Рост интереса к биографиям выдающихся людей проявился, прежде всего, в житиях святых. Для этого и служил стиль “плетение словес”, который достиг наибольшей зрелости в трудах Епифания Премудрого. На примере житий Стефана Пермского и Сергия Радонежского лучше всего показать особенности этого стиля. Но перед этим стоит изложить биографию этого выдающегося писателя.

Вместе со Стефаном Пермским он учился в ростовском монастыре Григория Богослова, который славился своей библиотекой. Епифаний пишет, что нередко “спирахся” со Стефаном о понимании божественных текстов и бывал ему иногда “досадитель” Хрестоматия по древней русской литературе XI- XVII веков. М.,1952. С.195.. Вероятно, тогда он выучил греческий язык. Также он много путешествовал: он был на Святой земле, на Афоне и в Константинополе. Епифаний был учеником Сергия Радонежского, определенно можно сказать, что в 1380 году он был в Троице-Сергиевой лавре Лихачёв Д.С. Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л., 1987. Вып.2: вторая половина XIV - XVI вв.С.211-212.. Позже Епифаний переселяется в Москву, где знакомится с Феофаном Греком. После 1396 года он написал житие Стефана Пермского. Во время нашествия Едигея Епифаний со своими книгами бежал в Тверь, где его приютил архимандрит Спасо-Афанасьева монастыря Кирилл. В Евангелии, привезенном Епифанием, имелись миниатюры с изображением храма Святой Софии в Царьграде, которые очень понравились Кириллу. Позднее, в 1415 году Епифаний напишет ему письмо, в котором расскажет о своём знакомстве с Феофаном Греком - авторе этих рисунков, которые Епифаний и скопировал. Епифаний восхваляет ум и мастерство Феофана, называет города, в которых тот работал (уникальные сведения!). В письме Епифаний называет и себя “изографом”, т.е. художником. В это время Епифаний вернулся в Троицкую обитель, где в 1418 году закончил житие Сергия Радонежского. Умер Епифаний не позже 1422 года Лихачёв Д.С. Словарь книжников и книжности Древней Руси. С.217..

“Житие преподобного и богоносного отца нашего, игумена Сергия чудотворца, написано премудрейшим Епифанием” не дошло до нас в первоначальном виде, т.к. в середине XV века оно было переработано официальным агиографом Пахомием Логофетом. Описание жизни святого сократилось, чтобы житие стало пригодным для богослужения, но и похвала Сергию усилилась. Чтобы придать житию парадную форму, Пахомий удалил нежелательные политические мотивы, а также рассказы “о худости порт Сергиевых” и о том, как тот плотничал Клибанов А.И. Духовная культура средневековой Руси. М., 1994.С.59..

Епифаний не зря получил своё прозвище - он был умнейшим человеком своего времени. В тексте он многократно цитировал и перефразировал цитаты из Библии. В некоторых случаях из них создавался монтаж, как в молитве Сергия после его пострижения: она составлена из отрывков псалмов. Епифаний знал и византийскую агиографию, в тексте он привёл выписку из жития Петра-митрополита Памятники литературы Древней Руси XIV - сер. XV вв. М., 1981. Коммент. Буланина Д.М. к житию Сергия Радонежского.

Клибанов А.И. Духовная культура средневековой Руси. С.59..

Композиция жития стройна Лихачёв Д.С. Словарь книжников и книжности Древней Руси. С.331.и состоит из 30 глав. Во вступлении автор хвалит Бога. После этого он сетует на то, что ”сколько лет минуло, а житие Сергия не написано” Памятники литературы Древней Руси XIV - сер. XV вв. М., 1981.. Пришлось это сделать ему самому, ”недостойному”. Автор понимает всю ответственность, которая ложится на него: “на множество трудов старца и великих дел его взирая, я был как бы безгласен и безделен, находясь в недоумении от ужаса, не находя слов нужных, достойных деяний его. Как могу я, бедный, в нынешнее время все житие Сергия по порядку написать, и о многих делах его и бессчетных трудах его рассказать?” Там же. В начале жития идёт рассказ об удивительном чуде, когда мальчик, будучи в утробе своей матери, трижды прокричал, когда та стояла в храме во время литургии. В житии встречаются типичные для “плетения словес” нагромождения синонимов: “Мария же, мать его, с того дня… пребывала благополучно до родов и носила младенца в утробе как некое бесценное сокровище, и как драгоценный камень, и как чудесный жемчуг, и как сосуд избранный” Памятники литературы Древней Руси XIV - сер. XV вв. М., 1981.. В следующей главе - рассказ о том, как отрок Варфоломей (мирское имя Сергия) освоил грамоту.

В главе “О переселении родителей святого” автор описывает бесчинства москвичей в Ростове, которые вынудили семью Сергия перебраться в Радонеж. Вероятно, Епифаний не был москвичом и не сочувствовал усилению могущества Москвы.

А вот пример интереса к внутреннему миру человека: “как ясно написать об уединении святого, и дерзании, и стенаниях, и о постоянных молитвах, которые он всегда к Богу обращал; кто опишет его слезы теплые, плач душевный, вздохи сердечные, бдения всенощные, пение усердное, молитвы непрестанные, стояние без отдыха, чтение прилежное, коленопреклонения частые, голод, жажду, лежание на земле, нищету духовную, скудость во всем” Там же..

В житии есть рассказ “о некоем поселянине”, который пришел поклониться святому, но когда увидел того за грязной работой, не поверил, что это сам игумен Сергий. Образ святого в житии близок простому народу: Сергий представлен и земледельцем, и дровосеком, и плотником, и мукомолом, и швецом, и сапожником, и пекарем, и поваром. После описания кончины святого следует “Слово похвальное” и молитва святому.

В житии прослеживается игра однокоренными словами, которая придает изложению большую значимость, заставляет читателя искать тайный смысл за отдельными изречениями: “Простота без пестроты”, “печаль приат мя и жалость поят мя” Лихачёв Д.С. Исследования по древнерусской литературе. С.32.

