Бледное зимнее солнце встает над Москвой, и на заснеженные крыши древнего города ложится неясный свет, В 9 часов утра 3 февраля 1718 года в Тронном зале Кремлевского дворца собрались на важное совещание все вельможи России. Министры и другие высшие правительственные чиновники, верхушка духовенства, представители знатнейших родов сошлись здесь, чтобы стать свидетелями исторического события: лишения царевича прав на престолонаследие и провозглашения нового наследника русского трона. Драматичность и опасность момента подчеркивало присутствие в Кремле трех батальонов Преображенского полка, которые с заряженными мушкетами стояли в оцеплении вокруг дворца.

Первым прибыл Петр и занял свое место на троне. Потом Толстой ввел Алексея. Статус царевича стал ясен каждому: он был без шпаги, а следовательно, являлся арестантом. Алексей немедленно подтвердил это - он направился прямо к отцу, упал на колени, признал свою вину и просил простить его преступления. Петр велел сыну встать, и было оглашено письменное признание царевича:

Всемилостивейший государь-батюшко! Понеже узнав свое согрешение пред вами, яко родителем и Государем своим, писал повинную и прислал оную из Неаполя; так и ныне оную приношу, что я, забыв должность сыновства и подданства, ушел и поддался под протекцию цесарскую и просил его о своем защищении. В чем прошу милостиваго прощения и помилования.

Затем царь официально обвинил сына в том, что он не слушался отцовских приказов, пренебрегал женой, связался с Евфросиньей, дезертировал из армии и, наконец, позорно бежал в чужую страну. Петр во всеуслышание объявил, что царевич просит только сохранить ему жизнь и готов отречься от наследования. Из милосер-диЯ) продолжал Петр, он обещал Алексею прощение, но только при условии, что будет выявлена вся правда о его прошлых проступках и имена всех его сообщников. Алексей без возражений последовал за Петром в маленькую соседнюю комнату и поклялся, что только Александр Кикин да слуга Иван Афанасьев знали, что он задумал бежать. Затем отец с сыном вернулись в Тронный зал, где вице- канцлер Шафиров зачитал отпечатанный манифест. В документе перечислялись обвинения против царевича, объявлялось, что ему даровано прощение, но что он лишается наследства, и провозглашался новый наследник престола - двухлетний сын Екатерины, царевич Петр Петрович. Из дворца все собрание проследовало через двор Кремля в Успенский собор, где царевич поцеловал Евангелие и крест и поклялся на святых реликвиях, что после смерти отца станет верным подданным своего младшего сводного брата и не будет пытаться взойти на трон. Все присутствующие тоже принесли присягу на верность новому престолонаследнику. Вечером этот манифест был обнародован, и в следующие три дня всем жителям Москвы предлагалось явиться -в собор и тоже присягнуть новому наследнику. Одновременно в. Петербург, к Меншикову и в Сенат отправились гонцы с распоряжением привести к присяге Петру Петровичу как наследнику престола весь гарнизон, дворянство, горожан и крестьян.

Эти две церемонии в Москве и Петербурге, казалось, поставили в деле царевича точку. Алексей отрекся от притязаний на трон, провозглашен новый наследник. Чего же еще желать? Как оказалось, очень и очень многого. Страшная драма только начиналась.

Зачитанный на кремлевском заседании манифест Петра, в котором прощение ставилось в зависимость от того, назовет ли Алексей имена своих советчиков и доверенных лиц, внес в отношения отца с сыном новый оттенок. По сути дела, царь нарушил обещание, данное царевичу Толстым в замке Сант-Элъмо; гам Алексею сулили безусловное прощение, если он вернется в Россию. Теперь же от него потребовали назвать всех «сообщников» и рассказать о всех подробностях «заговора».

Причина, конечно, состояла в терзавшем Петра желании выяснить, как далеко зашла угроза трону, а то и его собственной жизни. С каждым днем царь укреплялся в намерении узнать, кто из его подданных, а может даже из собственных советников и приближенных, втайне принял сторону сына. Он не мог поверить, что Алексей сбежал без чьей-либо помощи и без какого бы то ни было тайного умысла. Поэтому, с точки зрения Петра, налицо была уже не просто семейная драма, а политическое противостояние, от исхода которого зависело будущее всех его начинаний. Он сделал наследником другого сына, но Алексей был по-прежнему жив и на свободе. Мог ли Петр испытывать уверенность, что после его смерти те же вельможи, которые опережая друг друга подписывали присягу двухлетнему Петру Петровичу, не переменят столь же поспешно свои клятвы и не бросятся поддерживать Алексея? Более того, как мог он и дальше жить в окружении знакомых лиц, не зная доподлинно, где лицо, а где личина?

Измученный сомнениями, Петр решил добраться-таки до сути происшедшего. Первый этап расследования начался сразу же после оглашения манифеста, в Преображенском. Напомнив Алексею его обещание все открыть, Петр своей рукой написал список из семи вопросов, которые Толстой и передал царевичу вместе с предупреждением от царя, что стоит ему хотя бы раз о чем-то умолчать или уклониться от ответа, он лишится полученного прощения. В ответ Алексей написал длинную бессвязную повесть о событиях своей жизни за последние четыре года. Настаивая, что только Кикин и Афанасьев заранее знали о побеге, он упомянул также еще некоторых людей, которым рассказывал о себе и о своих отношениях с отцом. Среди названных оказались сводная сестра Петра, царевна Мария Алексеевна, Авраам Лопухин - брат первой жены Петра Евдокии, то есть дядя Алексея, сенатор Петр Апраксин - брат генерал-адмирала, сенатор Самарин, Семен Нарышкин, князь Василий Долгорукий, князь Юрий Трубецкой, царевич Сибирский, наставник царевича Вяземский и его духовник Игнатьев. Единственный человек, которого Алексей всячески старался обелить, была Евфросинья: «Она письма спрятала в ларец... (и) о письмах твоих ко мне и от меня к тебе она не ведала. А когда я намерялся бежать, взял ее обманом, сказав, чтоб проводила до Риги и оттуда взял с собою и сказал ей и людям, которые со мною были, что мне велено ехать тайно в Вену для делания против Турка и чтоб тайно жить, чтоб не сведал турок. И больше они от меня иного не ведали».

Заполучив список имен, Петр послал срочное распоряжение Меншихову в Петербург, где жило большинство из названных Алексеем. Как только прибыли курьеры, городские заставы закрылись, и из города никого не выпускали ни под каким видом. Крестьян, привозивших продукты на рынки, обыскивали при выезде, чтобы никто из провинившихся не сбежал, укрывшись в простых санях. Аптекарям запретили продавать мышьяк и всякий другой яд на случай, если кто-то из обвиняемых изберет иную форму бегства.

Убедившись, что город на замке, агенты Петра нанесли удар. В полночь дом Кикина потихоньку окружили пятьдесят гвардейских солдат. Офицер вошел, обнаружил хозяина в кровати, схватил его и прямо в халате и ночных туфлях забил в кандалы и железный ошейник и увез прежде, чем тот хоть слово успел сказать своей красавице-жене. Вообще-то Кикин едва не сбежал. Он заранее понял, что ему грозит опасность, и подкупил одного из денщиков Петра, чтобы тот в случае чего его предупредил. Когда Петр писал приказ Меншикову, этот денщик стоял у царя за спиной и сумел все прочесть. Он немедленно вышел из дома и отправил гонца в Петербург. Но посланец подоспел через несколько минут после ареста Кикина.

