времени. Он чувствовал себя современником разных эпох, сохраняя тем не менее собственную "позицию вненаходимости" - дистанцию, отделяющую его, поэта XX в., от условного мифологического хронотопа. Мифологическое прошлое культуры переживается поэтом как реальная история, он отождествляет себя с древнегреческим Орфеем, и "тоска припоминания" становится контрапунктом его лирики.

В 1923 г. Адамович покинул Россию и поселился в Париже. Как критик он выступает в журнале "Современные записки", газете "Последние новости", затем в "Звене" и "Числах", постепенно приобретая репутацию "первого критика эмиграции". Стихов он пишет мало, но тем не менее именно ему эмигрантская поэзия обязана появлением так называемой "парижской ноты" - предельно искреннего выражения своей душевной боли, "правды без прикрас". Поэзия призвана быть дневником человеческих печалей и переживаний. Она должна отказаться от формального эксперимента и стать "безыскусственной", ибо язык не в состоянии выразить всю глубину жизни духа и "неисчерпаемую таинственность повседневной жизни". Искание правды становится пафосом поэзии Адамовича эмигрантского периода. Его путь русский мыслитель Г. П. Федотов назвал "аскетическим странничеством". В 1939 г. выходит сборник стихов Адамовича "На Западе", свидетельствующий об изменении творческой манеры художника. Поэтика его по-прежнему цитатна, однако развитие этого принципа идет по линии философского углубления. По мнению рецензента П. М. Бицилли, назвавшего книгу Адамовича "философским диалогом", своеобразие поэта проявляется именно в "особой диалогичности разнообразных ладов: то это прямые, хотя и отрывочные цитаты из Пушкина, Лермонтова, то использование чужих образов, звучаний, речевого строя, причем иногда так, что в одном стихотворении осуществляется со-гласие двух или нескольких,голосов"". Этот подчеркнутый полифонизм связан у Адамовича с декларируемым им стремлением к ясности и простоте. Свое поэтическое кредо Адамович формулировал следующим образом: "В поэзии должно как в острие сойтись все то важнейшее, что одушевляет человека. Поэзия в далеком сиянии своем должна стать чудотворным делом, как мечта должна стать правдой". И в своем поэтическом творчестве позднего периода Адамович стремился к постоянному "одухотворению бытия".

В начале второй мировой войны Адамович записывается добровольцем во французскую армию. После войны сотрудничает в газете "Новое русское слово". Сочувственное отношение к Советской России приводит его к разладу с определенными кругами эмиграции. Последний сборник Адамовича "Единство" вышел в 1967 г. Поэт обращается к вечным темам бытия: жизнь, любовь, смерть, одиночество, изгнанничество. Тема смерти и тема любви объединяют стихотворения сборника и объясняют его название. Уход в метафизические проблемы не означал отказа от "прекрасной ясности" и "простоты". Адамович по-своему, как заметил поэт и критик Ю. П. Иваск, продолжал акмеизм. Он постоянно ощущал форму - плоть стиха, поэтическое бытие слова. Отвечая на им же самим поставленный вопрос - какими должны быть стихи? - Адамович писал: "Чтобы все было понятно, и только в щели смысла врывался пронизывающий трансцендентальный ветерок..." К этой творческой сверхзадаче и стремился поэт: «Найти слова, которых в мире нет, // Быть безразличным к образу и краске, // Чтоб вспыхнул белый безначальный свет, // А не фонарик на грошовом масле».

Судьба и творчество М. И. Цветаевой. Пражский и парижский периоды творчества.

Почти 4 года Ц. не имела известий о своем муже. В июле 1921 года она получила от него письмо из-за границы. Ц. мгновенно принимает решение ехать к мужу, учившемуся в в ун-те в Праге. В мае 1922 г. Ц. добивается разрешения на выезд за границу. В Берлин снач. Там знак. с Есениным, завяз. переписка с Пастернаком. 2 с половиной месяца – более 20 стихотворений, во многом не похожих на прежние. Ее лирика становится более усложн.

В августе Ц. уехала в Прагу к Эфрону. В поисках дешевого жилья они кочуют по пригородам: Макропосы, Иловищи, Вшеноры – деревни с первобытными условиями жизни. Всей душой Ц. полюбила Прагу, город, вселявший в нее вдохновение, в отличие от не понравившегося ей Берлина. В Чехии Ц. дописывает поэму «Молодец», о могучей, всепобеждающей силе любви. Свою идею о том, что любовь это всегда лавина страстей, обрушивающаяся на человека, которая неизбежно оканчивается разлукой, она воплотила в «Поэме горы» и «Поэме конца», вдохновленных бурным романом с К.Б. Раздевичем. Ему же посвящены цикл «Овраг», стихотворения «Люблю, но мука еще жива…», «Древняя тщета течет по жилам…» и другие. В лирике Ц. того времени отразились и другие волновавшие ее чувства – разноречивые, но всегда сильные. Страстные, щемящие стихи выражают ее тоску по родине («Рассвет на рельсах», «Эмигрант»). Письма к Пастернаку сливаются с лирическими обращениями к нему («Провода», «Двое»). Описания пражских окраин («Заводские») и отголоски собственных кочевий с квартиру на квартиру соединяются в тоску от неизбывной нищеты. Она продолжает размышлять над особой судьбой поэта (цикл «Поэт»), над его величием и беззащитностью, могуществом и ничтожеством в мире «где насморком назван – плач»:

В 1925 года у Ц. родился сын Георгий, о котором она давно мечтала, в семье его будут звать Мур. Через месяц она начала писать последнее в Чехословакии произведение – поэму «Крысолов», названную «лирич. сатирой». В основу поэмы легла срв легенда о флейтисте из Гаммельна, который избавил город от нашествия крыс, заманив их своей музыкой в реку, а когда не получил обещанной платы с помощью той же флейты выманил из города всех малолетних детей, увел их на гору, где их поглотила разверзшаяся под ними бездна. На этот внешний фон Цветаева накладывает острейшую сатиру, обличающую всякие проявления бездуховности. Крысолов-флейтист – олицетворяет поэзию, крысы (отъевшиеся мещане) и жители города (жадные бюргеры) – разлагающий душу быт. Поэзия мстит не сдержавшему свое слово быту, музыкант уводит под свою чарующую музыку детей и топит их в озере, даруя им вечное блаженство.

Осенью 1925 года Ц. перебирается с детьми в Париж. В Париже и его пригородах Ц. суждено прожить почти четырнадцать лет. Жизнь во Франции не стала легче. Эмигр. окружение не приняло Ц., да и сама она часто шла на открытый конфликт с лит. зарубежьем. Весной 1926 г. через Пастернака состоялось заочное знакомство Ц. с Райнером Мария Рильке. Так зародился эпист. «роман троих» – «Письма лета 1926 года». Испытывая творческий подъем, Ц. пишет посвящ. Пастернаку поэму «С моря», ему же и Рильке она посвящает «Попытку комнаты». Тогда же она создает поэму «Лестница», в которой нашла выражение ее ненависть к «сытости сытых» и «голоду голодных». Смерть в конце 1926 г. так и не увиденного Рильке глубоко потрясла Ц. Она создает стихотворение-реквием, плач по поэту «Новогоднее», затем «Поэму Воздуха», в которой размышляет о смерти и вечности.

Меняется поэт. язык Цветаевой, некое высокое косноязычие. Все в стихе подчиняется ритму. Смелое, порывистое дробление фразы на отдельные смысловые куски, ради почти телеграфной сжатости, при которой остается только самые необходимые акценты мысли, - становится характерной приметой ее стиля. Она сознат. разрушает музыкальн. традиц. стихотв. формы: «Я не верю стихами, которые льются. Рвутся – да!». Прозу охотнее издавали, поэтому волею судеб в 30-е гг. главное место в тв-ве Ц. занимают проз. произв-я. Как и многие рус. писатели в эмиграции, она обращает свой взгляд в прошлое, к канувшему в небытие миру, пытаясь воскресить ту идеальную с высоты прожитых лет атмосферу в которой она выросла, которая ее сформировала как человека и поэта. Очерки «Жених», «Дом у старого Пимена», уже упоминавшееся «Мать и музыка», «Отец и его музей» и другие. Уход из жизни ее современников, людей, которых она любила и почитала, служит поводом для создания мемуаров-реквиемов: «Живое о живом» (Волошин), «Пленный дух» (Андрей Белый), «Нездешний вечер» (Михаил Кузьмин), «Повесть о Сонечке» (С.Я. Голлидей). Пишет Цветаева и статьи, посвященные проблемам творчества («Поэт и время», «Искусство при свете совести», «Поэты с историей и поэты без истории» и другие). Особое место занимает цветаевская «пушкиниана», - очерки «Мой Пушкин» (1936), «Пушкин и Пугачев»» (1937), стихотворный цикл «Стихи к Пушкину» (1931). Перед гением этого поэта она преклонялась с младенческих лет, и работы о нем тоже носят автобиогр. характер. Весной 1937 года уехала в Москву дочь Ц., Ариадна, еще в 16 лет принявшая сов. гражданство. А осенью Сергей Эфрон, продолжавший свою деятельность в «Союзе возвращения на Родину» и сотрудничество с советской разведкой, оказался замешанным в не очень чистоплотную историю, получившую широкую огласку. Ему пришлось в спешке покинуть Париж и тайно переправляться в СССР. Отъезд Цветаевой был предрешен. Она находится в тяжелом душевном состоянии, более полугода ничего не пишет. Готовит к отправке свой архив. Из творческого молчания ее вывели сентябрьские события 1938 года. Напад-е Германии на Чехословакию вызвало ее бурное негодование, вылившееся в цикле «стихи к Чехии»: «О мания! О мумия // Величия! // Сгоришь, // Германия! // Безумие, // Безумие // Творишь!». 12 июня 1939 года Цветаева с сыном уезжает в Москву.

Поэзия молодого поколения первой волны эмиграции. Основные направления: "парижская нота", "формисты", поэты "Перекрестка", "провинциальные" поэты.

«Незамеченное поколение» (термин писателя, литературного критика В.Варшавского отказ. от реконструкции безнадежно утраченного. К «незамеченному поколению» принадлежали молодые писатели, не успевшие создать себе прочную литературную репутацию в России: В.Набоков, Г.Газданов, М.Алданов, М.Агеев, Б.Поплавский, Н.Берберова, А.Штейгер, Д.Кнут, И.Кнорринг, Л.Червинская, В.Смоленский, И.Одоевцева, Н.Оцуп, И.Голенищев-Кутузов, Ю.Мандельштам, Ю.Терапиано и др. Их судьба сложилась различно. В.Набоков и Г.Газданов завоевали общеевропейскую, в случае Набокова, даже мировую славу. М.Алданов, начавший активно печатать исторические романы в самом известном эмигрантском журнале «Современные записки», примкнул к «старшим». Наиболее драматична судьба погибшего при загадочным обстоятельствах Б.Поплавского, рано умерших А.Штейгера, И.Кнорринг. Практически никто из младшего поколения писателей не мог заработать литературным трудом: Г.Газданов стал таксистом, Д.Кнут развозил товары, Ю.Терапиано служил в фармацевтической фирме, многие перебивались грошовым приработком. Характеризуя положения «незамеченного поколения», обитавшего в мелких дешевых кафе Монпарнаса, В.Ходасевич писал: «Отчаяние, владеющее душами Монпарнаса… питается и поддерживается оскорблениями и нищетой… За столиками Монпарнаса сидят люди, из которых многие днем не обедали, а вечером затрудняются спросить себе чашку кофе. На Монпарнасе порой сидят до утра потому, что ночевать негде. Нищета деформирует и само творчество». Наиболее остро и драматично тяготы, выпавшие на долю «незамеченного поколения», отразились в бескрасочной поэзии «парижской ноты», созданной Г.Адамовичем. Предельно исповедальная, метафизическая и безнадежная «парижская нота» звучит в сборниках Б.Поплавского (Флаги ), Н.Оцупа (В дыму ), А.Штейгера (Эта жизнь , Дважды два – четыре ), Л.Червинской (Приближение ), В.Смоленского (Наедине ), Д.Кнута (Парижские ночи ), А.Присмановой (Тень и тело ), И.Кнорринг (Стихи о себе ).

Парижская нота , движение в русской эмигрантской поэзии конца 1920-х годов, лидером которого считали Г.Адамовича, а наиболее яркими представителями Б.Поплавского, Л.Червинскую (1906–1988), А.Штейгера (1907–1944); близок ему был и прозаик Ю.Фельзен (1894–1943). Об особом, парижском течении в поэзии Русского Зарубежья первым заговорил в 1927 Адамович, хотя название «парижская нота», по-видимому, принадлежит Поплавскому, писавшему в 1930: «Существует только одна парижская школа, одна метафизическая нота, все время растущая – торжественная, светлая и безнадежная».

Движение, признавшее эту «ноту» главенствующей, считало поэтом, наиболее полно выразившим опыт изгнания, Г.Иванова, а свою программу (специальных манифестов движение не обнародовало) противопоставляло принципам поэтической группы «Перекресток», которая следовала эстетическим принципам В.Ходасевича. В своих откликах на выступления «Парижской ноты» Ходасевич подчеркивал недопустимость превращения поэзии в «человеческий документ», указывая, что реальные творческие свершения возможны только как итог освоения художественной традиции, в конечном итоге приводящей к Пушкину. Этой программе, вдохновлявшей поэтов «Перекрестка», приверженцы «Парижской ноты» противопоставили вслед за Адамовичем взгляд на поэзию как на прямое свидетельство о пережитом, сведение «литературности» к минимуму, так как она мешает выразить неподдельность чувства, навеянного метафизической тоской. Поэзию, согласно программе, намеченной Адамовичем, надлежало «сделать из материала элементарного, из «да» и «нет»... без каких-либо украшений».

«Парижская нота» противопоставила требованиям вжиться в русскую традицию свой принцип широкого творческого диалога с европейской поэзией, от французских «проклятых поэтов» до сюрреализма, и установку на эксперимент, вызывавший скептичные комментарии противников этой поэзии от З.Гиппиус до критика А.Бема.

Не издав ни одного альманаха, который обозначил бы общую мировоззренческую и творческую позицию, и не проведя ни одного коллективного вечера, поэты «Парижской ноты» тем не менее достаточно ясно выразили круг настроений и эстетическую ориентацию, позволившую говорить о целостном явлении. Ранняя смерть Поплавского и Штайгера, гибель Фельзена, ставшего жертвой нацистского геноцида, не позволили «Парижской ноте» осуществить свой потенциал и даже заставили Адамовича по прошествии двух десятилетий заявить, что «нота не удалась», сделав оговорку, что она «прозвучала не совсем напрасно». Однако приверженность этой программе Червинская или разделявший ее основные принципы поэт В.Мамченко (1901–1982) сохранили до конца своего творческого пути.