Житие Стефана Пермского было написано Епифанием, вероятно сразу после смерти своего друга - после 1395 года. Он пишет, что старательно повсюду собирал сведения о Стефане и составлял собственные воспоминания. Он пишет, что взялся за эту работу “желанием одержим и любовью подвизаем” Лихачёв Д.С. Словарь книжников и книжности Древней Руси. С.212.. Житие дошло до нас в рукописях и в полном виде (известно около 20 списков XV-XVII вв.) Оно примечательно «отсутствием в его содержании каких бы то ни было чудес». Прохоров Г. М. Епифаний Премудрый// Словарь книжников и книжности Древней Руси Композиция жития: введение, 17 глав, каждая из которых имеет название, и заключение. Последнее состоит из “Плача пермских людей”, “Плача церкви Пермской”, “Молитвы за церковь” и “Плача и похвалы инока списывающего”. Идея композиции жития принадлежит целиком Епифанию и не имеет аналогов в агиографии ни греческой, ни славянской Лихачёв Д.С. Словарь книжников и книжности Древней Руси. С.213..

Именно в этом житии встречается термин "плетение словес”. Так Епифаний называет свой собственный стиль: «Да и азъ, многрешный и малоразумный, последуя словесемъ похвалений твоих, слово плетущи и слово плодя, и словом почтити мнящи, и от словесъ похваление сбирая, и приобретая, и приплетая».

Стефан Пермский родился в Великом Устюге и с детских лет отличался благочестием. Став монахом, он возгорелся желанием стать проповедником в Пермской земле, “гладом одержимой, не гладом хлебным, но гладом еже не слышать Слова Божья”. После того, как в монастыре он выучил греческий язык, а также зная пермский язык, он составил пермскую азбуку из 24 букв. После многих тяжелых лет, чудом избежав смерти, ему удалось привести язычников к христианству, построить несколько церквей, перевести на пермский язык богослужебные тексты, обучить многих пермяков грамоте. Результатом этого было появление новой Пермской епархии.

Как и везде в житиях, автор не заостряет внимания на мелочах, если они не служат прославлению святому. Но там где надо показать материальность предмета, он делает это превосходно. Обличая идолопоклонство пермяков, Стефан говорит об их идолах: ”Уши имеют и не слышат, очи имеют и не увидят, ноздри имеют и не обоняют, руки имеют и не осязают, ноги имеют и не пойдут, и не ходят, и не слушают” Лихачёв Д.С. Исследования по древнерусской литературе. Л.,1986. С.34 и т.д.

Епифаний мастерски применяет “плетение словес” с характерными для него цепочками разнообразных эпитетов, сравнений, обилием риторических фигур, сочетая всё это иногда с простым, почти разговорным языком. В его житиях много неологизмов (“зломудрец ”, “многоплачие”), внутренних монологов, текст довольно ритмичен.

Преподобного Сергия Радонежского и Стефана Пермского . Почитается в лике преподобных , память совершается 23 мая (5 июня) в Соборе Ростово-Ярославских святых .

Епифаний был хорошо образован :

Огромное в сочинениях Епифания Премудрого количество по памяти приведенных, сплетенных друг с другом и с авторской речью цитат и литературных реминисценций показывает, что он прекрасно знал Псалтирь , Новый завет и ряд книг Ветхого завета и был хорошо начитан в святоотеческой и агиографической литературе.

Кроме того, подобно Стефану Пермскому, «и он в какой-то мере выучил греческий язык». Некоторые факты позволяют думать, «что автор много путешествовал и побывал в Константинополе, на Афоне и в Иерусалиме» .

Епифаний назван учеником преподобного Сергия в заглавии «Похвального слова Сергию Радонежскому», а Пахомий Логофет, или Серб, сообщает, что Епифаний много лет, от своей юности, «жил вместе с Троицким игуменом». В 1380 году Епифаний находился в Троице-Сергиевой лавре, будучи «уже взрослым, грамотным, опытным книжным писцом и графиком, а также склонным к записям летописного характера наблюдательным человеком». «Когда умер Сергий Радонежский (1392 г.), Епифаний Премудрый начал делать записи о нем» .

После смерти Сергия в 1392 году Епифаний, видимо, перебрался в Москву на службу к митрополиту Киприану . Близко сошёлся с Феофаном Греком . В 1408 году во время нападения на Москву хана Едигея , Епифаний бежал в Тверь , где подружился с архимандритом Спасо-Афанасьева монастыря Корнилием, в схиме Кириллом, с которым впоследствии переписывался; в одном из своих посланий он высоко отзывался о мастерстве и работах Феофана Грека, его уме и образованности. В этом письме Епифаний и себя называет «изографом ».

В 1410-е годы Епифаний вновь поселился в Троице-Сергиевом монастыре, заняв высокое положение среди братии: «бе духовник в велицей лавре всему братству». Умер там около Пахомия Серба . Также написал «Слово похвально преподобному отцу нашему Сергею» (сохранилось в рукописи XV и XVI веков).

Вскоре после смерти Стефана Пермского в 1396 году Епифаний закончил «Слово о житии и учении святого отца нашего Стефана, бывшаго в Перми епископа ». Известно порядка пятидесяти списков XV—XVII веков.

Епифанию приписываются также «Сказание Епифания мниха о пути в святой град Иерусалим», введение к Тверской летописи и письмо тверскому игумену Кириллу.

Прп. Епифаний Премудрый. Роспись Старой братской трапезной Троице-Сергиевой Лавры

На пути к совершенству святые проходили множество испытаний. Терпели голод, холод, нужду, утеснения. А доводилось ли им переживать состояние творческого кризиса? Неужели все творения святых отцов, которые теперь изданы во множестве томов, писались на одном дыхании?

Перенесёмся в самый конец 14 века. Москва восстанавливается из пепла после разорения ханом Тохтамышем. Многие храмы столицы расписывает великий византийский художник Феофан Грек. А помогать ему приходит самый известный на Руси писатель Епифаний, которого современники прозвали Премудрым. Забравшись высоко на леса, они ведут неспешную беседу, свободно переходя с русского языка на греческий. Говорят о граде Константинополе и далёких странах, о своих общих знакомых, но больше всего о творчестве.

Феофан Грек:

Сколько уж лет прошло, как преподобный игумен Сергий предал душу Богу. Не понимаю, Епифаний, почему ты, ученик его, который стольким обязан обители Святой Троицы, до сих пор не написал житие его?

Епифаний Премудрый:

Легко тебе говорить, отец Феофан. Ты не глядя на творения древних изографов, можешь по памяти любой образ написать. Ты у князя Владимира Серпуховского всю Москву как она есть написал на стене. А я, думая о множестве великих дел преподобного Сергия, становлюсь как бы безгласен. Недоумение и ужас охватывают меня. Как могу я, бедный, всё житие великого Сергия по порядку написать? Откуда лучше начать, чтобы по достоинству обо всех его подвигах рассказать? Может кто-то значительнее и разумнее меня напишет житие?