Меншикову приказано было арестовать также князя Василия Долгорукого, генерал-лейтенанта, кавалера датского ордена Белого Слона и руководителя созданной Петром комиссии для рассмотрения «подлогов и расхищений по провиантской части». По общему мнению, он был в большой милости у Петра, ибо только что вернулся вместе с царем из длившегося полтора года путешествия в Копенгаген, Амстердам и Париж. Меншиков окружил дом Долгорукого солдатами, потом вошел и объявил князю царский приказ. Долгорукий отдал шпагу со словами: «Совесть моя чиста, а больше одной головы не снимут». Князя в кандалах доставили в Петропавловскую крепость. Тем же вечером Меншиков арестовал сенатора Петра Апраксина, Авраама Лопухина, сенатора Михаила Самарина и царевича Сибирского Василия. Кроме того, отправки в Москву ждали все слуги Алексея и еще девять человек в цепях.

В течение февраля в закинутую сеть попадало все больше и больше людей. В Москве и в Петербурге ежедневно шли аресты. Арестовали Досифея, епископа Ростовского, одного из самых влиятельных церковников в России, по обвинению в том, что он публично молился в церкви о здравии Евдокии и предрекал.смерть Петра. Саму Евдокию и единственную оставшуюся в живых сиоднукз сестру Петра, Марию, тоже арестовали и привезли в Москву на следствие. Петр сильно подозревал свою бывшую жену. Она состояла в сношениях с Алексеем и много бы выиграла, окажись ее сын на престоле. В тот день, когда Алексея лишили престолонаследия, Петр направил капитана гвардии Григория Скорнякова-Писарсва в монастырь в Суздале, где Евдокия жила уже девятнадцать лет. Попав туда, Скорняков-Писарев обнаружил, что Евдокия давным-давно сбросила монашеское облачение и одевается как царственная особа. Он нашел на алтаре монастырской церкви запись «Молитвы за царя и царицу», в которой рядом стояли имена Петра и Евдокии, как будто царь никогда не разводился с женой. Наконец, Скорняков-Писарев открыл, что бывшая супруга и бывшая монахиня завела себе любовника, майора Степана Глебова, командира отряда, выделенного охранять се в Суздале.

Сорокачетырехлетнюю Евдокию бросало в дрожь, когда она представляла себе, как отнесется ко всему этому гигант, некогда бывший ее мужем. Пока ее везли в Москву, она написала письмо и послала его вперед, чтобы оно попало к Петру раньше, чем она сама. Она молила:

Всемилостивейший государь! В прошлых годах, а в котором не упомню, при бытности Семена Языкова, по обещанию своему, пострижена я была в Суздальском Покровском монастыре в старицы и наречено мне было имя Елена. И по пострижении в иноческом платье ходила с полгода и, не восхотя быти инокою, оставя монашество и скинув платье, жила в том монастыре скрытно, под видом иночества, мирянкою. И то мое скрытие явилось чрез Григорья Писарева. И ныне я надсюся на чсловсколюбныя Вашего величества щедроты. Припадая к ногам Вашим, прошу милосердия, того моего преступления о прощении, чтоб мне безгодною смсртию не умереть. А я обещаюся по прежнему быти инокою и пребыть в иночестве до смерти своея и буду Бога молить за тебя, Государя. Вашего величества нижайшая раба, бывшая жена ваша Авдотья.

Первоначальное обвинение против Евдокии не казалось слишком серьезным - письма, которыми обменивались Алексей с матерью, были редки и безобидны, - но Петр, раздраженный поведением бывшей жены, твердо решил доискаться до всех подробностей ее суздальского житья. Арестовали Глебова, отца Андрея - настоятеля монастыря и несколько монашек. Трудно поверить, что за двадцати лет никто не прослышал об образе жизни Евдокии и не донес об этом в Москву и что гнев Петра был вызван только оскорблением, нанесенным его чести. Скорее всего, ему не давала покоя уверенность в существовании заговора, нити которого могли идти через суздальский монастырь.

Арестанты стекались в Москву из Петербурга, Суздаля и других мест, и возле ворот Кремля собирались огромные толпы любопытных в надежде увидеть что-нибудь интересное или подхватить последние слухи. В Москву было вызвано высшее духовенство, придворные чины, генералы и гражданские чиновники и почти вся российская знать; ежедневные вереницы карет с вельможами и церковниками в сопровождении многочисленной челяди тут было на что посмотреть.

Священнослужители понадобились, чтобы судить их собрата, епископа Ростовского Досифся. Его признали виновным, сорвали с него церковное облачение и передали светским властям для допроса под пыткой. Когда его раздевали, он обернулся к осудившему его духовенству и прокричал: «Разве я один виновен в этом деле? Загляните-ка в свои сердца, вы все! Что найдете там? Пойдите к народу, послушайте его. Что люди говорят?

Чье имя услышите?* Под пыткой Досифсй не признался ни в чем, кроме расположения к Алексею и Евдокии; не удалось ни выбить из него признания, ни доказать никаких его преступлений или подстрекательских речей. И тем не менее, как было и со стрельцами два десятилетия назад, уже сама уклончивость полученных от Досифся ответов, казалось, раздражала Петра и подстегивала его копать еще глубже.

Ведущей фигурой следствия был сам Петр, который то н дело мчался из своего дворца через весь город в сопровождении всего двух-трех слуг. Вопреки обычаю всех прежних московских царей, он представал не только как судия в древнем царском уборе, усыпанном самоцветами, восседающий во славе и мудрости на своем престоле, но и как главный обвинитель - в европейском платье: штаны, камзол, чулки и башмаки с пряжками, требующий правосудия от высших сановников державы, мирских и духовных. Стоя в Тронном зале, он гневно возвышал свой голос, доказывая, какой опасности подвергалось его царствование и как страшна государственная измена. Именно Петр излагал обвинение против Досифся, и когда царь закончил, епископ Ростовский был обречен.

К концу марта московская стадия следствия завершилась - совещание министров, заседавших в качестве временного верховного суда, вынесло свой приговор. Кикина, Глебова и епископа Ростовского осудили на медленную мучительную смерть; остальным назначили казнь попроще. Многих публично били кнутом и сослали. Второстепенные преступницы-женщины, как, например, суздальские монашки, подверглись принародной порке и были переведены в монастыри на Беломорье. Царицу Евдокию не стали наказывать телесно, но увезли в дальний монастырь на Ладожском озере. Там она оставалась под строжайшим надзором десять лет, до восшествия на престол се внука, Петра II. Тогда она вернулась ко двору, прожила до 1731 года и умерла в правление императрицы Анны. Царевну Марию обвинили, в подстрекательстве к неповиновению царю и посадили в Шлисссльбургскую крепость на три года. Ее выпустили в 1721 году, она вернулась в Петербург и в 1723 году скончалась.

Немало обвиняемых полностью оправдали или наказали легко. Царевича Сибирского сослали в Архангельск, сенатора Самарина оправдали. Обвинение против сенатора Петра Апраксина состояло в том, что он одолжил царевичу 3000 рублей при отъезде его из Петербурга в Германию. Когда в ходе следствия выяснилось, что Апраксин никаких сведений о задуманном бегстве иметь не мог и полагал, что Алексей едет к царю, он был также оправдан.

Князя Василия Долгорукого, признавшегося в сочувствии к царевичу, спасли от наказания мольбы его родствснников, особенно старшего брата, князя Якова, который напомнил царю, что семейство Долгоруких издавна служит ему верой и правдой. Но все же Василий был лишен генеральского чина, его орден Белого Слона отослали обратно в Копенгаген, а самого его отправили в ссылку к Казань. Покидая Петербург, он получил разрешение попрощаться с царицей Екатериной. Он предстал перед ней о ветхом черном армяке, с длинной бородой и произнес долгую речь-в свое оправдание, не забыв при этом пожаловаться, что ничего на свете у него не осталось, кроме того, во что он одет. Екатерина, мягкосердечная, как всегда, послала ему в подарок 200 дукатов.