Перекресток. В. Ходасевич полагал главной задачей русской литературы в изгнании – сохранение русского языка и культуры. Он ратовал за мастерство, настаивал на том, что эмигрантская литература должна наследовать величайшие достижения предшественников, «привить классическую розу» к эмигрантскому дичку. Вокруг Ходасевича объединились молодые поэты группы «Перекресток»: Г. Раевский, И. Голенищев-Кутузов, Ю. Мандельштам, В. Смоленский.

Творческий путь Г. И. Газданова.

Газданов Гайто (Георгий Иванович) (1903, СПб – 1971, Мюнхен; похоронен под Парижем на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа).

Родился в состоят. семье осетинского происх-я, русской по культуре, образ-ю и языку. Газданов – русский писатель. О языке предков: «Осетинского языка я не знаю, хотя его прекрасно знали мои родители. Учился в Парижском университете, но русский язык остался для меня родным». Профессия отца – лесничий => семья много ездила по стране, поэтому только детство – в СПб, затем – в разных городах России (в Сибири, Тверской губернии и др.). Часто бывал у родств. на Кавказе, в Кисловодске. Шк. годы – Полтава, год в Кадетском корпусе, и Харьков, гимназия с 1912. Доуч. до 7 класса. В 1919 в 16 лет вступает в Добровольч. армию Врангеля, воюет в Крыму. Служит на бронепоезде. Затем вместе с армией – в Галлиполи, позже – в Константинополь. Здесь случ. встреч. свою двоюр. сестру, балерину (уехала еще до рев., с мужем жила и раб. в Конст-ле). Оч. помогла Газданову. В К-ле продолж. учебу в гимназии в 1922. 1-й рассказ – «Гостиница грядущего», опублик. в 1926 в пражск. журнале «Своими путями». Гимназия была перевед. в город Шумен в Болгарии, где Г. окончил гимназию в 1923. В 1923 приезжает в Париж, 13 лет там прожил. Зараб. на жизнь, работая грузчиком, мойщиком локомотивов, рабочим на автозаводе «Ситроен» и др. Затем 12 лет работ. таксистом. В теч. этих 12 лет написаны 4 из 9 романов, 28 из 37 рассказов, а все остальное – за 30 след. лет.

В к. 20-х – нач. 30-х 4 года уч. в Сорбонне на ист.-филологич. ф-те, заним. историей лит-ры, социологией, экономич. науками. Весной 1932 под влиянием М. Осоргина вступил в рус. масонскую ложу «Северная звезда». В 1961 стал ее Мастером. Вел переписку с Максимом Горьким, присылал ему некоторые свои работы, в т.ч. и 1-й свой роман.

В 1929 – 1-й роман Газданова («Вечер у Клэр»). Вся эмиграция хвалит роман. Г. начинает публик. рассказы, романы наряду с Буниным, Мережковским, Алдановым, Набоковым в «Соврем. записках» (самый авторит. и солидный журн. эмиграции). Активно участвует в лит. объед. «Кочевье».

В 1936 отправл-ся на Ривьеру, где встречает свою буд. жену Гавришеву, урожденную Ламзаки (из одесской семьи греч. происхождения). В 1937 – 39 каждое лето приезжает на Средиз. море – самые счастл. время жизни.

В 1939 – война. Г. остается в Париже. Переживает фаш. оккупацию, помогает тем, кто нах-ся в опасности. Участвует в движ. Сопротивления. Много пишет: романы, рассказы. Из написанного в это время получил призн-е роман «Призрак Александра Вольфа» (1945 – 48). После войны опубл. книга «Возвращ. Будды». Большой успех, известность и деньги. С 1946 живет только лит. трудом, иногда подрабатывая ночным таксистом.

В 1952 Г. предлагают стать сотр-ком новой радиостанции – «Свобода». Приним. это предлож-е и с января 1953 и до смерти работ. здесь. Через 3 года станов-ся главным редактором новостей (в Мюнхене), в 1959 возвращ. в Париж корреспондентом Парижского бюро радио «Свобода». В 1967 его опять переводят в Мюнхен как старшего, а затем главного редактора русской службы. Побывал в Италии, навсегда влюб. в эту страну, в особенности – в Венецию. Приезжал сюда каждый год.

В 1952 – роман «Ночные дороги», затем «Пилигримы» (1952 – 54). Последние романы, увидевшие свет, – «Пробуждение» и «Эвелина и ее друзья», начатые еще в 1950-е, но законченные в конце 60-х.

Умер от рака легких.

Поэзия и проза Б. Ю. Поплавского.

Борис Юлианович Поплавский родился в Москве 24 мая 1903 года, умер в Париже 9 октября 1935 года. Передоз. Стихи он начал писать очень рано в ученич. тетрадях, украшая их фантаст. узорами. В 1918 году отец Поплавского, который считал опасным для себя оставаться в Москве, уехал вместе с сыном на юг России. Зимой 1919 года в Ялте Борис впервые выступил публично в Чеховском лит. кружке. В ноябре 1920 года армия Врангеля окончательно покинула Крым, и в потоке русских беженцев отец с сыном оказались в Стамбуле, где они и пробыли до мая 1921 года, то есть до переезда в Париж. В Париже Поплавский посещает частную худ. академию "Гранд Шомьер" и уже начинает проводить свои вечера на Монпарнасе. Мечта его в 1921-1924 годах - стать художником. Борис уезжает в Берлин на два года, чтобы попробовать счастья на излюбленном поприще. Среди писателей полюбился больше всех Поплавскому Андрей Белый. Вернувшись в Париж, уже навсегда, Борис разделяет теперь основную свою деятельность между писательством, спортом, усидчивыми занятиями в библиотеке Святой Женевьевы, которые он предпочитает лекциям по философии и истории религий в Сорбонне. После нескольких мимолетных попыток сделаться таксистом, Борис махнет окончательно рукой на всякую практическую работу и, несмотря на некоторую поддержку отца, будет влачить до конца жизни нищенское существование, еле пробиваясь на "шомажных деньгах", то есть на пособие для безработных. В 1928 году в журнале "Воля России" вышли восемь стихотворений Бориса Поплавского. Сочувственно отозвался на это чуть ли не один Адамович. На то были свои особенные причины. Старое поколение, которое держало в своих цепких руках все издательские дома не только в Париже, но и в Берлине, весьма неохотно допускало к печати молодое поколение. Этим обстоятельством объясняется едкое замечание ГеоргияИванова: "`Воля России`-де недавно открыла поразительно одаренного Поплавского, но среди всех там напечатанных очаровательных стихотворений ни одно не смогло бы появиться в "Современных записках", поскольку стихи слишком хороши и исключительно своеобразны для такого журнала". Впрочем, "Современные записки" скоро спохватились и, начиная с 1929 по 1935 год, все-таки напечатали пятнадцать его стихотворений, правда, гомеопатическими дозами - в одиннадцати номерах журнала. При жизни Поплавскому удалось выпустить лишь один сборник стихов "Флаги" в 1931 году. Среди критиков, упрекавших тогда Поплавского в "погрешностях" его русского языка, оказался и ВладимирНабоков, который тем не менее признавал, что некоторые стихотворения сборника "возносились своей чистой музыкальностью". В узком кругу знатоков Поплавский при жизни был все-таки признан. По крайней мере он не оставлял свою публику равнодушной. "Флаги" рецензировались основательнее других книг уже в год их появления. Рецензии не только резко отличались друг от друга, но и предваряли те две преобладающие линии характеристик, которые развиваются s оценках творчества Поплавского и в наши дни. После смерти Бориса вышли в свет еще три его сборника: "Снежный час" (1936), "В венке из воска" (1938), "Дирижабль неизвестного направления" (1965). С 1921 года он начал вести свой дневник. Большая часть записей осталась и по сей час неразобранной и неизданной. На опубликованное из дневников эссе "О субстанциальной личности" обратил внимание Николай Бердяев, посвятивший этому труду обстоятельную рецензию в "Современных записках" в 1939 году. Наряду с этими дневниками, и "скорее" в их русле, в виде творческой проекции, Борис Поплавский затеял с 1926 года роман-исповедь в виде трилогии: "Аполлон Безобразов", "Домой с небес", "Апокалипсис Терезы". «И ветер опускается в камин, // Как водолаз в затопленное судно // В нем видя, что утопленник один // В пустую воду смотрит безрассудно».

«Вторая волна» эмиграции и ее литература. Особенности. Периодика.

Вторая волна эмиграции, порожденная второй мировой войной, не отличалась таким массовым характером, как эмиграция из большевистской России. Со второй волной СССР покидают военнопленные, так называемые перемещенные лица – граждане, угнанные немцами на работы в Германию, те, кто не принял тоталитарный режим. Большинство эмигрантов второй волны селились в Германии (преимущественно в Мюнхене, имевшем многочисленные эмигрантские организации) и в Америке. К 1952 в Европе насчитывалось 452 тысячи бывших граждан СССР. 548 тысяч русских эмигрантов к 1950 прибыло в Америку.

Среди писателей, вынесенных со второй волной эмиграции за пределы родины: И.Елагин, Д.Кленовский, Ю.Иваск, Б.Нарциссов, И.Чиннов, В.Синкевич, Н.Нароков, Н.Моршен, С.Максимов, В.Марков, Б.Ширяев, Л.Ржевский, В.Юрасов и др. Выехавшим из СССР в 40-е годы на долю выпали не менее тяжелые испытания, чем беженцам из большевистской России: война, плен, ГУЛАГ, аресты и пытки. Это не могло не сказаться на мироощущении литераторов: самыми распространенными темами в творчестве писателей второй волны становятся лишения войны, плен, ужасы сталинского террора.

Наибольший вклад в русскую литературу среди представителей второй волны внесли поэты: И.Елагин, Д.Кленовский, В.Юрасов, В.Моршен, В.Синкевич, В.Чиннов, Ю.Иваск, В.Марков. В эмигрантской поэзии 40–50-х преобладает политическая тематика: Ив.Елагин пишет Политические фельетоны в стихах, антитоталитарные стихи публикует В.Моршен (Тюлень, Вечером 7 ноября), В.Юрасов описывает ужасы советских концлагерей в вариациях на тему «Василия Теркина» Твардовского. Первым поэтом второй волны критика наиболее часто называет И.Елагина, выпустившего в эмиграции сборники По дороге оттуда, Ты, мое столетие, Отсветы ночные, Косой полет, Дракон на крыше, Под созвездием топора, В зале Вселенной. Основными «узлами» своего творчества И.Елагин называл: гражданственность, беженскую и лагерную темы, ужас перед машинной цивилизацией, урбанистическую фантастику. По социальной заостренности, политическому и гражданскому пафосу стихи Елагина оказывались ближе советской поэзии военного времени, нежели «парижской ноте».

Преодолев ужас пережитого, к философской, медитативной лирике обратились Ю.Иваск, Д.Кленовский, В.Синкевич. Религиозные мотивы звучат в стихах Ю.Иваска (сборники Царская осень, Хвала, Золушка, Я – мещанин, Завоевание Мексики). Принятие мира – в сборниках В.Синкевич Наступление дня, Цветение трав, Здесь я живу. Оптимизмом и гармоничной ясностью отмечена лирика Д.Кленовского (книги Палитра, След жизни, Навстречу небу, Прикосновение, Уходящие паруса, Певучая ноша, Теплый вечер, Последнее). Значителен вклад в эмигрантскую поэзию и И.Чиннова, Т.Фесенко, В.Завалишина, И.Буркина.

Герои, не сжившиеся с советской действительностью, изображены в книгах прозаиков второй волны. Трагична судьба Федора Панина, бегущего от «Великого Страха» в романе В.Юрасова Параллакс. С.Марков полемизирует с шолоховской Поднятой целиной в романе Денис Бушуев. К лагерной теме обращаются Б.Филиппов (рассказы Счастье, Человеки, В тайге, Любовь, Мотив из «Баядерки»), Л.Ржевский (повесть Девушка из бункера (Между двух звезд)). Сцены из жизни блокадного Ленинграда изображает А.Даров в книге Блокада, об истории Соловков от Петра Первого до советских концлагерей пишет Б.Ширяев (Неугасимая лампада). На фоне «лагерной литературы» выделяются книги Л.Ржевского Дина и Две строчки времени, в которых повествуется о любви пожилого человека и девушки, о преодолении непонимания, жизненного трагизма, барьеров в общении. По мнению критики, в книгах Ржевского «радиация любви оказалась сильнее радиации ненависти».

Большинство писателей второй волны эмиграции печатались в выходившем в Америке «Новом журнале» и в «журнале литературы, искусства и общественной мысли» «Грани» (Мюнхен, с 1946).

Третья волна эмиграции. Общая характеристика. Представители. Периодика.

3-я волна – 1970-е гг. Из СССР преимущ. выезж. деятели иск-ва, творч. интеллиг-я. В 1971 15 тыс. сов. граждан покид. страну, в 1972 – 35 тыс. Писат.-эмигранты 3-й волны, как правило, принадл. к покол. «шестидесятников», расцвет творч-ва которых проих-ся на период «оттепели», «десятилетие советского донкихотства» (В.Аксенов). Это покол-е формиров. в военное и послевоенное время. «Дети войны», выросш. в атмосф. дух. подъема, возложили надежды на хрущевскую «оттепель». Но вскоре стало очевидно, что коренных перемен в жизни сов. общ-ва «оттепель» не сулит. Вслед за романтич. мечтаниями последовала 20-летняя стагнация. Начало свертыв-я свободы – 1963, с посещения Н.С.Хрущевым выставки художников-авангардистов в Манеже. Сер. 60-х гг. – период новых гонений на творч. интеллиг-ю и, в 1-ю очередь, на писателей. Произведения Солженицына запрещ. к публикации. Возбужд. угол. дело против Ю. Даниэля и А. Синявского, А. Синявский арестован. И. Бродский осужд. за тунеядство и сослан в станицу Норенская. С. Соколов лишен возм-ти печататься. Поэт и журналистка Н. Горбаневская (за участие в демонстр. протеста против вторж-я сов. войск в Чехосл.) была помещ. в псих. лечебницу. 1-й писатель, депортиров. на запад, – В. Тарсис (1966 г.). Гонения и запреты => новый поток эмигр., существ. отлич-ся от 2 предыд.: в нач. 70-х СССР покид. интеллиг-я, деят. к-ры и науки. Многие лишены сов. гражд-ва (А. Солженицын, В. Аксенов, В. Максимов, В. Войнович и др.). С 3-й волной эмигр. за границу выезж.: В. Аксенов, Ю. Алешковский, И. Бродский, Г. Владимов, В. Войнович, Ф. Горенштейн, И. Губерман, С. Довлатов, А. Галич, Л. Копелев, Н. Коржавин, Ю. Кублановский, Э. Лимонов, В. Максимов, Ю. Мамлеев, В. Некрасов, С. Соколов, А. Синявский, А. Солженицын, Д. Рубина и др. Больш-во рус. писат. эмигр. в США, где формир-ся мощная рус. диаспора (И. Бродский, Н. Коржавин, В. Аксенов, С. Довлатов, Ю. Алешковский и др.), во Францию (А. Синявский, М. Розанова, В. Некрасов, Э. Лимонов, В. Максимов, Н. Горбаневская), в Германию (В. Войнович, Ф. Горенштейн).