Феофан Грек:

А не боишься быть осуждённым, как тот ленивый раб из притчи Христовой, который свой талант в землю зарыл?

Епифаний Премудрый:

Боюсь оказаться и ленивым рабом и неплодной смоковницей. Как у смоковницы были одни листья, так и у меня только книжные одни листы, а плода добродетели нет. Преподобный Сергий без лени в подвигах пребывал, а я и своих подвигов не имею, и о его трудах написать ленюсь…

Епифаний Премудрый жил в сложное и интересное время. То была эпоха жестоких войн и смертоносных эпидемий. Старые империи рушились, новые зарождались. Но вместе с тревожными ожиданиями разворачивался настоящий подъём духовной жизни и культуры. Живший тогда же преподобный Андрей Рублёв являл собой вершину изобразительного искусства своего времени. Творения Епифания Премудрого – стали лучшим выражением той эпохи в литературе.

Более всего преподобный Епифаний известен житиями своих великих современников: святителя Стефана Великопермского и преподобного Сергия Радонежского. С обоими он был хорошо знаком.

Как и преподобный Сергий, Епифаний происходил из Ростовской земли. В молодости он ушёл в ростовский монастырь во имя Григория Богослова, называемый Затвор. Ростовский затвор представлял собою уникальный для Руси прообраз университета. Там была обширная библиотека со славянскими и греческими книгами, велась работа по переписыванию книг и составлению летописей. Епифаний оказался одним из самых способных жителей Затвора. Он не только много раз перечитал все славянские книги в библиотеке, но и выучил греческий язык.

В Затворе Епифаний познакомился с другим искателем просвещения. Был им Стефан – уроженец далёкого северного города Великого Устюга. Оба инока проводили в библиотеке всё свободное время, обсуждали прочитанные книги, часто спорили между собой. Епифаний мечтал отправиться на юг к древним центрам христианского мира. Увидеть Святую Софию в Царьграде, побывать на Святой горе Афон и в Иерусалиме. Стефан мечтал уйти на север. Там за его родными местами начиналась Пермь Великая – страна народа коми, который еще не знал Христа. Обучившись в Затворе, он думал послужить Богу проповедью Евангелия среди язычников.

В 1379 году желание Стефана исполнилось он начал проповедовать в Перми Великой. Епифаний в это время ищет духовного наставника и строгой монашеской жизни. Тогда-то ему и повстречался смиренный игумен монастыря Святой Троицы по имени Сергий.

Известный по всему православному миру монастырь еще не был похож на ту Троице-Сергиеву Лавру, которую знаем мы. Состоящий из одних деревянных построек, он располагался на вырубленном островке посреди дремучего леса, и кроны деревьев шумели над келиями подвижников. Под руководством преподобного Сергия Епифаний прошёл школу высокой монашеской жизни, увенчав свою учёность христианскими добродетелями.

В 1392 году игумен Земли русской скончался. Мысль о том, что нужно запечатлеть образ святого в Житии, пока живы свидетели его подвига, сразу же пришла к Епифанию. Уже через год он начинает собирать материалы и делает первые записи, но дело не идёт. А вдруг не хватит мастерства и Житие не отразит всего масштаба личности преподобного?

Год за годом работа над житием Сергия Радонежского откладывается. Епифаний, по-видимому, исполняет свою давнюю мечту и совершает путешествие в Константинополь, на Афон, и в Иерусалим. Затем работает в Москве при дворе святителя митрополита Киприана. В 1396 году, когда в столице умирает его давний друг Стефан, Епифания нет рядом. Эта весть потрясает его до глубины души, и вскоре он описывает его жизнь.

«Слово о житии и учении» святителя Стефана Великопермского настолько же уникальный памятник литературы, насколько уникальна жизнь выдающегося древнерусского миссионера. Стефан отправился в северную страну, простиравшуюся от Великого Устюга до Урала. Обратил множество язычников ко Христу. Создал для своей паствы алфавит. Перевёл богослужение и Священное Писание. Состязался с языческими жрецами.

Рассказывая историю своего великого друга, Епифаний Премудрый сравнивает Стефана с равноапостольным Кириллом просветителем славян. Он даёт пространный экскурс в историю возникновения различных алфавитов: еврейского, греческого, славянского и этим подчёркивает значение дела святого Стефана. В уста главного оппонента Стефана волхва Пама, он вкладывает речь о том, как предки современных коми гордились богатством своей земли и умением жить в суровых условиях. Теперь Пермь Великая входит в семью христианских народов, как некогда вошла Русь. В руках Епифания Премудрого, события произошедшие в лесном севером краю, становятся частью всемирной истории.

Прошло больше четверти века со дня преставления преподобного Сергия, когда Епифаний Премудрый понял, что никто так и не написал его жития. Никто не сделал того, что собирался сделать он сам. Опасаясь не успеть и всем сердцем попросив помощи у своего почившего духовного отца, старец-книжник берётся за главный труд своей жизни. Вскоре после его завершения он сам мирно предаёт свой дух Господу.

Всё главное, что мы знаем о жизни Сергия Радонежского, известно нам из жития, написанного Епифанием Премудрым. Праведность родителей Сергия – Кирилла и Марии, которые до наших дней служат образцом христианского супружества. История о том, как детстве будущему преподобному явился ангел, вдохновившая художника Нестерова на создание великой картины. Жизнь преподобного Сергия в лесной чаще и борьба с искушениями. Благословение князя Дмитрия Ивановича на битву с Мамаем, ставшее важным фактом национальной истории.

У понятия «талант» есть два значения. Евангельское значение указывает на спасение души, а обыденное на достижение совершенства в каком-либо деле. Побеждая творческую немощь молитвой и трудом, преподобный Епифаний Премудрый реализовал свой талант во всех смыслах. Вместе с Сергием и Стефаном, автор их Житий прославлен во святых.