Казнь осужденных на смерть происходила 26 марта на Красной площади, под стенами Кремля, при огромной толпе народа - А 200-300 тысяч человек, по свидетельству иностранных наблюдателей. Епископу Ростовскому и еще троим перебили молотом руки и ноги и предали несчастных медленной смерти на колесе Еще худшая доля досталась Глебову, любовнику Евдокии. Сначала его били кнутом и жгли раскаленными прутьям и и углями. Затем его растянули на доске, утыканной острыми шипами, вонзившимися в тело, и так оставили на три дня. Но он все равно не сознавался в измене, В конце концов он был посажен на кол. Рассказывали, что когда он терзался в последних муках, и деревянное, острие пронзало его внутренности, к нему подошел Петр. Он предложил Глебову сознаться, и тогда его добили бы сразу, чтобы больше не мучить. Но Глебов будто бы плюнул Петру в лицо, и царь удалился.

Кикина, сознавшегося в том, что он советовал царевичу искать убежища у австрийского императора, тоже медленно замучили до смерти, время от времени приводя в чувство и давая отдохнуть, чтобы подольше продлить его страдания. На второй день его казни Петр подходил и к нему, Кикин на колесе все еще был жив и молил царя простить его и отпустить в монахи. Петр отказал, но проявил своеобразное милосердие - велел отрубить голову.

Девять месяцев спустя на Красной площади состоялся второй акт этого жуткого возмездия. Приятеля царевича, князя Щербатова, били кнутом, отрезали ему язык и вырвали ноздри. Наказали кнутом и еще троих, включая поляка-переводчика, служившего у Алексея. В отличие от русских, встречавших судьбу с великой покорностью, поляк изо всех сил сопротивлялся, отказался добровольно раздеться и лечь под кнут, так что пришлось сдирать с него одежду силой. Все эти люди остались в живых, но следующих пятерых умертвили. Это были Авраам Лопухин - брат Евдокии, духовник Алексея Игнатьев, слуга Афанасьев и еще двое людей из прислуги царевича, Всех приговорили к колесованию, но в последнюю минуту приговор смягчили и заменили на отсечение головы. Сначала умер" священник, потом Лопухин, а за ним все" остальные, причем последним пришлось класть головы на плаху, обагренную кровью первых.

Пока лилась вся эта кровь, Петр выжидал - еще не уверенный, что заговор раскрыт полностью, но зато убежденный, что сделанное справедливо и необходимо. Когда иностранный дипломат поздравил его с тем, что ему удалось выявить и поразить тайных врагов, царь согласно кивнул. «Если огонь встречает на своем пути солому и другую непрочную материю, то скоро распространяется, - сказал он. Но если ему встретится железо и камень, он гаснет сам собой».

После московских пыток и кровавых казней у всех появилась надежда, что дело царевича закончено. Главные нити заговора, если таковые существовали, были уже выявлены и искоренены. Уезжая в марте 1718 года из Москвы в Петербург, Петр взял Алексея с собой. Отец с сыном путешествовали вместе, и это привело наблюдателей к мысли, что их отношения наладились. Но в душе Петра все еще бурлили страхи и подозрения, и его. состояние сказывалось на всем государстве. «Чем больше л размышляю о запутанном состоянии дел в России, - писал в Париж де Лави, - тем мне непонятнее, как будет покончено с этими расстройствами. Большинство людей, - продолжал он, - вес еще надеется и только ждет его (Петра) конца, чтобы погрязнуть в трясине лени и невежества». Главная проблема для Петра состояла в том, что, хотя никакого заговора, по сути дела, не выявили, но все равно никто ему не доказал, что царевич - преданный сын, а все стоящие у трона -верные его подданные. Более того, ничего не было сделано для решения самого мучительного для Петра вопроса. Вебер в своем донесении так рассуждал об этом:

Возникает вопрос: что дальше делать с царевичем? Говорят, что его собираются отправить в очень далекий монастырь. Это не кажется мне вероятным, ведь чем дальше царь его зашлет, тем больше шансов он даст неуемной черни его освободить. Я думаю, что его снова привезут сюда и поместят в окрестностях Санкт-Петербурга. Я не буду тут решать, прав царь или нет лишив его престолонаследия и наложив на него отцовское проклятие. Верно одно: духовенство, дворянство и простонародье почитают царевича как божество.

Вебер угадал точно. Алексей формально был свободен, но от него потребовали поселиться в доме по соседству с дворцом Екатерины, и Петр не спускал с него глаз. Царевич был настолько запуган, что этот надзор, казалось, его не тяготил. Он безропотно наблюдал за тем, как схватили его мать, наставника, исповедника, всех друзей и сторонников. Их допрашивали, пытали, ссылали, секли и казнили, а он смиренно стоял рядом, благодарный, что не наказывают его самого. Казалось, он думает только о женитьбе на Евфросинье. Во время пасхальной службы Алексей, как положено, поздравил Екатерину, а потом упал перед ней на колени и умолял повлиять на отца, чтобы тот позволил ему поскорее обвенчаться с Евфросиньей.

Молодая женщина прибыла в Петербург 15 апреля, но вместо того, чтобы сразу попасть в нетерпеливые объятия истосковавшегося возлюбленного, была немедленно арестована и доставлена в Петропавловскую крепость*.

* Судьба се ребенка, рожденного от царевича, неизвестна. По некоторым сведениям, дитя родилось в Риге, когда Евфросинья ехала домой. По другим сведениям, она родила уже в крепости. Так или иначе, этот ребенок бесследно исчез со страниц истории.

В ее вещах нашли черновики двух писем из Неаполя, написанных рукой Алексея, одно было адресовано Сенату, другое высшему православному духовенству. В письме к Сенату говорилось: Превосходнейшие господа сенаторы! Как вашей милости, так, чаю, и всему народу, не без сумнения мое от Российских краев отлучение и пребывание по се время безизвестное, на что меня принудило от любезнейшего отечества отлучится не что иное, только (как вам уже известно) всегдашнее мое безвинное озлобление и непорядок, а паче же, что было в начале прошлого года едва было и в черную одежду не облекли меня нуждою без всякой (как вам всем известно) вины. Но всемилостивый Господь, молитвами всех оскорбляемых утешительницы пресвятыя Богородицы и всех святых, избавил мя от сего и дал мне случай сохранит себя отлучением, от любезного отечества (которого, аще бы не сей случай, никогда бы не хотел оставить), и ныне обретаюся благополучно и здорово под охранением некоторыя высокия особы до времени, когда сохранивый мя Господь повелит возвратитися в отечество паки, при котором случае прошу не оставите меня забвенна, а я всегда семь доброжелательный как вашей милости, так и всему отечеству до гроба моего. Алексей.

Текст письма к духовенству был очень близок к этому, но там Алексей прибавил, что мысль постричь его в монахи проистекает от тех же людей, «которые родительнице моей сие учинили».

Прошло четыре недели, прежде чем состоялось следующее действие драмы. В середине мая Петр надумал порознь расспросить обоих любовников, а потом устроить им очную ставку. Он взял Алексея с собой в Петергоф, а через два дня по заливу водой прямо из крепости привезли Евфросинью в закрытой лодке. Петр допрашивал обоих в Монплезире, сначала девицу, а потом сына.

И здесь, в Петергофе, Евфросинья предала Алексея и обрекла его на гибель. По доброй воле, не под пытками она отплатила своему царственному любовнику - за всю его страсть к ней, за все усилия ее защитить, за готовность отказаться от трона, лишь бы жениться на ней и тихо жить с нею вместе - тем, что возвела на него роковые обвинения. Она в подробностях описала их житье-бытье за границей, все страхи царевича, все его ожесточение против царя. Она рассказала, что Алексей несколько раз писал к императору и жаловался на отца. Что, узнав из писем Плейера о слухах, будто в русских войсках в Мекленбурге мятеж, а в подмосковных городах восстание, он радостно сказал ей; «Ты видишь, пути Господни неисповедимы». Прочитав в газете, что заболел царевич Петр Петрович, Алексей ликовал. Он без конца говорил ей о вступлении на престол л о том, как, став царем, он забросит Санкт-Петербург и все петровские завоеванные земли и сделает Москву своей столицей. Он распустил бы двор Петра и набрал свой собственный. Он бы забросил и флот и пусть корабли гниют. Он сократил бы армию до нескольких полков. Больше никаких войн он вести не собирался и довольствовался бы старыми границами России. Он бы восстановил древние права церкви и чтил бы их.