Писатели 3-й волны оказ. в эмигр. в соверш. новых условиях, они во многом были не приняты своими предшеств-ми, чужды «старой эмиграции». В отлич. от эмигр. 1-й и 2-й волн, они не ставили перед собой задачи «сохран-я к-ры» или запечатл-я лишений, пережитых на родине. Соверш. разный опыт, мировоззр-е, даже разный язык (так А.Солженицын издает «Словарь языкового расширения», включавш. диалекты, лаг. жаргон) мешали возникнов-ю связей между покол-ми. Рус. яз. за 50 лет сов. власти претерпел значит. измен-я, тв-во представит. 3-й волны складывалось не столько под возд-ем рус. классики, сколько под влиянием попул. в 60-е гг в СССР американской и латиноамериканской лит-ры, а также поэзии М. Цветаевой, Б. Пастернака, прозы А. Платонова. 1 из осн. черт рус. эмигр. лит-ры 3-й волны – тяготение к авангарду, п-модернизму. Но 3-я волна разнородна: в эмигр. оказ. писатели реалистич. напр-я (А. Солженицын, Г. Владимов), п-модернисты (С. Соколов, Ю. Мамлеев, Э. Лимонов), ноб. лауреат И. Бродский, антиформалист Н. Коржавин. Рус. лит-ра 3-й волны – это клубок конфликтов: «Мы уехали для того, чтобы иметь возможность драться друг с другом» (Наум Коржавин).

Периодика. 1 из известнейших журналов 3-й волны – «Континент». Создан В. Максимовым и выходил в Париже 4 раза в год. Журнал задумыв-ся как инструмент сопротивл-я сов. тоталит. системе и коммунистич. идеологии. Назв-е предложил А.И. Солженицын: авторы журнала как бы говорили от имени целого континента стран Вост. Европы, где господствовал тоталитаризм. => С журналом сотрудничали не только диссиденты и эмигранты из СССР (А. Солженицын, А. Сахаров, И. Бродский, А. Синявский, В. Буковский, Н. Коржавин), но и предст. других стран, т.н. «социалистического лагеря»: Э. Ионеско, М. Джилас, М. Михайлов, К. Густав-Штрем. Но надолго объединить авторов с разл. убежд-ми под эгидой журнала не удалось. Довольно быстро с «Континентом» перестали сотруднич. А.И. Солженицын (журнал заним. недостаточную рус. и правосл. позицию), А. Синявский со своей женой М. Розановой (обвин. журнал в излишнем национализме). Авторы журнала: Ю. Алешковский, В. Бетаки, В. Войнович, А. Галич, А. Гладилин, Н. Горбаневская, С. Довлатов, Н. Коржавин, В. Некрасов, С. Соколов. «Континент» традиционно имел большую читат. аудиторию в СССР. Среди журналов рус. эмигр. он считался центристским, правыми обвинялся в космополитизме, а либеральным диссидентством – в непозволит. патриотизме. Несмотря на это он оказал большое влияние на разв-е отеч. лит-ры и к-ры. + в Париже журнал «Синтаксис» (М. Розанова, А. Синявский). Наиболее известные амер. изд-я – газеты «Новый американец» и «Панорама», журнал «Калейдоскоп». В Израиле основан журнал «Время и мы», в Мюнхене – «Форум». В 1972 нач. работать изд-во «Ардис», И. Ефимов основыв. изд-во «Эрмитаж». Вместе с этим, свои позиции сохраняют такие издания, как «Новое русское слово» (Нью-Йорк), «Новый журнал» (Нью-Йорк), «Русская мысль» (Париж), «Грани» (Франкфурт-на-Майне).

Поэты третьей волны эмиграции. Общая характеристика.

Среди поэтов, оказавш. в изгнании – Н. Коржавин, Ю. Кублановский, А. Цветков, А. Галич, И. Бродский. Видное место в истории рус. поэзии принадл. И. Бродскому, получивш. в 1987 Ноб. премию за «разв-е и модернизац. классич. форм». В эмигр. Бродский публик. стихотв. сб-ки и поэмы: «Остановка в пустыне», «Часть речи», «Конец прекрасной эпохи», «Римские элегии», «Новые стансы к Августе», «Осенний крик ястреба».

Прозаики «третьей волны» эмиграции. Общая характеристика.

2 крупнейш. писат. реалистич. напр-я – А. Солженицын и Г. Владимов. АС, вынужденно выехав за рубеж, создает в изгнании роман-эпопею «Красное колесо», в котором обращ. к ключ. соб-ям рус. истории ХХ в., самобытно трактуя их. Эмигрировавший незад. до перестройки (в 1983), Г. Владимов публик. роман «Генерал и его армия», в котором также кас-ся ист. темы: в центре романа соб-я ВОВ, отменившие идейное и класс. противост-е внутри сов. общ-ва, замордованного репрессиями 30-х гг. Судьбе крестьянск. рода посвящ. свой роман «Семь дней творенья» В. Максимов. В. Некрасов, получивш. Стал. премию за роман «В окопах Сталинграда», после выезда публик. «Записки зеваки», «Маленькую печальную повесть».

Особое место в лит-ре 3-й волны заним. тв-во В. Аксенова и С. Довлатова. Тв-во Аксенова, лишенного сов. гр-ва в 1980, обращено к сов. действит-ти 50 – 70-х гг., эволюции его поколения. Роман «Ожог» – феерич. панорама послевоен. моск. жизни, выводит на авансцену «культовых» героев 60-х – хирурга, писателя, саксофониста, скульптора и физика. В роли летописца поколения Аксенов выступает и в «Московской саге». В тв-ве Довлатова – редкое, не характ. д/рус. словесн-ти соед-е гротескового мироощущения с отказом от моральных инвектив, выводов. В рус. лит-ре ХХ в. рассказы и повести писателя продолжают традицию изображ-я «мал. человека». В своих новеллах Довлатов точно передает стиль жизни и мироощущ-е покол-я 60-х, атмосферу богемных собраний на ленинградских и моск. кухнях, абсурд сов. действит-ти, мытарства рус. эмигрантов в США. В написанной в эмигр. «Иностранке» Довлатов изображ. эмигр. существов-е в иронич. ключе. 108-я улица Квинса, изображенная в «Иностранке», – галерея непроизв. шаржей на рус. эмигрантов.

В. Войнович за рубежом пробует себя в жанре антиутопии – в романе «Москва-2042», в котором дана пародия на Солженицына и изображена агония сов. общ-ва.

А. Синявский публик. в эмигр. «Прогулки с Пушкиным», «В тени Гоголя» – прозу, в которой литвед совмещ. с блестящим писательством, и пишет иронич. биографию «Спокойной ночи».

К п-модернистской традиции относят свое тв-во С. Соколов, Ю. Мамлеев, Э. Лимонов. Романы С. Соколова «Школа для дураков», «Между собакой и волком», «Палисандрия» явл-ся изощр. словесн. структурами, шедеврами стиля, в них отразилась п-модернистская установка на игру с читат., смещение временных планов. 1-й роман С. Соколова «Школа для дураков» был высоко оценен В.Набоковым – его кумиром. Маргинальность текста – в прозе Ю. Мамлеева, в настоящий момент вернувшего себе российское гражд-во. Наиболее известные произв-я Мамлеева – «Крылья ужаса», «Утопи мою голову», «Вечный дом», «Голос из ничто», «Шатуны». Э. Лимонов имитирует соцреализм в повести «У нас была прекрасная эпоха», отрицает истэблишмент в книгах «Это я – Эдичка», «Дневник неудачника», «Подросток Савенко», «Молодой негодяй».

_____________________________________________________________________________

Цели: дать понятия о литературе русского зарубежья; определить особенности творчества русских авторов-эмигрантов.

Ход урока

I. Вступительная беседа.

– Что вы знаете о русской эмиграции? Каковы её причины?

– Что вы знаете о русских писателях, творивших за рубежом?

В последнее время в отечественную литературу влилась масса прежде запрещенных у нас произведений писателей русского зарубежья, в том числе наших современников, эмигрантов так называемой «третьей волны»: В. Аксенова, С. Довлатова, В. Войновича, В. Некрасова, Ю. Кублановского, Э. Лимонова и многих других. В их человеческой и творческой судьбе много общего. Все они уехали из России после 1970 года по одной причине – преследования властей за резкое разоблачение советского строя и идеологии.

Нередко эмиграция была вынужденной (по требованию КГБ) в связи с участием литераторов в «Самиздате» или публикаций сочинений в зарубежных органах печати. Однако отождествлять «третьеволновиков» по мироощущению просто невозможно. Помимо естественной для каждого индивидуальной позиции следует указать на их принципиальное размежевание на две основные группы.

В. Аксеновсказал в интервью 1990 года: «Америка – это мой дом, но я не почувствовал себя американцем и никогда не почувствую; но за эти десять лет сформировался как некий космополитический отщепенец» (Глэд Дж. «Беседы в изгнании. Русское литературное зарубежье»). Подобные же заявления делаются иногда без тени сомнения или сожаления, как результат устойчивого самочувствия.

Именно так прозвучало признание Э. Лимонова: «Народ – всегда толпа, здесь тоже толпа. Я пишу свои книги по-русски, но к толпе ни к русской, ни к французской, ни к американской никогда принадлежать не буду… Я – пария русской или советской литературы» (Дж. Глэд). Чаще все-таки «межпланетное» положение расценивается как следствие сложившихся обстоятельств. С. Соколов, по его словам, научился «вылезать из собственной русской шкуры»; «И тут невольно становишься космополитом: литературным, духовным, интернациональным писателем» (Дж. Глэд).

Сложилось у писателей-эмигрантов «третьей волны» и противоположное мироощущение. А. Зиновьев поделился остроболезненными (вплоть до мысли о самоубийстве) переживаниями при прощании с Россией: «Я – глубоко русский человек. Для меня покинуть страну было равносильно самому суровому наказанию. Я никогда не рассчитывал на эмиграцию и не хотел. Я рассчитывал на тюрьму или, в лучшем случае, на внутреннюю ссылку, скажем, высылку в Сибирь».

И объяснил это душевное состояние: «Одной из черт русских является глубокая привязанность к тем местам, где они живут. И поэтому русские страдают ностальгией в эмиграции гораздо больше, чем представители других национальностей» (Дж. Глэд).

Трагически воспринял свое прощание с родиной В. Максимов, этим настроением пронизано все его творчество.

То или иное отношение к родине – свободное право любого человека, насилие над личностью недопустимо. Но взгляд по этому поводу определяет культурную ориентацию и направленность художественного поиска авторов.

Противопоставлял свои творческие искания русской классике С. Довлатов: «Деятельность писателя в традиционном русском понимании связана с постановкой каких-то исторических, психологических, духовных, нравственных задач. А я рассказываю истории».

Еще резче расценивает «русскую литературную традицию» Б. Хазанов. Новое, по его мнению, – в «сложном видении человека, который наблюдает действительность в самых разных ракурсах, учитывает… ассоциации словесные, культурные, фольклорно-блатные, исторические – всякие, и который широко пользуется игрой слов».

Тяготение к расширению «поля» авторского зрения, освоению оригинальных образных структур, языковых форм было общим для представителей «третьей волны». Но, как сказал А. Цветков, для многих из них и для него самого «родина останется в русской литературе». Поэтому А. Цветков строго судит об американской да и российской поэзии «с точки зрения настоящей традиции» с учетом завоеваний «старых мастеров», «прокладывая свой курс» при соблюдении священных законов художественной словесности (Дж. Глэд).

Обстановка в среде эмигрантов «третьей волны» – напряженная, вызывающая не просто полемику, а острые, нередко грубые взаимонападки разнонаправленных сил. Нужно, видимо, согласиться с И. Сусловым, указавшим еще в 1983 году основную причину подобного нервозного состояния своих собратьев по изгнанию: «…все издательства забиты так называемой русской темой… То есть это все о чудовищности тоталитаризма, если угодно. И поскольку некоторые из этих книг не получают достаточного распространения, издатели боятся их брать».

Ныне, спустя десятилетия, когда в России широко публикуются прежде запрещенные материалы, трудности только возросли. Появилась необходимость преодолеть устаревшую тематику – разоблачение тоталитарной системы, необходимость идти к каким-то общезначимым для нашей поры наблюдениям. Современная эмигрантская литература соединила в себе снова две неоднородные линии поиска: в области темного, дисгармоничного человеческого подсознания и в сфере вечных духовных ценностей бытия.

II. Творчество Сергея Довлатова.

1. Беседа.

– Что такое, по-вашему, патриотизм?

– Можно ли любить родину, находясь от неё вдалеке?

– Считаете ли вы себя патриотом?

2. Рассказ о жизни и творчестве Довлатова .

Один из тех, кто был вынужден заниматься творчеством вдалеке от родины, – Сергей Довлатов.

Если очень кратко – вот основные даты жизни Довлатова. Будущий писатель родился 3 сентября 1941 года. В 1954 году поступил на филфак Ленинградского университета. С 1962 по 1965 год служил в армии в системе охраны исправительно-трудовых лагерей. Набор первой книги был уничтожен по распоряжению КГБ, и автор занимается «самиздатом», публикуется за границей. В результате в 1978 году вынужден был эмигрировать. За границей издал 12 книг, занимался журналистикой. Умер в 1990 году от сердечной недостаточности.

О себе Довлатов рассказывал: «Я родился в эвакуации в Уфе. С 1945 года жил в Ленинграде, считаю себя ленинградцем. Три года жил в Таллинне, работал в эстонской партийной газете. Потом меня оттуда выдворили: не было эстонской прописки. Вообще-то мать у меня армянка, отец еврей. Когда я родился, они решили, что жизнь моя будет более безоблачной, если я стану армянином, и я был записан в метрике как армянин. А затем, когда пришло время уезжать, выяснилось, что для этого необходимо быть евреем. Став евреем в августе 1978 года, я получил формальную возможность уехать».