1418 г. (отрывок)

Житие Сергия Радонежского - основателя Троице-Сергиева монастыря и одного из сподвижников московского великого князя Дмитрия Ивановича - было составлено учеником Сергия монахом Епифанием Премудрым. Епифаний начал собирать материалы для будущей биографии через год или два после смерти Сергия (25 сентября 1392 года). Сначала им было написано Похвальное слово Сергию, затем - несохранившиеся "главы" о жизни Сергия и, наконец, на основании черновых свитков и тетрадей - первоначальный вид жития 1418 года. К сожалению, он не дошел до наших дней, однако известия этого жития содержатся в последующих переработках Епифаниевой биографии Сергия, выполненных южнославянским писателем-агиографом Пахомием Сербом в конце 30-х - начале 40-х годов XV века.

Одна из статей жития 1418 года, сохранившаяся в последующих переработках, - "О победе над Мамаем" - отражает начальный этап развития легенды о личном участии Сергия Радонежского в подготовке Куликовской битвы.

О ПОБЕДЕ НАД МАМАЕМ

Божьим попущением за наши грехи пришла весть, что ордынский князь Мамай собрал великое войско, всю орду безбожных татар, и идет на Русскую землю. И всех людей охватил великий страх. А великодержавный князь, что тогда держал скипетр Русских земель, достохвальный и победоносный великий Дмитрий... пришел к святому Сергию, ибо большую веру имел к старцу, чтобы спросить его, повелит ли ему выступить против безбожных, так как знал, что Сергий добродетелен и обладает даром пророчества. И святой, выслушав великого князя, благословил его, вооружил молитвой и сказал: "Подобает тебе, господин, заботиться о врученном тебе от бога христоименитом стаде. Иди против безбожных и, с божьей помощью, победишь и с великой славой живым возвратишься в свое отечество". И великий князь сказал: "Если бог мне поможет, отче, поставлю монастырь во имя Пречистой Богоматери". И сказав это, принял благословение и быстро отправился в путь.

И так, собрав всех своих воинов, выступил против безбожных татар. И увидев, как велико войско их, многие начали сомневаться, многие были объяты страхом, раздумывая, как им спастись. И внезапно в тот час прибыл гонец с посланием от святого, где было сказано: "Без всякого сомнения, господин, смело иди против злобы их. Не бойся: во всем поможет тебе бог".

И тогда великий князь Дмитрий и все войско его, наполнившись дерзостью, вышли против погапых, и князь сказал: "Великий бог, создавший небо и землю, помоги мне в битве с противниками твоего имени". И так сразились.

Многие тела падали, и бог помог великому победоносному Дмитрию, и побеждены были поганые татары и смертной погибели преданы были. Увидели поганые божий гнев и божие негодование, и все побежали. Крестоносная же хоругвь, долго преследуя врагов, бесчисленное множество их погубила. Одни убежали, израненные, иных поймали живьем. И был дивный день и чудная победа, и если прежде оружие блестело, то теперь оно было окровавлено кровью иноплеменников. И все носили знаки победы. И здесь сбылось пророческое слово: "Один гнал тысячу, а двое - десять тысяч".

А святой, о котором выше сказано, что он имел дар пророчества, все это знал, будто был рядом, видел издалека на большие расстояния, откуда за много дней не дойти, и молился с братиею, благодаря господа за победу над погаными.

Немного времени прошло с тех пор, как до конца были побеждены безбожные, и все случившееся святой рассказал братьям: победу и смелость великого князя Дмитрия Ивановича, описал славную победу над погаными, а всех, убитых ими, назвал по именам и молился о них всемилостивому богу.

А достохвальный и победоносный великий князь Дмитрий, одержав славную победу над врагами-варварами, возвращается со многою радостью в свое отечество. И без промедления приходит к святому старцу Сергию, благодаря его за добрый совет и всесильного бога прославляя и благодаря за молитвы старца и братию, и с сердечною радостью рассказал все случившееся, как много милостей господь оказал ему, и богатую милостыню дал монастырю...

Перевод А.И. Плигузова, выполнен по "Хрестоматии" Н.К. Гудзия, воспроизводящей текст "Хрестоматии" Ф.И. Буслаева и сверенной со списком жития, хранящимся в отделе рукописей Государственной библиотеки имени В.И. Ленина (Троицкое собрание, III, № 21); по определению Б.М. Клосса, этот список середины 80-х годов XVI века принадлежит к Основному виду Пространной редакции жития Сергия (редакция была составлена в митрополичьей книгописной мастерской в 20-х годах XVI века на основании Епифаниева жития Сергия, а также третьей, четвертой и пятой Пахомиевых редакций).

Кириллин В. М.

Второе крупное произведение Епифания - "Житие Сергия Радонежского". Писать его Епифаний начал, по его собственным словам, "по лете убо единем или по двою по преставлении старцеве начях подробну мало нечто писати." Преподобный Сергий умер в 1392 году, так что начало работы над его агиобиографией приходится на 1393 или 1394 год. Над ней Епифаний трудился более четверти века."И имеях же у себе за 20 лет приготованы такового списания свитки..." Видимо, смерть помешала агиографу полностью закончить задуманное "Житие". Однако труд его не пропал. Во всяком случае, в одном из списков "Жития Сергия" есть указание, что оно"списася от священноинока Епифания, ученика бывшего игумена Сергия и духовника обители его; а преведено бысть от свя-щенноинока Пахомия святые горы."

"Житие Сергия" сохранилось в нескольких литературных версиях. Списки его кратких редакций датируются XV веком. А вот самый ранний список пространной редакции (РГБ, собр. МДА № 88, л. 276-398) относится лишь к середине 20-х годов XVI века. Самый же знаменитый список пространной редакции, богато и щедро иллюстрированный миниатюрами (РГБ, Троиц, собр.- III, № 21, л. 1-346 об.), создан был в последнем пятнадцатилетии XVI столетия. Судя по заглавию, именно пространная агиографическая версия создана была Епифанием Премудрым к 1418-1419 годам. Однако, к сожалению, авторский оригинал агиографа в своем целостном виде не сохранился. Тем не менее, по убеждению многих ученых, именно пространная редакция "Жития Сергия" заключает в себе наибольшой объем фрагментов, воспроизводящих непосредственно епифаниевский текст.

В рукописной традиции данная редакция представляет собой разделенное на 30 глав повествование о преподобном Сергии от его рождения до самой смерти. Обычно это повествование сопровождается Предисловием, рассказами о посмертных чудесах святого, Похвальным словом ему и Молитвой к преподобному. Собственно с именем Епифания Премудрого исследователи связывают Предисловие, 30 глав Жизнеописания и Похвальное слово. Более того, некоторые из них даже полагают, что именно такой состав отражает первоначальную структуру "Жития". Указывают также и на стилистическое соответствие текста пространной редакции писательской манере Епифания.