Свою роль Евфросинья представила таким образом, что получалось, будто Алексей вернулся в Россию только благодаря ее неустанным уговорам. Она заявила, что сопровождала его лишь потому, что он угрожал ей ножом и грозился зарезать, если она откажется. Она и в постель-то с ним ложилась, потому что он заставлял ее силой.

Показания Евфросиньи укрепили многие подозрения Петра. Позже в письме к регенту Франции Петр объявил, что сын «не признавался ни в каких злоумышлениях», пока ему не предъявили писем, найденных у его любовницы. «Из этих писем нам стали известны мятежные умыслы заговора против нас, и все их обстоятельства названная любовница официально и добровольна подтвердила без особенных расспросов*.

* Евфросинъя была освобождена, прощена, и Петр разрешил ей взять себе кое-какие веши царевича. Оставшиеся тридцать лет своей жизни она прожила в Петербурге и даже вышла замуж за гвардейского офицера.

Следующим шагом Петра было призвать Алексея и предъявить ему обвинения его возлюбленной. Эта сцена в Монплезире изображена на знаменитой картине Николая Ге (1871); царь, в тех самых сапогах, что и теперь хранятся в Кремле, сидит за столом в парадном зале, где, пол выложен черно-белой плиткой. Его лицо сурово, одна бровь приподнята: он задал вопрос и ждет ответа., Алексей стоит перед ним, высокий, с вытянутым, осунувшимся лицом, одетый в черное, как и отец. Вид у него встревоженный, угрюмый, обиженный. Царевич смотрит в пол, не на отца, а рукой опирается на стол - ему нужна поддержка.

Это была решающая минута. Под взглядом. Петра Алексей пытался выпутаться из петли, затягивавшейся все туже: он признался, что жаловался на царя в письме к императору, но письма этого не отослал. Признал и то, что писал в Сенат и к духовенству, но будто бы сделал это под нажимом австрийских властей, угрожавших в противном случае лишить беглецов своего покровительства. Тогда Петр приказал ввести Евфросинью, и она повторила все обвинения, глядя в лицо царевичу. Мир для Алексея разом рухнул, и он стал сбиваться и пугаться в показаниях. Он сознался, что письмо к императору в действительности все-таки было отослано. Да, он и вправду плохо говорил об отце, но был пьян. Была речь и о восшествии на трон, и о возвращении в Россию, но только после естественной смерти отца. Это он пояснил пространно: «Я думал, смерть отца близка, когда услышал, что, у него что-то вроде падучей. Мне сказывали, что немолодые люди после припадка едва ли могут жить долго, и я рассудил, что он умрет самое позднее через два года. Я думал, что после его смерти смогу выехать из имперских владений в Польшу, а из Польши на Украину, где, я чаял, все встанут за меня. И я был уверен, что в Москве царевна Мария и большинство епископов тоже будут за меня. А что до простых людей, то я от многих слыхивал, что меня любят. Я твердо намеревался не возвращаться при жизни отца, кроме как в том случае, в котором вернулся, то есть, когда сам отец меня призвал».

Петр не был удовлетворен. Он вспомнил слова Евфросиньи о том, что Алексей радовался слухам о бунте в русских войсках в Мекяенбурге. А это означает, продолжал царь, что если бы войска в Мекленбурге и вправду восстали, «ты бы принял их сторону уже при моей жизни».

На это Алексей отвечал бессвязно, но честно и страшно навредил себе: «Если бы это оказалось правдой и они бы меня призвали, я бы присоединился к недовольным, но я не решил, должен я ехать к ним или нет, если меня не позовут. Скорее всего, если бы меня не позвали, я бы испугался туда ехать. Но если бы позвали, я бы поехал. Я думал, что они меня позовут только тогда, когда тебя уже не будет, потому что они задумали лишить тебя жизни, и я не верил, что они тебя свергнут и оставят в живых. Но если бы они меня призвали, даже при твоей жизни, я бы наверно поехал, если они оказались бы достаточно сильны».

Через несколько дней царю представили новые изобличающие, улики. Петр распорядился, чтобы Веселовский, посол в Вене, потребовал у императора объяснений, почему царевича принуждали писать в Сенат и духовенству. 28 мая пришел ответ Веселовского. При австрийском дворе поднялся страшный шум. Вице-канцлер граф Щенборн был допрошен по делу в присутствии всех министров, после чего принц Евгений Савойский доложил Веселовскому, что ни император, ни граф Шенборн никогда не приказывали царевичу писать эти письма. Правда заключалась в том, что царевич написал их сам и послал графу Шенборну для передачи в Россию. Шенборн же по своей осторожности писем не отправил, и они остались в Вене. Словом, царевич солгал, да еще впутал в свою ложь имперский двор.

Это было уже слишком. Царевича арестовали и поместили в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Были созваны два верховных суда, один церковный, другой светский, чтобы решить, как поступить с узником. В состав церковного суда входила вся верхушка русской церкви, а в состав светского - все министры, сенаторы, губернаторы, генералы, многие гвардейскою офицеры. Прежде чем начались заседания судов, Петр, как рассказывает Вебер, в течение восьми дней, по несколько часов на коленях молил Господа наставить его, как поступить, чтобы сохранить честь и не повредить благополучию страны. Затем 14 июня в зале Сената в Санкт-Петербурге начались слушания. Прибыл Петр в сопровождении духовных и светских членов суда» отслужили торжественный молебен, прося у Бога водительства в сем небывалом деле. Все собрание разместилось за столами, стоявшими в ряд, и тогда распахнулись двери и окна и пригласили публику: Петр хотел, чтобы все слышали, как идет разбирательство. Четверо молодых офицеров под караулом привели царевича и начался суд.

Петр напомнил собравшимся, что долгие годы он ни разу не пытался лишить сына права на наследование трона. Наоборот, он всеми силами старался «заставить (Алексея) притязать на престол попытками доказать, что он его достоин». Но царевич, повернувшись спиной к усилиям отца, «совершил побег - бежал к императору, прося его помощи и защиты, чтобы он поддержал и помог ему даже военной силой... ради обретения российской короны». Алексей, по словам Петра, признал, что если бы мятежные части в Мекленбурге призвали его, чтобы их возглавить, то он поехал бы к ним даже при жизни отца. «Так что можно судить по всем этим обстоятельствам, что он думал взойти на трон, но не так, чтобы отец ему трон оставил, а своим путем, с иностранной помощью или силою восстания, даже при жизни отца». Кроме того, в ходе следствия, Алексей непрерывно лгал и не хотел говорить всей правды. А так как прощение, обещанное ему отцом, зависело от полного и чистосердечного признания, то ныне это прощение недействительно. После обвинительной речи Петра Алексей «признался своему отцу и повелителю, в присутствии всего собрания властей мирских и духовных, что он виновен во всем поименованном».

Петр просил церковный суд - трёх митрополитов; пятерых епископов, четверых архимандритов и других высших иерархов - посоветовать ему, что должен царственный отец делать с сим новым Авессаломом. Церковники отчаянно увиливали от прямого ответа. Это дело, утверждали они, не подведомственно церковному суду. Но принужденные Петром дать более основательный ответ, они свидетельствовали, что если царю угодно наказать своего сына, то Ветхий Завет позволяет сделать это (Исход 21, Левит 20: «Аще кто злоречит отцу своему или матери своей, смертию да умрет», и Второзаконие 21: «Аще кому будет сын непокорлив и губитель, не послушали гласа отца своего... да изведут его пред страцы града своего и пред враты места своего... и да побьют и мужи града сего камением и да умрет»), С другой стороны, сказали церковники, если царь желает проявить милосердие, то и тому есть много примеров в учении Христа - достаточно вспомнить притчу о блудном сыне.