Вот его мнение по «национальному вопросу»: «Ненавидеть человека за его происхождение – расизм. И любить человека за его происхождение – расизм. Будь евреем. Будь русским. Будь грузином. Будь тем, кем себя ощущаешь. Но будь же и еще чем-то, помимо этого… Например, порядочным, добрым, работящим человеком». «Новый американец» Довлатов не уставал подчеркивать: «Я… хочу быть русским писателем. Я, собственно, только этого и добиваюсь».

Появилось это желание в разгар хрущевской оттепели. «Я завалил редакции своими произведениями. И получил не менее ста отказов. Это было странно. Я не был мятежным автором. Не интересовался политикой. Не допускал в своих писаниях чрезмерного эротизма. Не затрагивал еврейской проблемы. Мне казалось, я пишу историю человеческого сердца. И все. Я писал о страданиях молодого вохровца, которого хорошо знал. Об уголовном лагере. О спившихся низах большого города. О мелких фарцовщиках и литературной богеме…

Я не был антисоветским писателем, и все же меня не публиковали. Я все думал – почему? И наконец, понял. Того, о чем я пишу, не существует. То есть в жизни оно, конечно, имеется. А в литературе не существует. Власти притворяются, что этой жизни нет».

Довлатов притворяться не мог. Почему? На этот вопрос вы, может быть, получите ответ, послушав «конспиративную притчу» этого писателя.

Художественное чтение.

«Жил-был художник Долмацио. Раздражительный и хмурый. Вечно недовольный. Царь вызвал его на прием и сказал:

– Нарисуй мне что-нибудь.

– Что именно?

– Все, что угодно.

– То есть как?

– Все, что хочешь. Реку, солнце, дом, цветы, корову… все, что угодно. Кроме голубой инфузории.

– Ладно, – сказал Долмацио. И удалился в свою мастерскую.

Целый год пропадал. За ним послали.

– Готова картина?

– Но почему? – воскликнул царь.

– Я все думаю о голубой инфузории, – ответил художник, – только о ней, о ней, о ней… Без инфузории картина мира – лжива. Все разваливается. Я плюю на такое искусство…»

– Как вы поняли смысл этой притчи?

Миновала оттепель: «Это была какая-то смесь везения и невезения. С одной стороны, казалось бы, полное невезение – меня не печатали. Я не мог зарабатывать литературным трудом. Я стал психом, стал очень пьющим. Меня окружали такие же спившиеся непризнанные гении. С другой стороны, куда бы я ни приносил свои рассказы, я всю жизнь слышал только комплименты. Никогда никто не выразил сомнения в моем праве заниматься литературным трудом».

В 1976 году три довлатовских рассказа были опубликованы на Западе. «Я был одновременно горд и перепуган». Началась травля. Уехали из страны жена и дочка. И все-таки решение эмигрировать не было для Довлатова легким: «Я уехал, чтобы стать писателем, и стал им, осуществив несложный выбор между тюрьмой и Нью-Йорком. Единственной целью моей эмиграции была творческая свобода. Никаких других идей у меня не было, у меня даже не было особых претензий к властям… Если бы меня печатали в России, я бы не уехал».

В эмиграции Довлатов стал одним из инициаторов создания и главным редактором еженедельной газеты «Новый американец», просуществовавшей два года. Писал книги. Его письма друзьям из Америки, однако, наполнены какой-то горечью.

Студент.Из письма 1984 года: «Пьянство мое затихло, но приступы депрессии учащаются, именно депрессии, то есть беспричинной тоски, бессилия и отвращения к жизни. Лечиться не буду и в психиатрию я не верю. Просто я всю жизнь чего-то ждал… а сейчас все произошло, ждать больше нечего, источников радости нет. Главная моя ошибка – в надежде, что, легализовавшись как писатель, я стану веселым и счастливым. Этого не случилось».

Из письма от 13 августа 1989 года: «Моя жена Лена совершенно не меняется, как скорость света. Дочка Катя работает на радио, на какой-то рекламной рок-волне… Наш семилетний сын Коля – типичный американец, а именно – постоянная улыбка на лице и никаких проблем. Что касается меня, то я больной старик с претензиями».

Преподаватель.Жизнь Довлатова в эмиграции пропитана тоской по Родине. Вот его строки: «Я люблю Америку, восхищаюсь Америкой, благодарен Америке, но родина моя далеко. Нищая, голодная, безумная и спившаяся! …Где уж ей быть доброй, веселой и ласковой?! Березы, оказывается, растут повсюду. Но разве от этого легче? Родина – это мы сами. Наши первые игрушки. Перешитые курточки старших братьев. Бутерброды, завернутые в газету. Девочки в строгих коричневых юбках. Мелочь из отцовского кармана. Экзамены, шпаргалки… Нелепые, ужасающие стихи… Мысли о самоубийстве… Стакан «Агдама» в подворотне… Армейская махорка… Дочка, варежки, рейтузы, подвернувшийся задник крошечного ботинка… Косо перечеркнутые строки… Рукописи, милиция, ОВИР… Все, что с нами было, – родина».

Пал «железный занавес». Зазвучали разговоры о возможности поездки домой. Но Довлатов так и не вернулся: не успел. Смерть настигла его в машине «скорой помощи». 24 августа 1990 года русский писатель умер в Нью-Йорке.

3. Особенности творчества Сергея Довлатова.

Писатель умер. Но остались его книги. Лучшими своими произведениями Довлатов считал «Представление», «Лишний», «Юбилейный мальчик».

– Какие произведения этого писателя вы прочитали самостоятельно? В чем вы видите особенность стиля этого автора?

В ходе беседы повторить термины: «анекдот», «лирическая проза», «лирический герой», «юмор». Это может быть справка подготовленного ученика или обращение к литературоведческому справочнику на самом уроке.

III. Работа с отдельными текстами книги Сергея Довлатова «Зона».

Итак, «Зона». «Старый Калью Пахапиль ненавидел оккупантов. А любил он, когда пели хором…» Так начинается повествование. «Когда меня связали телефонным проводом, я успокоился». Это первые слова финального рассказа книги.

– Попробуйте объяснить, почему первые фразы Довлатов начинает словно «с середины»? (Это создает эффект продолжения дружеского, доверительного разговора, является частью поэтики, нацеленной на соединение документальности со свободной манерой.)

– Кто является центральным персонажем? (В центре – Борис Алиханов. Это не маска. И не автопортрет. Это образ, в котором и автобиография, и вымысел, и исповедь, и доля игры. М. Пришвин утверждал, что лирическим героем называют «"я” сотворенное». В справочнике читаем: «… такому авторскому образу сопутствует особая искренность и "документальность” лирического излияния, самонаблюдение и исповедь преобладают над вымыслом…».)

– В чем особенности композиции произведения? (В «Зоне» нашла композиционное выражение довлатовская игра в «было – не было» (И. Сухих). «Записки надзирателя» написаны в два слоя и даже напечатаны по-разному… Алихановские истории, набранные прямым шрифтом, прослоены довлатовскими «комментариями-курсивами», в которых мистифицирована сама история книги (упоминание о тайной переправке рукописи через границу).)

– Зачем, по-вашему, необходима подобная двухслойность? (Это извечный литературный прием – роман или рассказ в письмах. Прием утраченной и возвращенной рукописи позволяет автору представить книгу как «хаотические записки, комплект неорганизованных материалов».)

В действительности перед нами, конечно, единая книга, где действует один лирический герой, соблюдено некое единство времени и места. Своеобразный роман в рассказах. Что же дает «принципиальная фрагментарность» довлатовского повествования? Каждый новый сюжет будто окошко, через которое мы заглядываем в жизнь, не подозревающую о нашем присутствии.

Есть и другое объяснение: в основе довлатовских фрагментов (текстов, рассказов – сам писатель использовал разные названия) часто лежат анекдотические ситуации (постановка в уголовном лагере спектакля о Ленине, подмена одного человека другим на похоронах и т. п.). Последовательное тщательное описание несвойственно жанру анекдота (вспомним: анекдот – это короткий рассказ о незначительном, но характерном происшествии с шутливой окраской и часто неожиданной концовкой, получивший широкое бытование в устной форме). Поэтому характеры героев раскрываются, в основном, в диалогах.

– Каковы особенности портрета и пейзажа в «Зоне»? (Описание заменено знаком, деталью. Вылинявший флаг, вой караульных собак уже создают эмоциональную атмосферу.)

– Что можно сказать о языке произведения?

Язык в произведениях Довлатова практически не привлекает к себе внимания. По словам писателя, он стремился как раз к «выработке сдержанного, непритязательного слова, при котором читатель и слушатель овладевают содержанием, сами не замечая, каким способом они его усваивают». Скрытая под покровом общеупотребительной формы оригинальность – несомненная примета довлатовского стиля. Увы, «непечатные» выражения в «Зоне» нередки.

– Каково ваше отношение к их употреблению в художественном произведении?

Писатель мотивирует использование ненормативной лексики: «Язык не может быть плохим или хорошим. Качественные и тем более моральные оценки здесь неприменимы. Ведь язык – это только зеркало. То самое зеркало, на которое глупо пенять».

– Согласны вы с такой точкой зрения?

– Что вы скажете о героях «Зоны»? Кто они?

Здесь, как и в других книгах Довлатова, «бродят толпы неустроенных и неприкаянных, равно способных на преступление и на подвиг». Люди «с отсутствием опыта нормальной жизни и смещенным центром нравственности», – отмечал критик М. Нехорошев.

И заключенные, и охранники одинаково неприкаянны. Книга Довлатова явно не вписывается ни в традиции «каторжной» литературы, сочувствующей узникам, ни в колею литературы, воспевающей блюстителей законов. Писатель изобрел «третий путь».

Вот фрагмент «Письма издателю» (19 марта 1982 года): «Я обнаружил поразительное сходство между лагерем и волей. Между заключенными и надзирателями… Почти любой заключенный годился на роль охранника. Почти любой надзиратель заслуживал тюрьмы».

Жизнь в книге не идет по какой-то четкой схеме. Рассказы, в которых «ничего не происходит» (просто зэки беседуют у костра или томится от скуки, безысходности офицерская жена), сменяются жесткими, динамичными историями (отказник Купцов жертвует рукой, чтобы спасти репутацию).

– Какой рассказ можно назвать кульминацией книги?

Рассказ «Представление»… и сцену пения «Интернационала». Известны различные толкования этого эпизода. Уильям Граймз, например, писал, что «самый забавный рассказ о лагерной самодеятельности заканчивается хоровым пением «Интернационала» с призывом к свободе и справедливости, которое пронзительной болью отдается в сердце автора».

Френсис Старн, размышляя о моменте, когда «после на редкость несуразного представления политической пьесы, посвященной годовщине Великого Октября, зрители, закоренелые уголовники, со слезами на глазах поют «Интернационал», делает вывод: «Идеи автора, без сомнения, не имеют никакого отношения к триумфу советского государства, хотя он тоже задохнулся от слез, когда заключенные пели "Интернационал”».

– Так в чем же смысл этого эпизода? (Если верно, как указывал У. Граймз, что «задачей писателя было найти человеческое в нечеловеческом стечении обстоятельств», то здесь это человеческое и выходит на первый план. Думается, сжатые виски Лебедевой, мечтательная улыбка Гурина поражают героя не меньше, чем внезапный общий порыв. «Вдруг у меня болезненно сжалось горло. Впервые я был частью моей особенной, небывалой страны».)

Мысль, очень близкая русской пословице, заставляющей не зарекаться от сумы и от тюрьмы, проходит через многие произведения Довлатова. Одна из глав книги «Наши» начинается: «Жизнь превратила моего двоюродного брата в уголовника. Мне кажется, ему повезло. Иначе он неминуемо стал бы крупным партийным функционером».

Здесь зэком становится бывший «показательный советский мальчик», отличник и футболист, посадивший в своем дворе березу, игравший в драмкружке роли молодогвардейцев… «Я был охранником. А мой брат – заключенным… Вернулись мы почти одновременно».

В «Записных книжках» Довлатова есть такое рассуждение:

«– Что может быть важнее справедливости?

– Важнее справедливости? Хотя бы – милость к падшим».

Довлатов считает, что «глупо делить людей на плохих и хороших», поскольку «человек неузнаваемо меняется под воздействием обстоятельств. И в лагере – особенно».

Он писал: «Человек способен на все – дурное и хорошее. Мне грустно, что это так. Поэтому дай нам Бог стойкости и мужества. А еще лучше – обстоятельств времени и места, располагающих к добру…»

Автор сочувствует тем, чьи обстоятельства сложились не лучшим образом. Вот лагерный хлеборез. Чтобы занять эту должность, зэк должен был «выслуживаться, лгать, карабкаться по трупам», «идти на подкуп, шантаж, вымогательство». Его усилия писатель сравнивает с усилиями тех, кто на свободе и процветает: «Подобными способами достигаются вершины государственного могущества».

IV. Итог урока.

– Какие ощущения остались после знакомства с личностью и творчеством Сергея Довлатова?

Разные чувства наполняют души читателя, но нет ощущения беспросветности. Видимо, разгадка в том, что сам автор улыбался людям. Не клеймил, не высмеивал, не злобствовал, не проповедовал. «Истинное мужество в том, чтобы любить жизнь, зная о ней всю правду!» – заявлял он, принимая живую жизнь во всех её проявлениях. Не отсюда ли его «лучезарность и тайная трагедийность», подмеченные Б. Ахмадулиной?

Он не служил. Не развлекал. Он писал историю человеческого сердца и сумел занять свое, особенное место в нашей литературе.

Предварительный просмотр:

Тема урока: Русское зарубежье. Русская литература и литература русского зарубежья.

Возвращенные в отечественную литературу имена и произведения

Цели урока:

1. Познакомить учащихся с одной из самых драматичных страниц истории Отечества.

2. Помочь учащимся понять причины и смысл эмиграции, ее влияние на развитие русской и зарубежной культуры.

3. Развивать интеллект учащихся, пополнять активный словарь, формировать умение логически, последовательно излагать учебный материал.

4. На примерах биографий и судеб деятелей культуры, их произведений воспитывать у учащихся любовь к родине, нравственную культуру, эстетический вкус.

Оборудование: эпидиаскоп, магнитная доска, магнитофон (или мультимедийный проектор), портреты Ф. И. Шаляпина, И. Бунина, М. Цветаевой, С. Рахманинова, К. Бальмонта, репродукции с картин Н. Рериха, музыка («Полонез» М. Огинского, романсы).

Тип урока: интегрированный урок.

Межпредметные связи: литература, история, эстетика.

Методическая цель урока: активные формы обучения и воспитания учащихся на основе комплексного использования дидактических и технических средств, методики опережающего задания.

Ход урока

1. Организационный момент.