Таким образом, в принципе не исключено, что как раз названная редакция "Жития Сергия Радонежского" по своему составу (считая только три выделенные части), форме и содержанию более других редакций схожа с епифаниевским текстом, а может быть, и прямо является точным воспроизведением последнего. Во всяком случае, в качестве такового она помещена была еще в 50-е годы XVI века святителем Макарием в Царский список "Великих Миней Четиих", причем наряду с вторичной редакцией Пахомия Логофета, и позднее не раз издавалась.

В научной литературе было высказано и конкретизирующее мнение относительно текста в составе собственно биографической части пространной версии "Жития", который только и мог быть создан Епифанием Премудрым. Видимо, из числа ее 30-ти глав перу последнего принадлежат лишь первые 10-ть, то есть текст, заканчивающийся главой "О худости порт Сергиевых и о некоем поселянине"; последующий же текст - оставшиеся 20-ть глав начиная с главы Об изведении источника - является позднейшей компиляцией. Однако если эта двадцатисловная часть "Жития" и представляет собой переработку текстов, произведенную Пахомием Логофетом, то основу ее, несомненно, составили не сохранившиеся записи Епифания. Таким образом, в целом она все-таки в какой-то мере отражает его замысел.

В отличие от своей предыдущей агиобиографии Епифаний наполняет описание жизни преподобного Сергия чудесами. Всеми мерами он стремится доказать врожденную праведность своего учителя, прославить его как предызбранного "угодника Божия", как истинного служителя Божественной Троицы, который стяжал светоносную силу знания троической тайны. В этом - основная задача писателя. И решая ее, рассказывая о жизни и деяниях великого подвижника, Епифаний неизменно проповедует исполнившиеся на нем "дела Божии", причем проповедует, по собственному же признанию, с помощью самого Бога, Богоматери и лично преподобного Сергия. Отсюда мистико-символический подтекст его произведения, организуемый и содержательно, и композиционно-стилистически. При этом Епифаний с большим мастерством использует библейские числа.

Наиболее заметным, буквально бросающимся в глаза повествовательным элементом "Жития Сергия Радонежского" является число 3. Несомненно, автор придавал тройке особое значение, используя ее в связи с тринитарной концепцией своего сочинения, которая, очевидно, была обусловлена не только его собственным богословским взглядом на мир, но и тринитарной концепцией подвижнической жизни его героя - самого преподобного Сергия.

Надо сказать, семантический фон троической символики в "Житии" не равномерен. Особая насыщенность отличает его в первых трех главах текста. Это, по-видимому, объясняется мистико-предвещательным значением описанных здесь событий. Так, уже само вступление в жизнь будущего основателя Троицкого монастыря было ознаменовано чудесами, свидетельствовавшими о предназначенной ему необыкновенной судьбе.

В главе "Начало житию Сергиеву" Епифаний подробно рассказывает о четырех таких чудесных знамениях.

Первое - и значительнейшее - произошло, когда еще не родившийся ребенок троекратно прокричал из недр матери во время ее пребывания в церкви на Божественной литургии и тем самым как бы предрек себе славу учителя богословия. Однажды Мария, беременная мать подвижника, "во время, егда святую поют литургию" пришла в церковь и встала вместе с другими женщинами в притворе. И вот, перед тем как иерей должен был начать "чести святое Евангелие", находящийся у нее под сердцем младенец внезапно, при общем молчании, вскричал так, что многие "от таковаго проглашения" ужаснулись "о преславнемь чюдеси". Затем "вторицею паче прьваго" "на всю церковь изыде глас" младенца "прежде начинания" Херувимской песни, отчего пришлось "и самой матери его ужасшися стояти". И вновь "младенець третицею велми възопи" после возгласа иерея "Вънмемь! Святая святым!". Происшедшее весьма поражает находившихся в храме людей. И прежде всего Марию. Причем, любопытно: Епифаний, характеризуя ее внутреннее состояние, использует триадную синтаксическую конструкцию - сочинительное соединение трех распространенных предикатов: "Мати же его /1/ мало не паде на землю от многа страха, /2/ и трепетом великим одържима сущи, /3/ и, ужасшися, начав в себе плакати". Замечательно, что эта характеристика, в свою очередь, связывает нарративную часть всего эпизода с диалогизированной, в которой посредством воспроизведения речей показано, как окружавшие Марию женщины постепенно осознали, откуда исходил чудесный крик. Но еще более замечательно, что новый пассаж в структурном отношении триаден, то есть состоит из трех чередующихся вопросов-обращений к Марии и трех ее ответов: "Прочая же… жены… начаша въпрошати ю, глаголюще: /1/ Имаше в пазусе младенца…, его же глас… слышахом…? - Она же… отвеща им: /1*/ Пытайте, - рече, - инде аз бо не имам, - Они же… поискавше и не обретоша. Пакы обратишася к ней, глаголюще: /2/ Мы в всей церкви поискавше и не обретохом младенца. Да кый тъй есть младенец, иже гласом проверещавый? - Мати же его… отвеща к ним: /2*/ Аз младенца в пазусе не имам, яко же мните вы, имею же во утробе, еще до времени не рожена. Сий провъзгласил есть. - Жены же реша к ней: /3/ До како дасться глас прежде рожения младенцу во утробе сущу? - Она же рече: /3*/ Аз о семь и сама удивляюся… не ведущи бываемаго".

Троическому значению и триадной структуре рассказа о чудесном крике еще не родившегося подвижника соответствуют три других чуда, которые имели место уже после его рождения и которые как бы прообразовывали его будущие аскетические подвиги.

Одно из них биограф усматривает в том, что новорожденный младенец, едва начав жить и даже не будучи крещен, отказывался брать грудь матери, если ей случалось "пищу некую вкусити еже от мяс и тою насыщене быти". Таким образом он в конце концов приучил свою мать к воздержанию и посту. Еще одно знамение "чудодействовашеся" "о младенци" по его крещении и состояло в том, что он каждую среду и пятницу "алчен" пребывал, вовсе не принимая "млека", но при этом оставался совершенно здоровым, так что "тогда вси видящи, и познаша, и разумеша", "…яко благодать Божия бе на нем" и "яко некогда в грядущиаа времена и лета в постном житии просияти ему". Наконец, как третье чудесное предзнаменование агиограф рассматривает нежелание младенца питаться молоком каких бы то ни было других кормилиц, но "пребысть своею токмо питаем материю, дондеже и отдоен бысть".