Все еще недовольный этим невразумительным вердиктом, Петр обратился к 127 членам светского суда. Он приказал им судить его сына честно и объективно, «не флатируя (или не похлебуя) мне* и не опасаясь того, что сие дело легкого наказания достойно, и когда вы гак учините осуждением, чтоб мне противно было, в чем вам клянусь Богом и судом Его, что в том отнюдь не опасайтеся, також и не рассуждайте того, что тот суд ваш надлежит вам учинить на моего, яко Государя вашего, сына не льстя нам и без лицеприятия».

* Т. с. без утолщения и лести .

16 июня Петр передал суду полномочия судить Алексея как любого другого подданного, обвиненного в измене «по принятой форме и с необходимым розыском» - то есть, с применением пыток.

Получив эти распоряжения и заверения, суд призвал царевича в зал Сената и объявил ему, что «они очень опечалены его прежним поведением, но обязаны исполнить свой долг и, невзирая на его личность и на то, что он сын их всемилостивейшего монарха, его допросить» Сначала был допрос под пыткой. 19 июня Алексей получил двадцать пять ударов кнута. Эти страдания не исторгли у него новых признаний, и 24 июня пытку применили вновь. После пятнадцати новых ударов, от которых кровавыми лентами сходила кожа у него со спины, Алексей признался, что говорил своему духовнику, что желает смерти отцу. В этом жалком и униженном положении, готовый признаться в чем угодно, он сказал своему следователю, Толстому, что хотел даже заплатить императору за предоставление иноземных войск, чтобы с их помощью отнять у отца российский трон.

Этого было достаточно. Тем же вечером, 24 июня, высокий суд единогласно и без дальнейших обсуждений, «с сокрушением сердца и слез излиянием» произнес свой приговор. Алексей должен был умереть за «сверх бунтовскаго, мало прикладное в свете, богомерзкое, двойное, родителей убивственное намеренно, именно в начале на Государя своего, яко отца Отечествия и по естеству на родителя своего милостивейша-го» . Подписи под приговором составляли почти полный список петровских сподвижников: первым стояло имя Меншикова, за ним - генерал-адмирала Федора Апраксина, канцлера Головкина, тайных советников Якова Долгорукого, Ивана Мусина-Пушкина и Тихона Стрешнева, сенатора Петра Апраксина, вице-канцлера Шафирова, Петра Толстого, сенатора Дмитрия Голицына, генералов Адама Вейде и Ивана Бутурлина, сенатора Михаила Самарина, Ивана Ромодановского, Алексея Салтыкова, князя Матвея Гагарина - сибирского губернатора, и Кирилла Нарышкина, губернатора Москвы.

Окончательный приговор зависел от Петра; привести его в исполнение без царского утверждения и подписи было невозможно. Петр заколебался, прежде чем подписывать, но очень скоро события вышли из-под его контроля. Вот как Вебер описывает последний день трагедии:

На другой день, в четверг 26 июня ранним утром царя известили, что тяжкие душевные терзания и страх смерти ввергли царевича в апоплексический припадок. Около полудня другой вестник принес сообщение, что жизнь принца в большой опасности, после чего царь послал за важнейшими людьми своего двора и велел им оставаться при нем, пока третий посланец не сообщил ему, что положение принца безнадежно, он не доживет до ночи и жаждет видеть отца.

Тогда царь, сопровождаемый вышеназванными людьми, отправился к своему умирающему сыну, который при виде отца разразился слезами и, стиснув руки, говорил ему, что он прискорбно и гнусно оскорбил величие всемогущего Господа и царя, что надеется умереть от этой болезни и что даже если выживет, то все равно жизни недостоин, и потому лишь просит отца снять с него проклятие, которое тот наложил на него в Москве, простить ему все его тяжкие преступления, дать ему отеческое благословение и велеть, чтобы молились за его душу.

При этих жалобных словах царь и все присутствующие изошли слезами; Его величество дал трогательный ответ, в немногих словах представил все обиды, кои ют ему нанес, а потом дал ему прощение и благословил, после чего они расстались со многими слезами и причитаниями с обеих сторон.

В пять вечера прибыл четвертый гонец, гвардейский майор, чтобы сказать царю, что царевич крайне желает еще раз видеть его. Сначала царь не хотел исполнить просьбу сыны, но наконец окружающие его уговорили, представив Его величеству, как жестоко было бы.отказать в этом утешении сыну, который, находясь на грани смерти, возможно, терзается муками совести. Но едва успел Его величество ступить на свой шлюп, чтобы переправиться в крепость, пятый посланец принес весть о том, что принц уже скончался.

Как же на самом деле умер Алексей? Этого никто не знал тогда, не знает и сейчас. Смерть царевича породила слухи и споры сначала, в Петербурге, потом по всей России, а потом и в Европе. Петр, обеспокоенный тем неблагоприятным впечатлением, которое эта таинственная кончина могла произвести за рубежом, велел разослать ко всем дворам Европы длинное официальное объяснение случившегося. Особенно он тревожился по поводу реакции французского двора, который он посетил совсем недавно, а потому отправил в Париж курьера с письмом к царскому послу, барону Шлейницу, для вручения королю и регенту. В письме Петр изложил все дело и ход судебного разбирательства с официальной точки зрения:

Светский суд, согласно всем Божьим и людским законам, должен был приговорить его (Алексея) к смерти, и только от нашей монаршей воли и от отеческого милосердия зависело простить его преступления или исполнить приговор. И об этом мы известили царевича, нашего сына.

Однако мы еще сомневались и не знали, как решить дело такой великой важности. С одной стороны, отцовское чувство склоняло нас простить его прегрешения, а с другой, мы видели те бедствия, в которые погрузится снова наше государство, и те несчастья, кои могут приключиться, если мы сжалимся над сыном. Среди этих треволнений Всевышнему... было угодно избавить и нас, и всю державу от всех страхов и бед и окончить дни нашего сына Алексея, который вчера преставился. Когда он осознал, сколь велики совершенные им преступления, и услышал смертный приговор, его поразил род апоплексии. После этого удара, но еще сохраняя рассудок и владея речью, он просил нас навестить его, что мы и сделали в сопровождении министров и сенаторов, несмотря на все причиненное нам зло. Мы застали его в слезах, говоривших об искреннем раскаянии. Он поведал нам, что чувствует на себе десницу Господню и что вскоре он будет держать ответ за все, содеянное в жизни, и что не сможет обрести утешения, если не получит прощения от своего Государя и отца. Затем он вновь говорил про все, что с ним случилось, с сознанием своей вины, исповедался, причастился святых даров, испросил нашего благословения и молил простить его преступления. Мы даровали ему прощение, как требует наш отеческий долг и христианская вера.

Его нечаянная, скорая кончина повергла нас в великую печаль... Мы рассудили, что следует известить вас обо всем с курьером, дабы вы имели полную информацию и положенным образом донесли сию весть до Его христианнейшего величества (короля Людовика XV) и Его королевского высочества регента герцога Орлеанского. Также в случае, если кто-нибудь задумает неподобающим образом осветить эти события, вы будете располагать правдивыми сведениями, чтобы опровергнуть... любые неверные и необоснованные речи.

Вебер и де-Лави приняли официальное объяснение и донесли в свои столицы, что царевич умер от апоплексического удара. Но другие иностранцы усомнились, и в ход пошли разные сенсационные версии. Плейер сначала доложил, что Алексей умер от апоплексии, но через три дня сообщил своему правительству, что царевича обезглавили мечом или топором (много лет спустя бытовал даже рассказ, как сам Петр отрубил сыну голову); по слухам, в крепость привозили какую-то женщину из Нарвы - пришивать голову на место, чтобы тело царе-, вича можно было выставить для прощания. Голландский резидент де Би доносил, что царевича умертвили, выпустив из него всю кровь, для чего ему вскрыли вены ланцетом. Позже говорили еще, что Алексея задушили подушками четверо гвардейских офицеров, и Румянцев был в их числе.