П. Актуализация опорных знаний.

1. Как вы думаете, в чем заключается основное содержание дооктябрьского периода нашей истории?

2. Как вы думаете, в чем заключается основное содержание советского периода нашей истории?

3. Каким нравственным урокам учит нас отечественная история XX века?

III. Изучение нового материала.

Звучит «Полонез» М. Огинского.

Кто из вас знает название этого произведения? (Прощание с Родиной). Я не случайно выбрала эту музыку, т. к. сегодня у нас пойдет речь о Родине и людях, вынужденных по тем или иным причинам оставить Родину - русских эмигрантах.

Разные мотивы побуждали их к этому: политические, экономические, религиозные и т. д. Сегодня русское зарубежье предстает перед нами во всем его многообразии. Это наша общая драма и трагедия, не до конца осознанная и раскрытая.

Немало людей в разные эпохи бежало из России - князь Курбский и писатель А. Герцен, духоборы, раскольники, враги царизма - народовольцы и социал-демократы. Однако, переломным рубежом, изменившим смысл прежнего понятия «эмиграция», был октябрь 1917 года.

Цель нашего урока: понять и почувствовать драматизм людских судеб, понять причины и смысл эмиграции, ее влияние на развитие русской и зарубежной культуры

Учащиеся записывают тему урока и эпиграф:

Ты – в сердце, Россия!

Ты – цель и подножье,

Ты в ропоте крови, в смятенье мечты!

И мне ли плутать в этот век бездорожья?

Мне светишь по-прежнему ты…

В.Набоков.

1). Причины возникновения «первой волны» русской эмиграции.

Бедствия первой мировой войны, потрясения двух революций, наконец, смутное время интервенции, Гражданской войны, «красного» и «белого» терроров, голод, разгул преступности - все это стало основными причинами того, что сотни тысяч российских граждан вынуждены были покинуть пределы родины. Массовый исход беженцев начался в начале 1919 г. и пика достиг в 1920 г., когда войска Деникина и Врангеля покинули Новороссийск и Крым. Сыграло свою роль и то, что большевики не только не препятствовали процессу эмиграции, но и сами практиковали насильственную репатриацию. Так, только официально из страны выдворено более 250 тысяч человек: можно вспомнить печально известный «философский пароход», на котором в 1922 г. было выслано около 300 русских мыслителей. К середине 20-х гг. в связи с утверждавшейся большевиками политикой «железного занавеса» поток эмигрантов иссякает: многие граждане России тщетно пытаются добиться разрешения на выезд, однако власти вместо высылки все активнее практикуют уничтожение инакомыслящих или отправку их в концентрационные лагеря. Чуть ли не последний из русских писателей, которому удалось легально покинуть страну, Е. Замятин, после долгих мытарств и письменных обращений к Сталину добившийся в 1931 г. разрешения на выезд. Всего, по данным Лиги Наций, в результате Октябрьской революции и последовавших за ней событий страну покинули и зарегистрировались в качестве беженцев 1 миллион 600 тысяч российских граждан; эмигрантские организации же называют цифру в 2 миллиона. Существовал и обратный процесс - до войны на родину вернулось не более 182 тысяч россиян, среди них были и такие известные писатели, как А. Белый (1923), А. Н. Толстой (1923), М. Горький (1928, окончательно - в 1933), И. Эренбург (1934), А. Куприн (1937), М.Цветаева (1939) и некоторые другие.

2). Состав русской эмиграции.

«Первую волну» русской эмиграции в основном составили люди достаточно высокого образовательного, культурного, профессионального и материального уровня: прежде всего, это было русское белое офицерство, профессура, чиновничество, люди, занятые в непроизводительной сфере (юристы, врачи, педагоги, предприниматели и т. п.), в том числе и представители творческих профессий - писатели, музыканты, актеры, художники, деятели оппозиционных большевикам партий. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в изгнании была создана (или, можно сказать, сохранена и продолжена) мощнейшая культура. Среди тех, кто составляет плеяду крупных деятелей мировой культуры, наши соотечественники, жившие вдали от России: певец Ф. И. Шаляпин; композиторы С. Рахманинов, А. Глазунов, писатели и поэты И. Бунин, А. Куприн, М. Цветаева, К. Бальмонт, балерина А. Павлова, художник К. Коровин. (Через эпидиаскоп показываются их портреты.) Среди биографий известных соотечественников, которые жили за рубежом, выделяется необычная история жизни знаменитого художника Н. Рериха. (Биографическая справка, через эпидиаскоп - портрет, репродукции его картин.)

Если вы хорошо всмотритесь в репродукции его картин, то вы ощутите великое чудо гармонии человеческой души и космоса.

Гордостью России, воплощением лучших черт русского народа, его глубокого таланта является Ф. И. Шаляпин (портрет). Рассказ о певце (аудиозаписи).

Звучит музыка С. Рахманинова, портрет композитора. Рассказ о нем.

Трагичной была судьба И. Бунина, жившего воспоминаниями о той России, которая была ему близка и понятна (портрет, рассказ о поэте, стихотворение «Родина»).

Живя большую часть своей жизни за границей, многие поэты так и не смогли найти в ней покой и уединение. Родина всегда была неотступна, перед глазами. Об этом говорят их стихи, письма, воспоминания. В литературном мире было широко известно имя Константина Бальмонта (портрет, краткий рассказ о поэте, стихотворение «В глухие дни»). Русская диаспора имела свою сеть высших учебных заведений (Русский университет, Технический институт, Сельскохозяйственная школа в Праге).

В начале 20-х годов в Праге, Белграде, Париже, пользуясь государственной финансовой поддержкой, возникли объединения российских земских и городских деятелей (Земгор). В Париже Земгор возглавил князь Г. Львов - бывший премьер-министр Временного правительства. С помощью Земгора создавались русские школы по типу старых гимназий. Русская гимназия в Париже была создана осенью 1920 г. и просуществовала 40 лет.Русская эмиграция организовывала различные научные общества: инженеров, химиков и т. д. Большой вклад в науку внес Сикорский Игорь.

3). «Вторая волна» русской эмиграции: причины, состав.

«Вторая волна» эмиграции была вызвана событиями второй мировой войны. Основной поток эмигрантов составили, по словам одного из ведущих исследователей этого периода В. Агеносова, «...граждане Прибалтийских республик, не желавшие признавать советскую власть; военнопленные, справедливо опасавшиеся возвращения домой; молодые люди, вывезенные с оккупированной фашистами территории в Германию в качестве дешевой рабочей силы; наконец... люди, сознательно вставшие на путь борьбы с советским тоталитаризмом». Данные по количеству эмигрантов «второй волны» значительно расходятся, так как до конвенции 1951 г., фактически обозначившей собой начало «холодной войны», представители Советской репатриационной комиссии свободно разъезжали по Европе и где уговорами, а где и силой принуждали эмигрантов возвращаться на Родину, и многие, опасаясь репатриации, скрывали свое истинное гражданство, национальность и имя. Поэтому, по данным Лиги Наций, всего 130 тысяч человек зарегистрировались в качестве официальных беженцев, тогда как по другим данным только в Европе к 1952 г. было 452 тысячи, а в США к 1950 г. - 548 тысяч перемещенных лиц из СССР. В основном эмигранты «второй волны» сосредоточились в Германии и (большинство) в США.

4). Основные представители. Литературная судьба.

Состав эмигрантов «второй волны», в отличие от «первой», был более случайным: среди перемещенных лиц оказалось много людей культурно непросвещенных, и это послужило главной причиной, почему «вторая волна» не стала столь же мощным культурным явлением, как и «первая». Самые крупные имена среди писателей этого периода - поэты и прозаики Иван Буркин, Иван Елагин, Юрий Иваск, Дмитрий Кленовский, Владимир Максимов, Николай Моршен, Владимир Марков, Николай Нароков, Леонид Ржевский, Борис Филиппов и Борис Ширяев. В 1946 г. начал выходить «журнал литературы, искусства и общественной мысли» «Грани», и Париже возобновлен уже как журнал «Возрождение» (1949-1974), в Нью-Йорке с 1942 г. и до сих пор существует «Новый журнал» (к концу 1999 г. вышло более 214 номеров).

5). «Третья волна» русской эмиграции: причины, состав.

Разочарования «шестидесятников» в кратковременности «оттепели», наступление «застоя» в общественной и культурной жизни страны; изменение политики Советского государства, вновь, как и в эпоху правления Ленина, заменившего физическое устранение или изоляцию неугодных их высылкой за границу; вызванная «холодной войной» поддержка западными странами диссидентского движения в СССР; политика Израиля на «воссоединение» евреев - все это стало причинами возникновения со 2-й половины 60-х гг. «третьей волны» русской эмиграции. Первым официальным эмигрантом стал писатель Валерий Тарсис (1966); в 70-е гг. процесс отъезда принял массовый характер. Основными странами, принимавшими российских эмигрантов, стали США, Израиль и ФРГ, в меньшей степени - Франция, Канада и Австралия.

6). Основные представители литературы «третьей волны» русской эмиграции.

Василий Аксенов (1980), Иосиф Бродский (1972, выслан), Владимир Войнович (1980), Александр Галич (1974), Анатолий Гладилин (1976), Фридрих Горенштейн (1980), Сергей Довлатов (1978), Александр Зиновьев (1977), Наум Коржавин (1973), Юрий Кублановский (1982), Эдуард Лимонов (1983), Владимир Максимов (1974), Виктор Некрасов (1974), Саша Соколов (1975), Андрей Синявский (1973), Александр Солженицын (1974, выслан), Борис Хазанов (1982) и мн. др.

7). Особенности литературы «третьей волны» русской эмиграции.

Существует убеждение, что лучшие из издававшихся за рубежом произведений писателей-эмигрантов «третьей волны» были хотя бы в общих чертах написаны еще на родине. В отличие от авторов «первой волны», эти писатели в основном складывались как творческие личности в контексте и логике все же советской литературы, культуры (недаром некоторые критики в прозе А. Солженицына находят черты поэтики соцреализма), хотя определенное влияние на них оказала и зарубежная литература, прежде всего произведения, опубликованные в период хрущевской «оттепели» (Э. М. Ремарка, Э. Хемингуэя, Ф. Кафки), а также произведения серебряного века и 20-х гг., постепенно публиковавшиеся в 60-70-е гг. или ходившие в «самиздате» (А. Ахматова, М. Цветаева, О. Мандельштам, Б. Пастернак, И. Бабель, Б. Пильняк, Д. Хармс и мн. др.). Фактически произведения авторов «третьей волны» эмиграции отличает только большая степень политической смелости и эстетической раскрепощенности по сравнению с произведениями, нашедшими в СССР Официальный путь к читателю.

8). Литературный процесс «третьей волны» русской эмиграции.

В изгнании многие писатели вынуждены были совмещать литературную деятельность с журналистской, работая на радиостанциях, вещающих на СССР («Голос Америки», «Свобода», «Немецкая волна», Би-Би-Си и др.), а также в эмигрантской периодике - журналах «Грани» (Франкфурт-на-Майне, ФРГ), «Эхо» (Париж), «Время и мы» (Тель-Авив, Нью-Йорк, Париж), «Континент» (Мюнхен), «Вестник РХД» (Париж, Мюнхен, Нью-Йорк), «Синтаксис» (Париж), «Новый журнал» (Нью-Йорк) и др. В этих же изданиях публиковались и художественные произведения авторов-эмигрантов. Существовало несколько достаточно крупных русских издательств, публиковавших как писателей русского зарубежья, так и опальных авторов, оставшихся на родине. Наиболее известные из этих издательств: имени А. П. Чехова (Нью-Йорк), «ИМКА-Пресс» (Париж), «Посев» (Франкфурт-на-Майне). Однако, по свидетельству многих изгнанников, литературная среда русского зарубежья была раздираема противоречиями: шла нешуточная борьба между представителями либо реального и национально-консервативного лагерей, соперничество из-за финансирования, многие эмигранты вынуждены были соблюдать «политкорректность» по отношению к странам и организациям, их приютившим. Одним словом, единства в рядах писателей-эмигрантов «третьей волны» было значительно меньше, нежели у их предшественников. С падением «железного занавеса» и началом либерализации российской экономики и политики русская эмиграция утратила свое политическое значение: одни (как, А. Солженицын и Саша Соколов) предпочли вернуться, другие (как В. Войнович, Э. Лимонов) большую часть времени проводят в России, третьи же (И. Бродский (1996), А. Галич (1977), С. Довлатов (1999), В. Некрасов (1987) и др.) уже не вернутся никогда. При этом некоторые критики заговорили о «четвертой волне» эмиграции, в основе которой лежат причины скорее материального или психологического нежели политического характера: многие видные писатели предпочитают нынче жить за рубежом, оставаясь при этом участниками российского литературного процесса, и среди них - Е. Евтушенко, Т. Толстая и др.

Как вы понимаете слова В. Набокова: «Получился разительный парадокс: внутри России действует внешний заказ, вне России - внутренний»!

Вера в свою особую писательскую миссию, чувство долга перед Россией приводили к тому, что, расставшись с родиной, всем своим творчеством писатели-эмигранты были обращены к ней, и если советские авторы вынуждены были, в соответствии с догмами соцреализма, идеализировать окружающую их советскую действительность, то авторы русского зарубежья делали то же самое по отношению к недавнему прошлому.

Мы перелистали с вами только некоторые страницы из жизни русского зарубежья.

По данным общества «Родина» в 1999 году численность наших соотечественников за рубежом составляла более 30 млн. человек. Только в США проживает около 10 млн. русских.

V. Закрепление темы. Выводы.

Мировое значение культуры русской эмиграции.

Трагические события XX в. обусловили возникновение такого уникального явления, как литература русского рассеяния. Ее главная особенность во все периоды заключалась в том, что, даже обогащаясь в результате контактов с сопредельными литературами, она сохраняла духовные связи с национальной культурой, оставаясь ее важнейшей и неотделимой от нее частью.

Значение для мировой культуры трагической истории изгнания из родной страны творческой элиты России трудно переоценить: музыка С. Рахманинова И. Стравинского, живопись отца и сына Рерихов и В. Кандинского, балет В. Нижинского и С. Лифаря, певческий дар Ф. Шаляпина и П.Лещенко, философские труды Л.Шестова и Н. Бердяева, ученые достижения экономиста В. Леонтьева и изобретателя И. Сикорского и мн. др. - все это было драгоценным вкладом русской культуры и науки в мировую. О мировом признании литературы русского зарубежья говорит то, что среди ее представителей - два лауреата Нобелевской премии (И. Бунин 1934 и И.Бродский 1987), на которую претендуют также Д. Мережковский и И.Шмелев, чьи произведения, как и книги

М. Алданова, Р. Гуля, Н. Берберовой и мн. др., также переводятся на разные языки и находят резонанс в мире. Можно с уверенностью сказать, что в бурном развитии стран Запада и Америки свою роль сыграл вклад - интеллектуальный, культурный, материальный, даже генетический - лучших представителей нашего народа, от которых отказалась их родная страна.