Таким образом, несомненно, что Епифаний Премудрый главнейшее в содержании своего сочинения - тринитарную концепцию - стремился выразить и через форму, подчиняя общей идее стилистический и композиционный планы изложения.

Но вот еще какая особенность в высшей степени достойна внимания.

Поскольку чудо троекратного проглашения - это ключевой момент в биографии преподобного Сергия, предрешивший всю его дальнейшую жизнь, постольку агиограф в своем тексте придает данному чуду определяющее значение, связывая с ним не только отдельные факты описываемой действительности, но и все изложение в целом ориентируя на форму и смысл собственно рассказа о нем, соотнося и связывая с ним ряд эпизодов, сцен и пассажей Жития.

Действительно, присущая эпизоду о чудесном крике диалогизированная форма, конструктивным принципом построения которой является триада чередующихся вопросов и ответов или вообще каких-либо взаимонаправленных речей, применяется Епифанием Премудрым в "Житии Сергия Радонежского" неоднократно.

Например: при описании встречи отрока Варфоломея (мирское имя Сергия) со "старцем святым" - глава "Яко от Бога дасться ему книжный разум, а не от человек"; при воспроизведении прощальной беседы новопостриженного инока Сергия с посвятившим его в монашество игуменом Митрофаном - глава "О пострижении его, еже есть начало чернечеству святого"; в рассказе о том, как к пустыннику Сергию стали приходить - желая остаться с ним - другие монахи и как он не сразу соглашался принять их - глава "О прогнании бесов молитвами святого"; в рассказе о видении Сергия, когда ему в образе "птиц зело красных" представлена была будущая судьба основанной им обители и его учеников, правда структура этого эпизода усечена: Сергий показан здесь лишь как пассивный участник чуда, тайнозритель, безмолвно внимающий трижды прозвучавшему чудесному "гласу"- глава "О беснующемся вельможе"..

Нетрудно заметить, что указанные эпизоды посвящены важнейшим личным переживаниям героя жизнеописания - вступлению на путь сознательного служения Богу, уподоблению Христу во иноческом образе, возникновению братской общины, откровению о благих последствиях подвижничества во имя святой Троицы. Но так как по сути своей эти переживания играли роль предопределяющих биографических факторов, то повествование о них, помимо внешнего, образно-информационного, фактографического содержания, характеризуется еще и потаенным, мистико-символическим подтекстом, который передается самой формой изложения, структурно отображающей тринитарную концепцию произведения в целом.

Однако Епифаний Премудрый, создавая "Житие" Сергия, использует не только сокровенные изобразительные средства для выражения троической идеи. Свой текст он насыщает также и прямыми декларациями последней. Непосредственным поводом для этого служит ему рассмотренное выше чудо троекратного проглашения. Интерпретируя данное событие как особое божественное знамение, писатель вновь и вновь возвращается к нему в ходе повествования, толкует его то устами второстепенных персонажей Жития, то в собственных отступлениях, так что довольно долго тема указанного чуда звучит в его сочинении как явственный, настоятельный, доминирующий мотив.

Сказанное можно проиллюстрировать, например, рассказом о крещении новорожденного младенца Варфоломея, который читается в первой главе агиобиографии - почти сразу за рассказом о чуде троекратного проглашения. Когда по завершении крещального обряда обеспокоенные судьбой своего сына родители попросили священника Михаила разъяснить им значение этого чуда, последний успокоил их символическим предсказанием, что сын их "будет /1/ съсуд избран Богу, /2/ обитель и /3/ служитель святыя Троица". Причем данному - триадному по форме и троическому по смыслу - предсказанию он предпослал триаду обосновывающих его цитат "от обою закона, Ветхаго и Новаго", воспроизведя таким образом слова пророка Давида о всеведении Бога: "Несъделанное мое (то есть - зародыш мой.- В. К.) видеста очи твои" (Пс. 138: 16); слова Христа к ученикам об их изначальном ему служении: "Вы же яко (то есть - потому что вы.- В. К.) искони съ мною есте" (Ин. 15: 27); и наконец слова апостола Павла о его собственном - от рождения - богоизбранничестве на благовествование о Христе Спасителе: "Бог, Отец Господа нашего Иисуса Христа, възвавый мя из чрева матеремоея - явити Сына Своего въ мне, да благовествую в странах"(Гал. 1, 15-16).

Настоящий повествовательный эпизод, как и рассмотренный выше, поражает удивительно гармоническим соответствием между содержащейся в нем идеей и способом ее передачи. Так, в нем частный образ-символ, создаваемый непосредственно словом ("трикраты", "Троица"), восполняется и усиливается триадной структурой отдельной фразы или целого периода, и в результате возникает семантически более емкий и выразительный общий образ, который своей символикой буквально заставляет читателя понимать текст и запечатленную в нем действительность именно в тринитарном духе.

Надо сказать, прием троекратного цитирования используется Епифанием в качестве принципа художественного повествования так же последовательно, как и триадный прием построения диалогизированных сцен. В тексте пространной редакции "Жития" он наблюдается, например, в уже упоминавшемся рассказе о возникновении вокруг преподобного Сергия братской общины. Так, подвижник, согласившись в конце концов принять просившихся к нему монахов, обосновывает свое решение тремя цитатами из Евангелия и Псалтири: "Грядущаго къ мне не ижьждену вънъ" - Ин. 6: 37; "Иде же суть два или трие съвъкуплени въ имя мое, ту аз есмь посреде их" - Мф. 18: 20; "Се коль добро и коль красно еже жити братии вкупе" - Пс. 132: 1. Прием троекратного цитирования реализован также в рассказе о встрече Сергия с епископом Афанасием Волынским (глава "О прогнании бесов молитвами святого"). Здесь агиограф воспроизвел две беседы, состоявшихся тогда. В первой - относительно игуменства преподобного - Афанасий с помощью трех цитат ("Изведу избраннаго от людей моих" - Пс. 88: 20; "Ибо рука моя поможет ему, и мышца моя укрепит и" - Пс. 88: 22; "Никто же приемлет ни чти, ни сану, тъкмо възванный от Бога" - Евр. 5: 4) убеждает своего собеседника стать игуменом "брати, Богом събраней въ обители святыя Троица". Во второй беседе святитель, опять-таки использовав три цитаты ("Немощи немощных носити, а не себе угажати. Но на съграждение кождо ближнему да угаждает" - Рим. 15: 1; "Сиа предаждь верным человеком, иже достижни будут и иных научити" - 2 Тим. 2: 2; "Друг другу тяжести носити, и тако скончаете закон Христов" - Гал. 6: 2), преподает Сергию на прощание наставление о лучшем образе духовного попечительства о братии. Наконец, и сам троицкий подвижник, по возвращении в свой монастырь (как сообщается в главе "О начале игуменьства святого"), свою первую речь к братии открывает тремя библейскими цитатами ("Нужно бо есть царство небесное, и нужници въсхищают е" - Мф. 11: 12; "Плод духовный есть любы, радость, мир, тръпение, благоверие, кротость, въздержание" - Гал. 5: 22; "Приидите, чада, послушайте мене: страху Господню научю вы" - Пс. 33: 12). Без сомнения, данный прием служил писателю специфическим средством сакрализации художественно воспроизводимой действительности.