Записная книга Санкт-Петербургской гарнизонной канцелярии свидетельствует, что 26 июня около 8 часов утра в крепости собрались царь, Меншиков, и еще восемь человек для присутствия на допросе с применением пытки - имя подследственного в журнале не указано. «И потом, быв в гарнизоне до И часа, разъехались, - записано далее. - Того же числа пополудни в 6 часу, будучи под караулом в Трубецком роскате в гарнизоне, царевич Алексей Петрович преставился». В «Поденных записках» (дневнике) Меншикова значится, что он тем утром ездил в крепость, где встретился с царем, потом прошел к царевичу Алексею, тяжело заболевшему, и пробыл у него полчаса. «День был при солнечном сиянии, с тихим ветром. В тот день царевич Алексей Петрович с сего свету в вечную жизнь переселился».

Правда же состоит в том, что для объяснения смерти Алексея не нужно никаких дополнительных причин ни отсечения головы, ни кровопускания, ни удушения, ни даже апоплексического удара. Сорока ударов кнута хватило бы, чтобы убить любого здоровяка, а Алексей крепостью не отличался, так что душевное потрясение и страшные раны от сорока ударов по его тощей спине вполне могли его прикончить.

Петр не уклонялся от обвинений. Хоть он и говорил, что это Господь призвал к себе Алексея, но никогда не отрицал, что сам предал Алексея суду, вынесшему смертный приговор. Царь не успел утвердить приговор, но был полностью согласен с решением судей. Не утруждал он себя и лицемерными изъявлениями горя. На следующий день после кончины царевича была годовщина Полтавы, и только что разыгравшаяся трагедия не заставила Петра отложить празднества или сделать их менее шумными. Он присутствовал на благодарственном молебне в честь победы, на пиру, а вечером на балу. Еще через два дня, 29-го числа, в Адмиралтействе спускали на воду 94-пушечный корабль «Лесная», построенный по собственному проекту Петра. Петр был там со всеми министрами, после чего, согласно одному источнику, «состоялось великое веселие».

И все же в церемониале отпевания и погребения царевича отразились мучительные противоречия, терзавшие душу Петра. Несмотря на то, что Алексей умер осужденным преступником, погребальные службы проводились согласно его сану. Казалось, что теперь, когда Алексея не стало и он уже не представлял угрозы для отца, Петр хотел, чтобы ему оказывались все почести, подобающие царевичу. Наутро после кончины Алексея тело перенесли из камеры, в которой он умер, в Комендантский дом Петропавловской крепости, где его уложили в гроб и накрыли черным бархатом и богатым парчовым покровом. В сопровождении Головкина и других высших сановников государства гроб отнесли в церковь Святой Троицы и выставили для прощания, причем лицо и правая рука по православному обычаю оставались открытыми, чтобы все, кто хотел, могли дать последнее целование. 30 июня состоялась панихида и погребение. По распоряжению Петра никто из присутствующих мужчин не надел траура, хотя некоторые дамы были в черном. Иностранных Послов на эти странные в похороны члена царской семьи не пригласили и посоветовали не носить траура, так как сын государя умер -преступником. Тем не менее, священник избрал для панихиды слова Давида: «Сын мой Авессалом! сын мой, сын мой, Авессалом!» - и некоторые очевидцы говорили потом, что Петр зарыдал. Затем троб отнесли из Троицкой церкви обратно в крепость, а Петр, Екатерина и все высшие сановники (в большинстве своем голосовавшие за смертный приговор Алексею) следовали за ним целой процессией с зажженными свечами в руках. В Потрепавловском соборе гроб царевича поместили в новый склеп царской фамилии, рядом с гробом его жены, Шарлотты. К концу года Петр велел выбить новую медаль -словно желал увековечить некую победу. На медали изображены расступившиеся облака и горная вершина, озаренная солнечными лучами, а внизу надпись: «Горизонт очистился».

Что же сказать об этой трагедии? Была ли это просто семейная драма, столкновение характеров, когда rpoj ный тиран-отец безжалостно терзает и в конце концов убивает своего жалкого, беспомощного сына?

В отношениях Петра с сыном личные чувства неразделимо переплетались с политической реальностью. Характер Алексея, конечно, усугублял противостояние отца и сына, но в основе конфликта лежал вопрос верховной власти. Двое монархов - один на троне, другой в ожидании трона - имели разные представления о благе государства и ставили перед собой разные задачи. Но каждый, столкнулся с горьким разочарованием. Пока правящий монарх сидел на троне, сыну оставалось только ждать, но и монарх знал, что, как только его не станет, мечтам его придет конец и все повернется вспять.

Длинна история распрей в королевских домах, чего в ней только нет: и столкновения характеров между представителями разных поколений, и взаимная подозрительность, и попытки хитростью пробраться к власти, и нетерпеливое ожидание младших, когда же умрут старшие и выпустят власть из рук. Немало есть историй о том, как короли и принцы выносили приговор своим кровным родственникам за измену короне, или, проиграв в борьбе, бежали из родной земли и искали убежища при иностранных дворах. При жизни Петра принцесса Мария, дочь короля Якова II Английского, помогла сместить отца с престола* Яков бежал во Францию дожидаться лучших времен, а когда он умер, его сын дважды высаживался на британском берегу, чтобы вернуть себе отцовский трон. Кого тут считать предателем? История неизменно наделяет этим именем проигравшего.

Во времена более отдаленные все подступы к престолам были густо залиты кровью королевских родов. Плантагенеты, Тюдоры, Стюарты, Капетинги, Валуа и Бурбоны из государственных соображений уничтожали своих царственных родичей. Легендарная Глориана* - Елизавета I Английская на протяжении двадцати семи лет держала в тюрьме свою кузину Марию Стюарт, королеву Шотландии, жизнь которой утекала бесплодно вместе с красотой, и наконец, не в силах смириться с тем, что Мария сменит ее на престоле, велела обезглавить пленницу. Кстати, сын Марии, Яков VI Шотландский, нисколько не был опечален смертью матери: путь к престолу Елизаветы был для него теперь открыт.

* Героиня поэмы Э. Спенсера (1590-1596 гг.) «Королева фей», где и аллегорической форме воспета королева Елизавета.

Убийство монархами собственных отпрысков - преступление более редкое. Подобное можно найти у древних греков, чьи трагедии вращаются вокруг неясных фигур, полумифических-полубожественных, или в Римской империи, где неприкрытое властолюбие и порочность правящей верхушки допускали любое преступление. В России Иван Грозный убил своего сына железным посохом, но он был взбешен и полубезумен. В смерти Алексея самым странным кажется то, что она была результатом хладнокровного и, по всей видимости, объективного судебного разбирательства. То, что отец мог стоять и смотреть, как пытают сына, кажется самым зверским из всех известных жестоких эпизодов в жизни Петра.

Но для Петра юридическая процедура была последним официальным шагом, необходимым для законной защиты государства и труда всей его жизни. Очевидно, что им руководила политическая необходимость, а не личная озлобленность. Более того, на взгляд Петра, он еще слишком нянчился с сыном. Кто из его подданных мог получать письмо за письмом, призыв за призывом, в которых царь умолял бы взяться наконец за дело и исполнить его волю? Это была уступка личным отношениям - уступка для Петра немалая.

Допросы выявили, что произносились предательские речи, питались жгучие надежды на смерть Петра. Многих наказали; так можно ли было осудить этих второстепенных виновников и оставить невредимым главного? Именно такой выбор стоял перед Петром, и его же он предложил суду. Сам Петр, разрываясь между отцовским чувством и преданностью делу всей своей жизни, выбрал второе. Алексей был осужден на смерть из государственных соображений. Как и для Елизаветы I Английской, это было тяжелое решение монарха, ставившего цель во что бы то ни стало уберечь" государство, на создание которого он положил всю жизнь.