V. Итоги урока.

VI. Домашнее задание: подобрать материал о писателях - эмигрантах, прочитать произведение В.В.Набокова «Круг».

Развитие литературы первой волны эмиграции можно разде-лить на два периода:

1920 — 1925 гг. — период становления литературы эмиграции, надежды на возвращение. Преобладает антисоветская, антиболь-шевистская тематика, ностальгия по России, гражданская вой-на изображается с антиреволюционных позиций.

1925 — 1939 гг. — интенсивное развитие издательской деятель-ности, формирование литературных объединений. Надежды на возвращение утрачиваются. Большое значение приобретает ме-муарная литература, призванная сохранить аромат утраченного рая, картины детства, народные обычаи; исторический роман, как правило, основывающийся на понимании истории как цепи случайностей, зависящих от воли человека; революция и гра-жданская война изображаются уже с более взвешенных пози-ций, появляются первые произведения о ГУЛАГе, концлагерях (И. Солоневич «Россия в концлагере», М. Марголин «Путешествие и страну Зе-Ка», Ю. Бессонов «26 тюрем и побег с Соловков»).

В 1933 г. признанием русской зарубежной литературы стала Нобелевская премия Бунину «за правдивый артистический талант, с которым Бунин воссоздал русский характер».

Вторая волна русской эмиграции была порождена Второй мировой войной. Она складывалась из тех, кто выехал из При-балтийских республик, присоединенных к СССР в 1939 году; из военнопленных, опасавшихся возвращаться домой, где их мог-ли ожидать советские лагеря; из угнанных на работу в Германию советских молодых людей; из тех, кто связал себя сотрудничест-вом с фашистами. Местом жительства для этих людей стала сна-чала Германия, затем США и Великобритания. Почти все сей-час известные поэты и прозаики второй волны начали свою литературную деятельность уже в эмиграции. Это поэты О. Анстей, И. Елагин, Д. Кленовский, И. Чиннов, Т. Фесенко, Ю. Иваск. Как правило, они начинали с социальных тем, но затем пере-ходили к лирическим и философским стихам. Писатели В. Юрасов, Л. Ржевский, Б. Филиппов (Филистинский), Б. Ширяев,

Н. Нароков рассказывали о жизни Советского Союза в преддве-рии войны, о репрессиях, всеобщем страхе, о самой войне и тернистом пути эмигранта. Общим для всех писателей второй волны было преодоление идеологической направленности творче-ства, обретение общечеловеческой нравственности. До сих пор ли-тература второй волны остается мало известной читателям. Одним из лучших доступных произведений является роман Н. Нарокова «Мнимые величины», рассказывающий о судьбах советских ин-теллигентов, живущих по христианским законам совести в ста-линские годы.

Третья волна эмиграции связана с началом диссидентского движения в конце 1960-х годов и с собственно эстетическими причинами. Большинство эмигрантов третьей волны формиро-вались как писатели в период хрущевской «оттепели» с ее осуж-дением культа личности Сталина, с провозглашаемым возвра-щением к «ленинским нормам жизни». Писатели вдохнули воз-дух творческой свободы: можно было обратиться к прежде за-крытым темам ГУЛАГа, тоталитаризма, истинной цены воен-ных побед. Стало возможным выйти за рамки норм социалисти-ческого реализма и развивать экспериментальные, условные формы. Но уже в середине 1960-х годов свободы начали сверты-ваться, усилилась идеологическая цензура, подверглись критике эстетические эксперименты. Начались преследования А. Сол-женицына и В. Некрасова, был арестован и сослан на принуди-тельные работы И. Бродский, арестовали А. Синявского, КГБ запугивал В. Аксенова, С. Довлатова, В. Войновича. В этих усло-виях эти и многие другие писатели были вынуждены уехать за грани-цу. В эмиграции оказались писатели Юз Алешковский, Г. Владимов, А. Зиновьев, В. Максимов, Ю. Мамлеев, Саша Соко-лов, Дина Рубина, Ф. Горенштейн, Э. Лимонов; поэты А. Га-лич, Н. Коржавин, Ю. Кублановский, И. Губерман, драматург А. Амальрик.

Характерной чертой литературы третьей волны было соедине-ние стилевых тенденций советской литературы с достижениями западных писателей, особое внимание к авангардным течениям.

Крупнейшим писателем реалистического направления был Александр Солженицын, за время эмиграции написавший мно-готомную эпопею «Красное колесо», воспроизводящую важней-шие «узлы» истории России. К реалистическому направлению можно отнести и творчество Георгия Владимова («Верный Рус-лан», «Генерал и его армия»), Владимира Максимова («Семь дней творенья», «Заглянуть в бездну», автобиографические ро-маны «Прощание из ниоткуда» и «Кочевье до смерти»), Сергея Довлатова (рассказы циклов «Чемодан», «Наши» и т.д.). Экзи-стенциальные романы Фридриха Горенштейна «Псалом», «Ис-купление» вписываются в религиозно-философское русло рус-ской литературы с ее идеями страдания и искупления. Материал с сайта

Сатирические, гротескные формы характерны для творчест-ва Василия Аксенова («Остров Крым», «Ожог», «В поисках гру-стного бэби»), хотя трилогия «Московская сага» о жизни поко-ления 1930-40-х годов являет собой чисто реалистическое про-изведение.

Модернистская и постмодернистская поэтика ярко проявля-ется в романах Саши Соколова «Школа для дураков», «Между собакой и волком», «Палисандрия». В русле метафизического реализма, как определяет свой стиль писатель, а по сути в русле сюрреализма пишет Юрий Мамлеев, передающий ужас и аб-сурд жизни в рассказах цикла «Утопи мою голову», «Русские сказки», в романах «Шатуны», «Блуждающее время».

Третья волна русской эмиграции дала многочисленные и раз-нообразные в жанрово-стилевом отношении произведения. С распадом СССР многие писатели вернулись в Россию, где про-должают литературную деятельность.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском

Оригинальный документ ?

Цель и задачи исследовательской работы 3

Введение. Русская литература XX века 4

Глава I. Литература русского зарубежья 7

I .I Первая волна эмиграции (1918–1940).

I .II Вторая волна эмиграции (1940 – 1950).

I .III Третья волна эмиграции (1960–1980).

Глава II. Направления литературы русского зарубежья 11

Глава III. Вклад литературы русского зарубежья в общий контекст русской литературы XX века 14

Заключение 15

Список литературы 16

ЦЕЛЬ И ЗАДАЧИ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ РАБОТЫ:

ЦЕЛЬ: Познакомится с литературой русского зарубежья.

1. Ознакомиться с русской литературой XX века.

2. Ознакомиться с литературой русского зарубежья.

3. Выявить направления литературы русского зарубежья.

4. Выявить вклад литературы русского зарубежья в общей концепции русской литературы XX века.

ВВЕДЕНИЕ

РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА В XX ВЕКЕ.

Первые бурные годы после 1917, когда в соответствии с новыми социальными силами, высвобожденными свержением самодержавия, появились многочисленные противоборствующие литературные группы, были единственным революционным периодом развития искусства в Советском Союзе. Борьба в основном развертывалась между теми, кто примыкал к великой литературной традиции реализма 19 в., и глашатаями новой пролетарской культуры. Новаторство особенно приветствовалось в поэзии, исконной провозвестнице революции. Футуристическая поэзия В.В.Маяковского (1893–1930) и его последователей, вдохновлявшаяся «социальным заказом», т.е. повседневной классовой борьбой, представляла собой полнейший разрыв с традицией. Некоторые писатели приспосабливали к новым темам прежние выразительные средства. Так, например, крестьянский поэт С.А.Есенин (1895–1925) традиционным лирическим слогом воспевал новую жизнь, которая ожидалась в деревне при советской власти.

Некоторые произведения послереволюционной прозы создавались в духе реализма 19 в. В большинстве описывалась кровопролитная Гражданская война 1918–1920 – тому примером убийственные картины общественного упадка во время всеобщей распри в романе Б.А.Пильняка «Голый год» (1922).

Преобладающей темой в ранней прозе «попутчиков революции», по выражению Л.Троцкого, была трагическая борьба между тягой к новому и приверженностью к старому, всегдашнее последствие гражданской войны.

В условиях отсутствия политической цензуры в первые годы советской власти многое позволялось писателям-сатирикам, которые всячески осмеивали новый режим, как, например, Ю.К.Олеша в изощренной политической сатире «Зависть» (1927) или В.П.Катаев в повести «Растратчики» (1926).

Коммунистическая партия принялась за официальное регламентирование литературы с началом первого пятилетнего плана (1928–1932); ей усиленно способствовала Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП). В результате появилось неимоверное количество производственной прозы, поэзии и драматургии, почти никогда не поднимавшейся над уровнем монотонной пропаганды или репортажа.

В 1932 Центральный Комитет распорядился распустить все литературные объединения и основать единый общенациональный Союз советских писателей, который и был через два года учрежден на Первом Всесоюзном съезде советских писателей.

Однако, учитывая надобности международной агитации 1930-х годов в духе Народного фронта, по отношению к наиболее талантливым писателям проявлялась некоторая терпимость.

В этот период Шолохов завершил великий роман «Тихий Дон» (1928–1940), который был признан классическим произведением советской литературы и удостоен Нобелевской премии 1965. Это широкая эпическая панорама событий войны, революции и братоубийственных раздоров, завершающихся покорением казаков Красной Армией.

Из всех жанров поэзия труднее всего поддается регламентации, и среди массы стихотворной продукции 1930-х годов, опубликованной такими ведущими советскими поэтами, как Н.С.Тихонов, А.А.Прокофьев, А.А.Сурков, Н.Н.Асеев и А.Т.Твардовский, единственное существенное произведение, сохранившее, как представляется, художественную ценность, – «Страна Муравия» (1936) Твардовского.

Во время репрессий во второй половине 1930-х годов многие писатели были арестованы – некоторых расстреляли, другие провели долгие годы в лагерях. После смерти Сталина кое-кто был посмертно реабилитирован, подобно Пильняку; а тем, кто был отлучен от литературы, как А.А.Ахматова, было вновь дозволено печататься.

Многие писатели сталинской эпохи, стремясь избежать опасностей современной тематики, занялись сочинением исторических романов и пьес. Обращение к истории внезапно стало популярным на подъеме национализма, который партия поощряла перед лицом возрастающей угрозы войны.

Сразу же после немецкого вторжения в 1941 литература была мобилизована на поддержку воюющей страны, и до 1945 почти всякое печатное слово так или иначе способствовало защите отечества.

Советские писатели надеялись, что партия расширит пределы относительной творческой свободы, дарованной им во время войны, однако постановление Центрального комитета по вопросам литературы от 14 августа 1946 покончило с этими надеждами.

После смерти Сталина в 1953 растущее недовольство жесткой регламентацией сказалось в повести И.Г.Эренбурга «Оттепель» (1954), о тяжелой участи художников, вынужденных творить под контролем начальства. И хотя партийные органы вынесли суровое порицание мятежным авторам на Втором съезде писателей (1954), речь первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева на 20 съезде партии породила волну протеста против вмешательства в творческий процесс.

1960-е годы были примечательны не только новыми произведениями, но и впервые опубликованными старыми. Так, читатели получили возможность ознакомиться с творчеством М.И.Цветаевой (1891–1941), покончившей жизнь самоубийством вскоре после возвращения из эмиграции. Снова появилось в печати имя Бориса Пастернака, хотя публиковали лишь его стихи; «Доктор Живаго» был издан в Советском Союзе тридцатью годами позднее, нежели на Западе. Важнейшим литературным открытием десятилетия было творчество М.А.Булгакова (1891–1940).

Наиболее значительными литературными событиями 1960-х годов была публикация в 1962 повести А.И.Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Последующее творчество Солженицына отражает развитие советской литературы во времена Брежнева.

Вслед за публикацией «Одного дня Ивана Денисовича», принесшей ему всеобщую известность, Солженицыну удалось опубликовать лишь несколько рассказов, лучший из которых – «Матренин двор» (1963); после этого двери советских издательств перед ним закрылись. Его главные романы «В круге первом» и «Раковый корпус» были опубликованы за рубежом в 1968, а в 1969 его исключили из Союза советских писателей. В 1970 ему была присуждена Нобелевская премия по литературе.

Во времена Брежнева официальный контроль над советской литературой не ослабел, и многие талантливые авторы были вынуждены эмигрировать из Советского Союза. Среди наиболее выдающихся эмигрантов были поэт И.А.Бродский, сатирик В.Н.Войнович и писатель-философ А.А.Зиновьев. Бродского в 1964 судили за «тунеядство» и отправили в ссылку на принудительные работы. Он был освобожден в 1965, когда публикация первой книги его стихотворений на Западе привлекла внимание к его участи, но в 1972 принудили эмигрировать. В 1987 он стал пятым русским писателем – лауреатом Нобелевской премии, а в 1991 был удостоен звания поэта-лауреата США. Войнович эмигрировал в Западную Германию в 1981. Его самая знаменитая книга «Жизнь и необыкновенные приключения солдата Ивана Чонкина» (1975) была издана на Западе, следом за нею – «Иванькиада» (1976) и продолжение Чонкина – «Претендент на престол» (1979). В эмиграции он опубликовал язвительную сатиру «Москва 2042» (1987) и повесть-шарж о Союзе советских писателей «Шапка» (1988). Подобно Войновичу, Зиновьев опубликовал свое самое известное произведение, причудливую смесь художественного вымысла, философии и социальной сатиры под названием «Зияющие высоты» (1976), до эмиграции в 1978, но и за рубежом продолжал много писать и публиковаться.

Некоторые из видных писателей, оставшихся в Советском Союзе, пытались противостоять официальному всевластию над изданием и распространением литературы. Не удостоенная официального одобрения литература стала в начале 1960-х годов появляться в «самиздате», и циркуляция «бесцензурных» перепечаток значительно усилилась после процесса Синявского и Даниэля. Другие же писатели, как было сказано, публиковались в «тамиздате» (т.е. за рубежом).