Как уже говорилось, тема чудесного троекратного проглашения в содержании анализируемой агиобиографии является сюжетоорганизующей доминантой. Поэтому многие эпизоды "Жития", в которых она так или иначе затрагивается, связаны между собой как по смыслу, так и по форме: определенным образом подобны друг другу; то есть их повествовательная структура представляет собой все ту же триаду, используемую агиографом в качестве некоей отвлеченной идейной и конструктивной модели литературно-художественного изложения. В сюжете исследуемого произведения обнаруживается несколько цепочек таких взаимосвязанных эпизодов и сцен. Вместе они составляют как бы веер символически значимых картин, которые взаимно соединены и скреплены - образно и по смыслу - рассказом о трех чудесных проглашениях еще не родившегося младенца.

Часть из них указана выше. Отмечено также, что главным формообразующим принципом и семантическим средством сокровенной передачи сакрально-мистической информации в одних эпизодах является диалогическая триада (наряду с синтаксической), а в других - триада цитат. Но в тексте Епифания Премудрого нашла воплощение, кроме того и триада предсказаний.

На основе данного художественного приема построен, например, рассказ о беседе родителей Варфоломея со "старцем святым", когда он был у них в доме. Подобно прочим, рассказ этот в контексте идейного содержания и в системе сюжетной организации повествования о преподобном Сергии Радонежском предстает как обусловленный чудом троекратного проглашения.

В самом деле, ведь пророческая речь старца была произнесена в ответ на обращенную к нему просьбу Кирилла и Марии "утешить" их "печаль" по поводу того, что некогда с их сыном "вещь… сътворися страшна, странна и незнаема" (триада однородных членов), ибо он "за неколико время рожденна" "трижды провереща в утробе матерне". Соответственно воле автора "Жития", свое разъяснение смысла случившегося "святой старец" начинает с триадного - по числу употребленных синонимов - воззвания к вопросившим его: "О блаженная връсто! О предобраа супруга, иже таковому детищу родители быста!…". И затем, объяснив, что это чудо Знаменует богоизбранность Варфоломея, он в подтверждение тому изрек три предвещания: "…Iпо моем отшествии, -сказал он, -узрите отрока добре умеюща всю грамоту и вся прочаа разумевюща святыя книгы. И второе же знамение вам и извещение, - яко отроча се будет велик пред Богом и человекы, жития ради добродетнлнаго". После этих слов старец ушел, напоследок "назнаменавтемне глагол к ним, яко: Сын ваю иматьбыти обитель святыя Троица и многы приведет въслед себе на разум божественных заповедей". Последнее (третье) предсказание, несмотря на темноту, все же целиком обнажает идею троичности в ответе старца. И как обычно для поэтики Епифания, эта идея мистически выражена также через форму.

Но любопытнее всего то, что к восприятию богословского смысла данного эпизода агиограф подготавливает своего читателя постепенно - всем предыдущим текстом, в частности, буквально ближайшим рассказом о чудесной встрече отрока Варфоломеясо "старцем святым". Причем, используя в последнем уже известный нам прием диалоговой триады, вкупе с синтаксической ("старца свята, странна и незнаема"; "преста старець, и възрев на отрока, и прозре внутренима очима"), писатель прибегает и к помощи сильной, символически предельно нагруженной художественной детали. Я разумею подробность о том, как старец во время беседы с Варфоломеем, произнеся слова "приими сие и снежь" "иземь от чпага своего акы некое съкровище, и оттуду треми пръсты подасть ему нечто образом акы анафору, видением акы мал кус бела хлеба пшенична, еже от святыя просфиры…". Данная подробность - сама по себе, да еще обрамленная в тексте триадой однотипно оформленных сравнений - исполнена одновременно и литургического и догматического значения. И потому недвусмысленно указывает на предопределенный отроку подвиг богословствования во имя Пресвятой Троицы в личном молитвенном служении и в общественной проповеди, о чем уже прямо пророчествует (несколько ниже) явившийся ему старец.

Но тема троекратного проглашения, которой посвящено рассмотренное пророчество, в высшей степени важна и для самого Епифания Премудрого. Ее он касается в собственных - авторских - рассуждениях, поместив их в первой главе своего сочинения. Однако означенное чудо интересует его не только как факт исторический, обладающий определенным смыслом, но и как факт, реализовавшийся в определенной форме. Иными словами, жизнеописатель пытается объяснить, во-первых, почему произошло чудо, а во-вторых, почему младенец "провереща" именно в церкви и именно три раза. Естественно, его соображения отражают общую концепцию биографии преподобного Сергия Радонежского и согласуются с мыслями второстепенных персонажей произведения. Усматривая в происшедшем чуде Божественное предзнаменование и свидетельство о богоизбранничестве младенца, Епифаний толкует его в символических образах, а также посредством исторической аналогии. При этом он использует число 3 опять-таки и как формально-конструктивный принцип изложения, и как основной лексико-семантический компонент текста.