Действительно ли Алексей представлял для Петра угрозу уже при жизни царя? Учитывая характеры обоих, это кажется маловероятным. У царевича не было ни сил, ни желания возглавить бунт. Да, он хотел бы прийти к власти, хотел и смерти Петра, но единственной его программой было выжидать в уверенности, что он желанен всей Руси («а что до простых людей, то я от многих слыхивал, что меня любят»). Ну, а если бы Алексей действительно сменил царя на троне, разве случилось бы вес то, чего боялся Петр? Это тоже не кажется правдоподобным. Да, Алексей не довел бы до конца всех петровских реформ, кое-что повернулось бы по-старому. Но в целом изменилось бы немного. Алексей не был средневековым московским государем. Его вырастили наставники-европейцы, он учился на Западе и путешествовал по Европе, был женат на европейской принцессе, состоял в свойстве с императором Священной Римской империи. Россию не отбросило бы назад к кафтанам, бородам и теремам. История может замедлять шаг, но вспять она не поворачивает.

Наконец, похоже, что сам Алексей смирился с приговором суда и своего отца. Он во всем признался и просил прощения. Его жалкий, почти невольный бунт против великого царя провалился, любимая Евфросинья предала и покинула его, он обессилел от пыток. Может быть, он просто удалился из жизни, как хотел удалиться от правления страной - слишком усталый, чтобы жить дальше, не в силах более существовать во всеподавляющей тени человека, который был его отцом.

Царевич Алексей – весьма непопулярная личность не только у романистов, но и у профессиональных историков. Обычно он изображается безвольным, болезненным, чуть ли не слабоумным юношей, мечтающим о возвращении порядков старой Московской Руси, всячески уклоняющимся от сотрудничества со своим знаменитым отцом и абсолютно непригодным к управлению огромной империей. Приговоривший его к смерти Петр I, напротив, в трудах отечественных историков и романистов изображается героем из античных времен, приносящим своего сына в жертву общественным интересам и глубоко страдающим от своего трагического решения.

Пётр I допрашивает царевича Алексея в Петергофе. Художник Н.Н. Ге

«Петр в своем горе отца и трагедии государственного деятеля возбуждает сочувствие и понимание... Во всей непревзойденной галерее шекспировских образов и ситуаций трудно найти что-либо подобное по своему трагизму», – пишет, например, Н. Молчанов. Да и в самом деле, как еще было поступить несчастному императору, если сын намеревался вернуть столицу России в Москву (кстати, где она находится сейчас?), «забросить флот» и удалить от управления страной его верных соратников? Тот факт, что «птенцы гнезда Петрова» прекрасно обошлись без Алексея и самостоятельно уничтожили друг друга (даже невероятно осторожному Остерману пришлось отправиться в ссылку после воцарения любимой дочки предусмотрительного императора), никого не смущает. Российский флот, несмотря на смерть Алексея, почему-то все равно пришел в упадок – адмиралов было полно, а корабли существовали в основном на бумаге. В 1765 г. Екатерина II жалуется в письме к графу Панину: «У нас нет ни флота, ни моряков». Но кому это интересно? Главное ведь, как утверждают официальные историографы Романовых и солидарные с ними советские историки, что смерть Алексея позволила нашей стране избежать возврата в прошлое.

И лишь редкому читателю околоисторических романов придет в голову странная и крамольная мысль: а что, если именно такой, не унаследовавший темперамент и воинственный нрав своего отца правитель и нужен был смертельно уставшей и разоренной России? Так называемые харизматичные лидеры хороши в малых дозах, два великих реформатора подряд – это уже слишком: страна ведь и сломаться может. Вот в Швеции, например, после смерти Карла XII отмечается явный дефицит людей, готовых во имя великих целей и народного блага пожертвовать жизнью нескольких десятков тысяч своих сограждан. Шведская империя не состоялась, Финляндия, Норвегия и Прибалтика потеряны, но никто в этой стране по данному поводу не сокрушается.

Конечно, сравнение русских и шведов не вполне корректно, т.к. скандинавы от избыточной пассионарности избавились еще в эпоху викингов. До смерти напугав Европу страшными воинами-берсерками (последним из которых можно считать заблудившегося во времени Карла XII) и, обеспечив исландских скальдов богатейшим материалом для создания замечательных саг, они могли позволить себе занять место не на сцене, а в партере. Россиянам же, как представителям более молодого этноса, еще предстояло выплеснуть свою энергию и заявить о себе, как о великом народе. Но для успешного продолжения дела, начатого Петром, как минимум нужно было, чтобы в обезлюдевшей стране выросло новое поколение солдат, родились и получили образование будущие поэты, ученые, полководцы и дипломаты. Пока они не придут, в России ничего не изменится, но они придут, придут очень скоро. Уже появились на свет В.К.Тредиаковский (1703 г.), М.В.Ломоносов (1711 г.) и А.П.Сумароков (1717 г.). В январе 1725 г., за две недели до смерти Петра I родится будущий фельдмаршал П.А.Румянцев, 8 февраля 1728 г. – основатель русского театра Ф.Г.Волков, 13 ноября 1729 г. – А.В.Суворов. Преемник Петра должен обеспечить России 10, а лучше – 20 лет покоя. И планы Алексея вполне соответствуют исторической ситуации: «Войско стану держать только для обороны, а войны ни с кем иметь не хочу, буду довольствоваться старым», – сообщает он в доверительных беседах своим сторонникам. А теперь подумайте, неужели настолько плох несчастный царевич, что даже царствования вечно пьяной Екатерины I, жутковатой Анны Иоанновны и развеселой Елизаветы следует признать подарком судьбы? И такое ли уж благо династический кризис, потрясший российскую империю в первой половине XVIII века и последовавшая за ним эпоха дворцовых переворотов, приводивших к власти крайне сомнительных претендентов, правление которых Жермена де Сталь охарактеризовала как «самодержавие, ограниченное удавкой»?

Прежде чем ответить на эти вопросы, следует сказать читателям, что Петр I, который, по словам В.О. Ключевского, «разорил страну хуже всякого неприятеля», был вовсе не популярен среди своих подданных и отнюдь не воспринимался ими как герой и спаситель отечества. Эпоха Петра Великого для России стала временем кровопролитных и далеко не всегда удачных войн, массовых самосожжений старообрядцев и крайнего обнищания всех слоев населения нашей страны. Мало кому известно, что именно при Петре I возник известный по многим произведениям русской литературы классический «дикий» вариант российского крепостничества. А о строительстве Санкт-Петербурга В. Ключевский сказал: «Нет в истории сражения, которое унесло бы столько жизней». Не удивительно, что в народной памяти Петр I остался царем-притеснителем, и даже более того – Антихристом, явившимся в наказание за грехи российского народа. Культ Петра Великого стал внедряться в народное сознание лишь во время правления Елизаветы Петровны. Елизавета была незаконной дочерью Петра (она родилась в 1710 г., тайное венчание Петра I и Марты Скавронской состоялась в 1711 г., а их публичная свадьба – лишь в 1712 г.) и потому в качестве претендента на престол никогда и никем всерьез не рассматривалась. Взойдя на российский трон благодаря дворцовому перевороту, осуществленному кучкой солдат Преображенского гвардейского полка, Елизавета всю жизнь опасалась стать жертвой нового заговора и возвеличиванием деяний своего отца стремилась подчеркнуть законность своих династических прав.