Хотя «период застоя» и выхолащивал литературу, достойные внимания произведения продолжали печататься в Советском Союзе и в брежневские времена. С 1950-х годов все больший вес в советской литературе приобретала группа «деревенщиков». В их произведениях изображалась горестная жизнь русской деревни; они были исполнены тоски по прошлому и отличались склонностью к мифологизации русского крестьянства. Ведущими представителями этой группы были Ф.А.Абрамов, В.Г.Распутин, В.И.Белов и В.П.Астафьев. Некоторые писатели сосредоточились на жизни городской интеллигенции. Ю.В.Трифонов привлек внимание романами, исследующими «обуржуазивание» интеллигенции и комплекс нравственных проблем, связанных со сталинскими репрессиями и их последствиями (роман «Дом на набережной», 1976). Подобно Трифонову, А.Г.Битов избрал своим коллективным персонажем интеллигенцию. Его продолжали публиковать на родине в 1970-е годы, но главное из его тогдашних произведений, роман многосложной структуры «Пушкинский дом», не могло быть полностью напечатано в Советском Союзе вплоть до эпохи перестройки. Он появился на Западе в 1978. Наиболее последовательно насаждал модернизм в русской литературе 1960–1970-х годов Катаев, книгами воспоминаний «Святой колодец» (1966) и «Трава забвения» (1967) начавший публикацию своих, как он выражался, «мовистских» произведений, которые он писал и печатал до самой смерти.

К началу 1980-х годов русская литература была разделена на два сообщества – эмигрантов и советских писателей. Панорама легальной литературы в пределах Советского Союза потускнела, когда многие выдающиеся писатели, такие, как Трифонов, Катаев и Абрамов, умерли в первые годы десятилетия, и в печати не появлялось буквально никаких свидетельств возникновения новых талантов.

ГЛАВА I .

ЛИТЕРАТУРА РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ.

Литература русского зарубежья – ветвь русской литературы, возникшей после 1917 и издававшейся вне СССР и России. Различают три периода или три волны русской эмигрантской литературы. Первая волна – с 1918 до начала Второй мировой войны, оккупации Парижа – носила массовый характер. Вторая волна возникла в конце Второй мировой войны.

Третья волна началась после хрущевской «оттепели» и вынесла за пределы России крупнейших писателей А.Солженицын, И.Бродский, С.Довлатов. Наибольшее культурное и литературное значение имеет творчество писателей первой волны русской эмиграции.

I .I ПЕРВАЯ ВОЛНА ЭМИГРАЦИИ (1918–1940)

Понятие «русское зарубежье» возникло и оформилось после Октябрьской революции 1917, когда Россию массово начали покидать беженцы. После 1917 из России выехало около 2-х миллионов человек. В центрах рассеяния – Берлине, Париже, Харбине – была сформирована «Россия в миниатюре», сохранившая все черты русского общества. За рубежом выходили русские газеты и журналы, были открыты школы и университеты, действовала Русская Православная Церковь. Но несмотря на сохранение первой волной эмиграции всех особенностей русского дореволюционного общества, положение беженцев было трагическим. В прошлом у них была потеря семьи, родины, социального статуса, рухнувший в небытие уклад, в настоящем – жестокая необходимость вживаться в чуждую действительность. Надежда на скорое возвращение не оправдалась, к середине 1920-х стало очевидно, что России не вернуть и в Россию не вернуться. Боль ностальгии сопровождалась необходимостью тяжелого физического труда, бытовой неустроенностью; большинство эмигрантов вынуждено было завербоваться на заводы «Рено» или, что считалось более привилегированным, освоить профессию таксиста.

Россию покинул цвет русской интеллигенции. Больше половины философов, писателей, художников были высланы из страны или эмигрировали. За пределами родины оказались религиозные философы С.Булгаков, Л.Карсавин. Эмигрантами стали Ф.Шаляпин, И.Репин, известные актеры М.Чехов и И.Мозжухин, звезды балета Анна Павлова, Вацлав Нижинский, композиторы С.Рахманинов и И.Стравинский. Из числа известных писателей эмигрировали: Ив.Бунин, Ив.Шмелев, К.Бальмонт, А.Куприн, И.Северянин, А.Толстой,Саша Черный. Выехали за границу и молодые литераторы: М.Цветаева, Г.Иванов. Русская литература, откликнувшаяся на события революции и гражданской войны, запечатлевшая рухнувший в небытие дореволюционный уклад, оказывалась в эмиграции одним из духовных оплотов нации. Национальным праздником русской эмиграции стал день рождения Пушкина.

В то же время, в эмиграции литература была поставлена в неблагоприятные условия: отсутствие массового читателя, крушение социально-психологических устоев, бесприютность, нужда большинства писателей должны были неизбежно подорвать силы русской культуры. Но этого не произошло: с 1927 начинается расцвет русской зарубежной литературы, на русском языке создаются великие книги. В 1930 Бунин писал: «Упадка за последнее десятилетие, на мой взгляд, не произошло. Из видных писателей, как зарубежных, так и «советских», ни один, кажется, не утратил своего таланта, напротив, почти все окрепли, выросли. А, кроме того, здесь, за рубежом, появилось и несколько новых талантов, бесспорных по своим художественным качествам и весьма интересных в смысле влияния на них современности».

Утратив близких, родину, всякую опору в бытии, поддержку где бы то ни было, изгнанники из России получили взамен право творческой свободы. Это не свело литературный процесс к идеологическим спорам. Атмосферу эмигрантской литературы определяла не политическая или гражданская неподотчетность писателей, а многообразие свободных творческих поисков.

В новых непривычных условиях писатели сохранили не только политическую, но и внутреннюю свободу, творческое богатство в противостоянии горьким реалиям эмигрантского существования.

Одним из центральных событий жизни русской эмиграции станет полемика Ходасевича и Адамовича, продолжавшаяся с 1927 по 1937. В основном полемика разворачивалась на страницах парижских газет «Последние новости» (печатался Адамович) и «Возрождение» (печатался Ходасевич). Ходасевич полагал главной задачей русской литературы в изгнании сохранение русского языка и культуры. Он ратовал за мастерство, настаивал на том, что эмигрантская литература должна наследовать величайшие достижения предшественников, «привить классическую розу» к эмигрантскому дичку. Вокруг Ходасевича объединились молодые поэты группы «Перекресток». Адамович требовал от молодых поэтов не столько мастерства, сколько простоты и правдивости «человеческих документов», возвышал голос в защиту «черновиков, записных книжек». В отличие от Ходасевича, противопоставившего драматическим реалиям эмиграции гармонию пушкинского языка, Адамович не отвергал упадническое, скорбное мироощущение, а отражал его. Адамович – вдохновитель литературной школы, вошедшей в историю русской зарубежной литературы под именем «парижской ноты». К литературным спорам Адамовича и Ходасевича присоединилась эмигрантская пресса, виднейшие критики эмиграции А.Бем, П.Бицилли, М.Слоним, а также В.Набоков, В.Варшавский.

Споры о литературе шли и в среде «незамеченного поколения». Статьи Газданова, Поплавского о положении молодой эмигрантской литературы внесли свою лепту в осмысление литературного процесса за рубежом. В статье «О молодой эмигрантской литературе» Газданов признавал, что новый социальный опыт и статус покинувших Россию интеллигентов, делает невозможным сохранение иерархического облика, искусственно поддерживаемой атмосферы дореволюционной культуры.

Отсутствие современных интересов, заклинание прошлого превращает эмиграцию в «живой иероглиф». Эмигрантская литература стоит перед неизбежностью освоения новой реальности. «Как жить? – спрашивал Поплавский в статье «О мистической атмосфере молодой литературы в эмиграции». – Погибать. Улыбаться, плакать, делать трагические жесты, проходить, улыбаясь на огромной глубине, в страшной нищете. Эмиграция – идеальная обстановка для этого». Страдания русских эмигрантов, которыми должна питаться литература, тождественны откровению, они сливаются с мистической симфонией мира. Изгнаннический Париж, по мнению Поплавского, станет «зерном будущей мистической жизни», колыбелью возрождения России.

На атмосферу русской литературы в изгнании значительным образом повлияет полемика сменовеховцев и евразийцев. В 1921 в Праге вышел сборник «Смена вех» (авторы Н.Устрялов, С.Лукьянов, А.Бобрищев-Пушкин – бывшие белогвардейцы). Сменовеховцы призывали принять большевистский режим, во имя родины пойти на компромисс с большевиками. В среде сменовеховцев зародится идея национал-большевизма и использования большевизма в национальных целях. Трагическую роль сменовеховство сыграет в судьбе Цветаевой, муж которой С.Эфрон работал на советские спецслужбы. В том же 1921 в Софии был выпущен сборник «Исход к Востоку». Предчувствия и свершения. Утверждения евразийцев. Авторы сборника (П.Савицкий, П.Сувчинский, князь Н.Трубецкой, Г.Флоровский) настаивали на особом промежуточном положении России – между Европой и Азией, видели Россию как страну с мессианским предназначением. На евразийской платформе выходил журнал «Версты», в котором печатались Цветаева, Ремизов, Белый.

I .II ВТОРАЯ ВОЛНА ЭМИГРАЦИИ (1940 – 1950).

Вторая волна эмиграции, порожденная второй мировой войной, не отличалась таким массовым характером, как эмиграция из большевистской России. Со второй волной СССР покидают военнопленные, перемещенные лица – граждане, угнанные немцами на работы в Германию. Большинство эмигрантов второй волны селились в Германии (преимущественно в Мюнхене, имевшем многочисленные эмигрантские организации) и в Америке. К 1952 в Европе насчитывалось 452 тысячи бывших граждан СССР. 548 тысяч русских эмигрантов к 1950 прибыло в Америку.

Среди писателей, вынесенных со второй волной эмиграции за пределы родины оказались И.Елагин, Д.Кленовский, Ю.Иваск, Б.Нарциссов, И.Чиннов, В.Синкевич, Н.Нароков, Н.Моршен, С.Максимов, В.Марков, Б.Ширяев, Л.Ржевский, В.Юрасов и др. На долю выехавших из СССР в 1940-е выпали тяжелые испытания. Это не могло не сказаться на мироощущении литераторов: самыми распространенными темами в творчестве писателей второй волны становятся лишения войны, плен, ужасы большевистского террора.

В эмигрантской поэзии 1940–1950-х преобладает политическая тематика: Елагин пишет Политические фельетоны в стихах, антитоталитарные стихи публикует Моршен («Тюлень», «Вечером 7 ноября»). Виднейшим поэтом второй волны критика наиболее часто называет Елагина. Основными «узлами» своего творчества он называл гражданственность, беженскую и лагерную темы, ужас перед машинной цивилизацией, урбанистическую фантастику. По социальной заостренности, политическому и гражданскому пафосу стихи Елагина оказывались ближе советской поэзии военного времени, нежели «парижской ноте».

К философской, медитативной лирике обратились Иваск, Кленовский, Синкевич. Религиозные мотивы звучат в стихах Иваска. Принятие мира – в сборниках Синкевич «Наступление дня», «Цветение трав», «Здесь я живу». Оптимизмом и гармоничной ясностью отмечена лирика Д.Кленовского (книги «Палитра», «След жизни», «Навстречу небу», и др.). Значителен вклад в эмигрантскую поэзию и Чиннова, Т.Фесенко, В.Завалишина, И.Буркина.

Герои, не сжившиеся с советской действительностью, изображены в книгах прозаиков второй волны. Трагична судьба Федора Панина в романе «Юрасова Параллакс». С.Марков полемизирует с шолоховской «Поднятой целиной» в романе Денис Бушуев. К лагерной теме обращаются Б.Филиппов (рассказы «Счастье», «Человеки», «В тайге», и др.), Л.Ржевский (повесть «Девушка из бункера» («Между двух звезд»)). Сцены из жизни блокадного Ленинграда изображает А.Даров в книге «Блокада», об истории Соловков пишет Ширяев («Неугасимая лампада»). Выделяются книги Ржевского «Дина» и «Две строчки времени».

Большинство писателей второй волны эмиграции печатались в выходившем в Америке «Новом журнале» и в журнале «Грани».

I .III ТРЕТЬЯ ВОЛНА ЭМИГРАЦИИ (1960–1980).

С третьей волной эмиграции из СССР преимущественно выезжали представители творческой интеллигенции. Писатели-эмигранты третьей волны, как правило, принадлежали к поколению «шестидесятников», немаловажную роль для этого поколения сыграл факт его формирования в военное и послевоенное время.

«Дети войны», выросшие в атмосфере духовного подъема, возлагали надежды на хрущевскую «оттепель», однако вскоре стало очевидно, что коренных перемен в жизни советского общества «оттепель» не сулит.

Началом свертывания свободы в стране принято считать 1963, когда состоялось посещение Н.С.Хрущевым выставки художников-авангардистов в Манеже. Середина 1960-х – период новых гонений на творческую интеллигенцию и, в первую очередь, на писателей. Первым писателем, высланным за границу, становится в 1966 В.Тарсис.

В начале 1970-х СССР начинает покидать интеллигенция, деятели культуры и науки, в том числе, писатели. Из них многие были лишены советского гражданства (А.Солженицын, В.Аксенов, В.Максимов, В.Войнович и др.). С третьей волной эмиграции за границу выезжают: Аксенов, Ю.Алешковский, Бродский, В.Войнович, И.Губерман, С.Довлатов, Л.Копелев, Н.Коржавин, В.Максимов, Ю.Мамлеев, В.Некрасов, С.Соколов, А.Синявский, Солженицын, Синявский, Розанова, Некрасов, Н.Горбаневская и др.

Писатели третьей волны оказались в эмиграции в совершенно новых условиях, они во многом были не приняты своими предшественниками, чужды «старой эмиграции». В отличие от эмигрантов первой и второй волн, они не ставили перед собой задачи «сохранения культуры» или запечатления лишений, пережитых на родине. Совершенно разный опыт, мировоззрение, даже разный язык мешали возникновению связей между поколениями. Русский язык в СССР и за границей за 50 лет претерпел значительные изменения, творчество представителей третьей волны складывалось не столько под воздействием русской классики, сколько под влиянием популярной в 1960-е американской и латиноамериканской литературы, а также поэзии М.Цветаевой, Б.Пастернака, прозы А.Платонова.

Одной из основных черт русской эмигрантской литературы третьей волны станет ее тяготение к авангарду, постмодернизму. Вместе с тем, третья волна была достаточно разнородна: в эмиграции оказались писатели реалистического направления (Солженицын, Владимов), постмодернисты (Соколов, Мамлеев, Лимонов), антиформалист Коржавин. Русская литература третьей волны в эмиграции, по словам Коржавина, это «клубок конфликтов»: «Мы уехали для того, чтобы иметь возможность драться друг с другом ».