Формально-конструктивный принцип изложения можно наблюдать, например, в пассаже: "Дивити же ся паче сему подобает, како младенець в утробе не провереща кроме церкви, без народа, или инде, втайне, наедине, но токмо при народе…" Размышляя о значении этого события, писатель дает сначала объяснение конкретно-реалистического толка: "яко да мнози будут слышателие и свидетели сему истинству". А затем переходит к абстрактно-символической трактовке и раскрывает таинственный смысл случившегося с младенцем в трех предположениях пророческого содержания: "яко да въ всю землю изыдет слово о нем", "да молитвеник крепок будет к Богу". "яко да обрящется съвръшеная святыня Господня в страсе Божии".

Как видно, здесь в качестве художественного приема использована триада предсказаний. И то, что сделано это вполне сознательно, подтверждается буквально следующим пассажем, в котором тринитарная концепция автора прямо декларирована: лексико-семантически, образно (через исторические примеры, а также предвещания) и на понятийном уровне христианской догматики; и, кроме того, сокровенно выражена через синтаксические триады, усиливающие общий пафос отрывка: "Пакы ему достоит чюдитися, что ради не провъзгласи единицею или дважды, но паче третицею, яко да явится ученик святыя Троица, поне же убо тричисленое число паче инех прочих числ болши есть зело чтомо. Везде бо троечисленое число всему добру начало и вина взвещению, яко же сеглаголю(здесь Епифаний ссылается на 12 - запомним это! - библейских примеров.- В. К.): /1/ трижды Господь Самоила пророка възва (1 Цар. 3: 2-8; 10-14; 19-20); /2/ трею камению пращею Давид Голиада порази (см. выше); /3/ трижды повеле възливати воду Илиа на полена, рек: Утройте! - утроиша (3 Цар. 18: 30; Сир. 48: 3); /4/ трижды тожде Илиа дуну на отрочища и въскреси его (3 Цар. 17: 1-23); /5/ три дни и три нощи Иона пророк в ките тридневнова (Ион. 2: 1); /6/ трие отроци в Вавилоне пещь огньную угасиша (Дан. 3: 19-26); /7/ тричисленое же слышание Исаию пророку серафимовидцу, егда на небеси слышашеся ему пение аггельское, трисвятое въпиющих: Свят, свят, свят Господь Саваоф! (Исайя 6: 1-3); /8/ трею же лет въведена бысть в церковь Святая Святых пречистая Дева Мариа (апокриф); /9/ тридесяти же лет Христос крестися от Иоанна въ Иердане (Лк. 3: 23); /10/ три же ученикы Христос постави на Фаворе и преобразися пред ними (Лк. 9: 28-36 и др.); /11/ тридневно же Христос из мертвых въскресе (Мф. 16: 21; 20: 19); /12/ трикраты же Христос по въскресении рече: Петре, любиши ли мя? (Ин. 21: 15-17). Что же извещаю по три числа, а что ради не помяну болшаго и страшнаго, еже есть тричисленое Божество: /1/ треми святынями, треми образы, треми собьствы - в три лица едино Божество; /2/ пресвятыа Троица - и Отца, и Сына, и Святого Духа; /3/ триипостаснаго Божества - едина сила, едина власть,едино господьство? Лепо же бяше и сему младенцу трижды провъзгласити, въ утробе матерне сущу, преже рожениа, прознаменуя от сего яко букдет некогда троичный ученикь, еже и бысть, и многы приведет в разумь и въ уведение Божие, уча словесныя овца веровати в Святую Троицу единосущную, въ едино Божество".

Должно подчеркнуть: это рассуждение - помимо того, что вводит жизнь прославляемого подвижника в русло Священной истории, - доказывает еще и мысль, что всякое сакральное событие по сути и по форме представляет собой предопределенную свыше реализацию известной закономерности, или известного - выражающего идею троичности - канона, по которому действуют участники происходящего. Троечисленность, таким образом, как абсолютный конструктивный и причинно-логический принцип сакрального события и, соответственно, структурно-содержательный элемент литературного рассказа о нем - символически знаменует сокрытую в нем тайну Божественного произволения. Потому и Епифаний Премудрый последовательно держится этого правила. К тому же, как выясняется, - в наиболее значимых (мистически и провиденциально-биографически) местах жизнеописания преподобного Сергия Радонежского. Такой подход в результате обеспечил максимально выразительное единство отвлеченного тринитарного замысла писателя с его литературным воплощением в конкретном содержании и форме "Жития".

В свете сказанного вполне закономерным представляется и количество повествовательных глав в исследуемом памятнике. Они не обозначены специальными номерами, но все же их ровно 30. Вряд ли это случайное совпадение. Соотнесенность количества глав в жизнеописании с числом 3 (благодаря кратности) также представляется потаенным намеком автора на главную - троическую - идею произведения и, следовательно, может быть квалифицирована как осознанно, целенаправленно примененный художественный, мистико-символический прием передачи сокровенной информации.

Итак, в епифаниевской редакции "Жития" Сергия Радонежского число 3 выступает в виде разнообразно оформленного повествовательного компонента: как биографическая подробность, художественная деталь, идейно-художественный образ, равно и как абстрактно-конструктивная модель либо для построения риторических фигур (на уровне словосочетания, фразы, предложения, периода), либо для построения эпизода или сцены. Иными словами, число 3 характеризует и содержательную сторону произведения, и его композиционно-стилистическую структуру, так что по своему значению и функции всецело отображает стремление агиографа прославить своего героя как учителя Святой Троицы. Но наряду с этим означенное число символически выражает и неизъяснимое рационально-логическими средствами знание о сложнейшей умонепостигаемой тайне мироздания в его вечной и временной реальностях. Под пером Епифания число 3 выступает в качестве формально-содержательного компонента воспроизводимой в "Житии" исторической действительности, то есть земной жизни, представляющей собой как творение Бога образ и подобие жизни небесной и потому заключающей в себе знаки (тричисленность, триадность), которыми свидетельствуется бытие Божие в его троическом единстве, согласии и совершенной полноте.

Сказанное предполагает и последний вывод: Епифаний Премудрый в "Житии Сергия Радонежского" явил себя вдохновеннейшим, изощреннейшим и тончайшим богословом; создавая данную агиобиографию, он попутно размышлял в литературно-художественных образах о Святой Троице - самом трудном догмате христианства, иначе говоря, выражал свое знание об этом предмете не схоластически, а эстетически, причем, несомненно, следовал в этом отношении издревле известной на Руси традиции символического богословия. Точно так же, кстати, богословствовал о Троице и его великий современник - Андрей Рублев, но только живописными средствами: красками, светом, формами, композицией.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.udaff.com

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.