Два крупнейших писателя реалистического направления, работавшие в эмиграции – Солженицын и Владимов. Солженицын создает в изгнании роман-эпопею «Красное колесо», в котором обращается к ключевым событиям русской истории 20 в. Владимов публикует роман «Генерал и его армия», в котором также касается исторической темы: в центре романа события Великой Отечественной войны, отменившие идейное и классовое противостояние внутри советского общества. Судьбе крестьянского рода посвящает свой роман «Семь дней» творенья В.Максимов. В.Некрасов, получивший Сталинскую премию за роман «В окопах Сталинграда», после выезда публикует «Записки зеваки», «Маленькую печальную повесть».

Творчество Аксенова, лишенного советского гражданства в 1980, отражает советскую действительность 1950–1970-х, эволюцию его поколения. Роман «Ожог» дает панораму послевоенной московской жизни, выводит на авансцену героев 1960-х – хирурга, писателя, саксофониста, скульптора и физика. В роли летописца поколения Аксенов выступает и в «Московской саге».

В творчестве Довлатова – редкое, не характерное для русской словесности соединение гротескового мироощущения с отказом от моральных инвектив, выводов. Его рассказы и повести продолжают традицию изображения «маленького человека».

В своих новеллах он передает стиль жизни и мироощущение поколения 1960-х, атмосферу богемных собраний на ленинградских и московских кухнях, советскую действительность, мытарства русских эмигрантов в Америке. В написанной в эмиграции «Иностранке» Довлатов иронически изображает эмигрантское существование. 108-я улица Квинса, изображенная в Иностранке, – галерея шаржей на русских эмигрантов.

Войнович за рубежом пробует себя в жанре антиутопии – в романе «Москва 2042», в котором дана пародия на Солженицына и изображена агония советского общества.

Синявский публикует в эмиграции «Прогулки с Пушкиным», «В тени Гоголя».

К постмодернистской традиции относят свое творчество Соколов, Мамлеев, Лимонов. Романы Соколова «Школа для дураков», «Между собакой и волком», «Палисандрия» являются изощренными словесными структурами, в них отразилась постмодернистская установка на игру с читателем, смещение временных планов. Маргинальность текста – в прозе Мамлеева, в настоящий момент вернувшего себе российское гражданство. Наиболее известные произведения Мамлеева – «Крылья ужаса», «Утопи мою голову», «Вечный дом», «Голос из ничто». Лимонов имитирует соцреализм в повести «У нас была прекрасная эпоха», отрицает истэблишмент в книгах «Это я – Эдичка», «Дневник неудачника», «Подросток Савенко», «Молодой негодяй».

Видное место в истории русской поэзии принадлежит Бродскому, получившему в 1987 Нобелевскую премию за «развитие и модернизацию классических форм». В эмиграции он публикует стихотворные сборники и поэмы.

Оказавшиеся в изоляции от «старой эмиграции» представители третьей волны открыли свои издательства, создали альманахи и журналы.

ГЛАВА II .

НАПРАВЛЕНИЯ ЛИТЕРАТУРЫ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ.

Развитие русской литературы в изгнании шло по разным направлениям: писатели старшего поколения исповедовали позицию «сохранения заветов», самоценность трагического опыта эмиграции признавалась младшим поколением (поэзия Г.Иванова, «парижской ноты»), появились писатели, ориентированные на западную традицию (В.Набоков, Г.Газданов). «Мы не в изгнаньи, мы в посланьи», – формулировал «мессианскую» позицию «старших» Д.Мережковский. «Отдать себе отчет в том, что в России или в эмиграции, в Берлине или на Монпарнасе, человеческая жизнь продолжается, жизнь с большой буквы, по-западному, с искренним уважением к ней, как средоточию всего содержания, всей глубины жизни вообще…», – такой представлялась задача литератора писателю младшего поколения Б.Поплавскому. «Следует ли напоминать еще один раз, что культура и искусство суть понятия динамические», – подвергал сомнению ностальгическую традицию Г.Газданов.

II .I СТАРШЕЕ ПОКОЛЕНИЕ ПИСАТЕЛЕЙ – ЭМИГРАНТОВ.

Стремление «удержать то действительно ценное, что одухотворяло прошлое» – в основе творчества писателей старшего поколения, успевших войти в литературу и составить себе имя еще в дореволюционной России. К старшему поколению писателей относят: Бунина, Шмелева, Ремизова, Куприна, Гиппиус, Мережковского, М.Осоргина. Литература «старших» представлена преимущественно прозой. В изгнании прозаиками старшего поколения создаются великие книги: «Жизнь Арсеньева» (Нобелевская премия 1933), «Темные аллеи» Бунина; «Солнце мертвых», «Лето Господне», «Богомолье Шмелева»; «Сивцев Вражек» Осоргина; «Путешествие Глеба», «Преподобный Сергий Радонежский» Зайцева; «Иисус Неизвестный» Мережковского. Куприн выпускает два романа «Купол святого Исаакия Далматского и Юнкера», повесть «Колесо времени». Значительным литературным событием становится появление книги воспоминаний «Живые лица» Гиппиус.

Среди поэтов, чье творчество сложилось в России, за границу выехали И.Северянин, С.Черный, Д.Бурлюк, К.Бальмонт, Гиппиус, Вяч.Иванов. В историю русской поэзии в изгнании они внесли незначительную лепту, уступив пальму первенства молодым поэтам – Г.Иванову, Г.Адамовичу, В.Ходасевичу, М.Цветаевой, Б.Поплавскому, А.Штейгеру и др. Главным мотивом литературы старшего поколения стала тема ностальгической памяти об утраченной родине. Трагедии изгнанничества противостояло громадное наследие русской культуры, мифологизированное и поэтизированное прошедшее. Темы, к которым наиболее часто обращаются прозаики старшего поколения, ретроспективны: тоска по «вечной России», события революции и гражданской войны, русская история, воспоминания о детстве и юности.

Смысл обращения к «вечной России» получили биографии писателей, композиторов, жизнеописания святых: Ив.Бунин пишет о Толстом («Освобождение Толстого»), М.Цветаева – о Пушкине («Мой Пушкин»), В.Ходасевич – о Державине («Державин»), Б.Зайцев – о Жуковском, Тургеневе, Чехове, Сергии Радонежском. Создаются автобиографические книги, в которых мир детства и юности, еще не затронутый великой катастрофой, видится «с другого берега» идиллическим и просветленным: поэтизирует прошлое Ив.Шмелев («Богомолье», «Лето Господне»), события юности реконструирует Куприн («Юнкера»), последнюю автобиографическую книгу русского писателя-дворянина пишет Бунин («Жизнь Арсеньева»), путешествие к «истокам дней» запечатлевают Б.Зайцев («Путешествие Глеба») и Толстой («Детство Никиты»). Особый пласт русской эмигрантской литературы составляют произведения, в которых дается оценка трагическим событиям революции и гражданской войны. Эти события перемежаются со снами, видениями, уводящими в глубь народного сознания, русского духа в книгах Ремизова «Взвихренная Русь», «Учитель музыки», «Сквозь огонь скорбей». Скорбной обличительностью насыщены дневники Бунина «Окаянные дни». Роман Осоргина «Сивцев Вражек» отражает жизнь Москвы в военные и предвоенные годы, во время революции. Шмелев создает трагическое повествование о красном терроре в Крыму – эпопею «Солнце мертвых», которую Т.Манн назвал «кошмарным, окутанным в поэтический блеск документом эпохи». Осмыслению причин революции посвящен «Ледяной поход» Р.Гуля, «Зверь из бездны» Е.Чирикова, исторические романы примкнувшего к писателям старшего поколения Алданова («Ключ», «Бегство», «Пещера»), трехтомный Распутин В.Наживина. Противопоставляя «вчерашнее» и «нынешнее», старшее поколение делало выбор в пользу утраченного культурного мира старой России, не признавая необходимости вживаться в новую действительность эмиграции. Это обусловило и эстетический консерватизм «старших»: «Пора бросить идти по следам Толстого? – недоумевал Бунин. – А по чьим следам надо идти?».

II .II МЛАДШЕЕ ПОКОЛЕНИЕ ПИСАТЕЛЕЙ В ЭМИГРАЦИИ.

Иной позиции придерживалось младшее «незамеченное поколение» писателей в эмиграции, отказавшееся от реконструкции безнадежно утраченного. К «незамеченному поколению» принадлежали молодые писатели, не успевшие создать себе прочную литературную репутацию в России: В.Набоков, Г.Газданов, М.Алданов, М.Агеев, Б.Поплавский, Н.Берберова, А.Штейгер, Д.Кнут, И.Кнорринг, Л.Червинская, В.Смоленский, И.Одоевцева, Н.Оцуп, И.Голенищев-Кутузов, Ю.Мандельштам, Ю.Терапиано и др. Их судьба сложилась различно. Набоков и Газданов завоевали общеевропейскую, в случае Набокова, даже мировую славу. Алданов, начавший активно печатать исторические романы в самом известном эмигрантском журнале «Современные записки», примкнул к «старшим». Практически никто из младшего поколения писателей не мог заработать на жизнь литературным трудом: Газданов стал таксистом, Кнут развозил товары, Терапиано служил в фармацевтической фирме, многие перебивались грошовым приработком. Характеризуя положения «незамеченного поколения», обитавшего в мелких дешевых кафе Монпарнаса, В.Ходасевич. Наиболее остро и драматично тяготы, выпавшие на долю «незамеченного поколения», отразились в бескрасочной поэзии «парижской ноты», созданной Г.Адамовичем. Если старшее поколение вдохновлялось ностальгическими мотивами, то младшее оставило документы русской души в изгнании, изобразив действительность эмиграции. Жизнь «русского монпарно» запечатлена в романах Поплавского «Аполлон Безобразов», «Домой с небес». Немалой популярностью пользовался и «Роман с кокаином» Агеева. Широкое распространение приобрела и бытовая проза: Одоевцева «Ангел смерти», «Изольда», «Зеркало».

Исследователь эмигрантской литературы Г.Струве писал: «Едва ли не самым ценным вкладом писателей в общую сокровищницу русской литературы должны будут признаны разные формы нехудожественной литературы – критика, эссеистика, философская проза, высокая публицистика и мемуарная проза». Младшее поколение писателей внесло значительный вклад в мемуаристику.

Набоков и Газданов принадлежали к «незамеченному поколению», но не разделили его судьбы, не усвоив ни богемно-нищенского образа жизни «русских монпарно», ни их безнадежного мироощущения. Их объединяло стремление найти альтернативу отчаянию, изгнаннической неприкаянности, не участвуя при этом в круговой поруке воспоминаний, характерной для «старших». Медитативная проза Газданова, технически остроумная и беллетристически элегантная была обращена к парижской действительности 1920 – 1960-х. В основе его мироощущения – философия жизни как формы сопротивления и выживания.

В первом, в значительной степени автобиографическом романе «Вечер у Клэр» Газданов давал своеобразный поворот традиционной для эмигрантской литературы теме ностальгии, заменяя тоску по утраченному реальным воплощением «прекрасного сна». В романах «Ночные дороги», «Призрак Александра Вольфа», «Возвращение Будды» спокойному отчаянию «незамеченного поколения» Газданов противопоставил героический стоицизм, веру в духовные силы личности, в ее способность к преображению. Своеобразно преломился опыт русского эмигранта и в первом романе В.Набокова «Машенька», в котором путешествие к глубинам памяти, к «восхитительно точной России» высвобождало героя из плена унылого существования. Блистательных персонажей, героев-победителей, одержавших победу в сложных, а подчас и драматичных, жизненных ситуациях, Набоков изображает в своих романах «Приглашение на казнь», «Подвиг».

Торжество сознания над драматическими и убогими обстоятельствами жизни – таков пафос творчества Набокова, скрывавшийся за игровой доктриной и декларативным эстетизмом. В эмиграции Набоков также создает: сборник рассказов «Весна в Фиальте», мировой бестселлер «Лолита», романы «Отчаяние», «Камера обскура», «Король, дама, валет», и др.

В промежуточном положении между «старшими» и «младшими» оказались поэты, издавшие свои первые сборники до революции и довольно уверенно заявившие о себе еще в России: Ходасевич, Иванов, Цветаева, Адамович. В эмигрантской поэзии они стоят особняком. Цветаева в эмиграции переживает творческий взлет, обращается к жанру поэмы, «монументальному» стиху. В Чехии, а затем во Франции ей написаны «Царь-девица», «Крысолов», «Лестница», «Новогоднее», «Попытка комнаты». Ходасевич издает в эмиграции вершинные свои сборники «Тяжелая лира», «Европейская ночь», становится наставником молодых поэтов, объединившихся в группу «Перекресток».

Иванов, пережив легковесность ранних сборников, получает статус первого поэта эмиграции, выпускает поэтические книги, зачисленные в золотой фонд русской поэзии: «Стихи», «Портрет без сходства», «Посмертный дневник». Особое место в литературном наследии эмиграции занимают мемуары Иванова «Петербургские зимы», «Китайские тени», его известная поэма в прозе «Распад атома». Адамович публикует программный сборник «Единство», известную книгу эссе «Комментарии».

ГЛАВА III .

ВКЛАД ЛИТЕРАТУРЫ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ В ОБЩИЙ КОНТЕКСТ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XX ВЕКА.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ:

Мы познакомились с литературой русского зарубежья и русской литературой XX века:

1. Подробно изучили периоды волновой эмиграции. Выявили три волны эмиграции:

А. Первая волна эмиграции(1918-1940)

Б. Вторая волна эмиграции(1940-1950)

В. Третья волна эмиграции(1960-1980)

2. Познакомились с направлениями литературы русского зарубежья (Символизм, акмеизм, футуризм и др.)

3. Выявили вклад литературы русского зарубежья в общей концепции русской литературы XX века:

Поэзия продолжается, но все чаще говорит о том, как трудно ей это дается. Она продолжается, но со все большим усилием признает и узнает свое продолжение, останавливается перед разрывом традиции.

Сейчас поэзию определяют не группы и направления, а небольшой круг поэтических имен, принадлежащих разным поколениям и представляющих различные поэтические склонности. Некоторые имена как бы заново вернулись после некоторого молчания и забвения, вернулись новыми стихами и итоговыми книгами.

Неприбранные рифмы. Стих, идущий просторечного слова и без труда поднимающий просторечие до молитвы, обыденность до вечности, сообщающий классическое достоинство самой поэзии.

Литература русского зарубежья была не подвластна цензуре, что дало ей свежий воздух для творения. Но, не смотря на это, писатели эмигранты, че поле идей было широко, выбрали главной идеей творчества: Родину и мысли о ней.

И хоть те, кому адресованы были эти строки, не замечали их, позже мы смогли увидеть взгляд на Родину со стороны.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

1. Энциклопедия Кругосвет. Литература русского зарубежья.

2. Википедия. Литература русского зарубежья.

3. Струве Г. П. Русская литература в изгнании.

4. Агеносов В. В. Литература русского зарубежья.