В дальнейшем культ Петра I оказался чрезвычайно выгоден другой особе с авантюрными чертами характера – Екатерине II, которая, свергнув внука первого российского императора, объявила себя наследницей и продолжательницей дела Петра Великого. Чтобы подчеркнуть новаторский и прогрессивный характер правления Петра I, официальным историкам Романовых пришлось пойти на подлог и приписать ему некоторые новшества, получившие распространение при его отце Алексее Михайловиче и брате Федоре Алексеевиче. Российская империя во второй половине XVIII века была на подъеме, великие герои и просвещенные монархи образованной части общества требовались гораздо больше, нежели тираны и деспоты. Поэтому неудивительно, что к началу XIX века преклонение перед гением Петра стало считаться хорошим тоном в среде российского дворянства.

Однако отношение простого народа к этому императору оставалось в целом отрицательным, и потребовался гений А.С. Пушкина, чтобы кардинально изменить его. Великий русский поэт был неплохим историком и умом понимал противоречивость деятельности своего любимого героя: "Я разобрал теперь много материалов о Петре и никогда не напишу его историю, потому что есть много фактов, которых я никак не могу согласить с личным моим к нему уважением", – писал он в 1836 г. Однако сердцу не прикажешь, и поэт легко победил историка. Именно с легкой руки Пушкина Петр I стал истинным кумиром широких народных масс России. С укреплением авторитета Петра I репутация царевича Алексея погибла окончательно и бесповоротно: если неустанно пекущийся о благе государства и своих подданных великий император вдруг начинает лично пытать, а потом подписывает приказ о казни своего родного сына и наследника, значит, было за что. Ситуация как в немецкой поговорке: если собаку убили, значит, она была чесоточной. Но, что же произошло в императорской семье на самом деле?

В январе 1689 г. 16-летний Петр I по настоянию своей матери женился на Евдокии Федоровне Лопухиной, которая была старше его на три года. Такая жена, выросшая в закрытом тереме и весьма далекая от насущных интересов юного Петра, конечно, не устраивала будущего императора. Очень скоро несчастная Евдокия стала для него олицетворением ненавистных порядков старой Московской Руси, боярской лени, спеси и косности. Несмотря на рождение детей (Алексей родился 8 февраля 1690 г., затем родились Александр и Павел, умершие в младенчестве), отношения между супругами были весьма натянутыми. Ненависть и презрение Петра к жене не могли не отразиться и на его отношении к сыну. Развязка наступила 23 сентября 1698 г.: по приказу Петра I царицу Евдокию увезли в Покровский Суздальский девичий монастырь, где она была насильно пострижена в монахини.

В истории России Евдокия стала единственной царицей, которой при заключении в монастырь не было назначено никакого содержания и не выделено прислуги. В этом же году были раскассированы стрелецкие полки, за год до этих событий был опубликован указ о бритье бород, а в следующем году – введен новый календарь и подписан указ об одежде: царь менял все – жену, армию, внешний вид своих подданных, и даже время. И лишь сын, за неимением другого наследника, пока оставался прежним. Алексею было 9 лет, когда сестра Петра I Наталья вырвала мальчика из рук насильно увозимой в монастырь матери. С тех пор он стал жить под присмотром Натальи Алексеевны, которая относилась к нему с нескрываемой ненавистью. Отца царевич видел редко и, видимо, не очень страдал от разлуки с ним, так как был далеко не в восторге от бесцеремонных фаворитов Петра и от шумных пиров, принятых в его окружении. Тем не менее, доказано, что открытого недовольства отцом Алексей никогда не выказывал. От учебы он также не уклонялся: известно, что царевич неплохо знал историю и священные книги, в совершенстве овладел французским и немецким языками, изучил 4 действия арифметики, что немало для России начала XVIII столетия, имел понятие о фортификации. Сам Петр I в возрасте 16 лет мог похвастаться лишь умением читать, писать и знанием двух действий арифметики. Да и старший современник Алексея, знаменитый французский король Людовик XIV на фоне нашего героя может показаться неучем.

В 11 лет Алексей едет с Петром I в Архангельск, а через год в звании солдата бомбардирской роты он уже участвует во взятии крепости Ниеншанц (1 мая 1703 г.). Обратите внимание: «кроткий» Алексей впервые принимает участие в войне в 12 лет, его воинственный отец – лишь в 23 года! В 1704 г. 14-летний Алексей неотлучно находится в войсках во время осады Нарвы. Первая серьезная размолвка императора с сыном произошла в 1706 г. Причиной тому послужило тайное свидание с матерью: Алексей был призван в Жолкву (ныне Нестеров близ Львова), где получил строгий выговор. Однако в дальнейшем отношения Петра и Алексея нормализовались, и император отправляет сына в Смоленск для заготовки провианта и сбора рекрутов. Рекрутами, что прислал Алексей, Петр I остался недоволен, о чем и объявил в письме к царевичу. Однако дело здесь, видимо, было не в недостатке усердия, а в сложной демографической ситуации, которая сложилась в России не без помощи самого Петра: «Вокруг в то время лучше не мог вскоре найти, а ты изволил, чтоб прислать вскоре», – оправдывается Алексей, и отец вынужден признать его правоту. 25 апреля 1707 г. Петр I посылает Алексея руководить ремонтом и сооружением новых укреплений в Китай-городе и Кремле. Сравнение опять не в пользу знаменитого императора: 17-летний Петр забавляется строительством небольших суденышек на Плещеевом озере, а его сын в том же возрасте готовит Москву к возможной осаде войсками Карла XII. Кроме того, Алексею поручается руководить подавлением Булавинского восстания. В 1711 г. Алексей находится в Польше, где руководит заготовками провианта для российской армии, находящейся за границей. Страна была разорена войной и потому деятельность царевича особыми успехами не увенчалась.

Ряд весьма авторитетных историков подчеркивает в своих трудах, что Алексей во многих случаях был «номинальным руководителем». Согласившись с данным утверждением, следует сказать, что такими же номинальными полководцами и правителями являлось большинство его прославленных сверстников. Мы спокойно читаем сообщения о том, что двенадцатилетний сын знаменитого князя Игоря Владимир в 1185 г. командовал дружиной города Путивль, а его сверстник из Норвегии (будущий конунг Олав Святой) в 1007 г. разорил побережья Ютландии, Фризии и Англии. Но только в случае с Алексеем злорадно замечаем: а ведь не мог всерьез руководить из-за молодости и неопытности.

Итак, до 1711 г. император был достаточно терпим к сыну, а потом его отношение к Алексею вдруг резко меняется в худшую сторону. Что же произошло в том злополучном году? 6 марта Петр I тайно венчался с Мартой Скавронской, а 14 октября – Алексей женился на кронпринцессе Брауншвейг-Вольфенбюттельской Шарлоте Христине-Софии. В это время Петр I впервые задумался: кому же теперь быть наследником престола? Сыну от нелюбимой жены Алексею или детям горячо любимой женщины, «друга сердешного Катеринушки», которая скоро, уже 19 февраля 1712 г. станет русской императрицей Екатериной Алексеевной? Отношения нелюбимого отца с нелюбезным его сердцу сыном и ранее трудно было назвать безоблачными, теперь же они портятся окончательно. Алексей, который и прежде боялся Петра, теперь испытывает панический страх при общении с ним и, чтобы избегнуть унизительного экзамена при возвращении из-за границы в 1712 г. даже стреляет в ладонь. Обычно данный случай представляют в качестве иллюстрации тезиса о патологической лени наследника и его неспособности к обучению. Однако давайте представим себе состав «экзаменационной комиссии». Вот, с трубкой во рту, развалившись на стуле, сидит не вполне трезвый государь Петр Алексеевич. Возле него, нагло ухмыляясь, стоит неграмотный член Королевской Академии наук Великобритании Александр Данилыч Меншиков. Рядом толпятся другие «птенцы гнезда Петрова», которые внимательно следят за любой реакцией своего повелителя: улыбнется – бросятся целовать, нахмурится – растопчут без всякой жалости. Хотели бы вы оказаться на месте Алексея?

В качестве других доказательств «негодности» наследника престола часто приводятся собственноручные письма царевича к отцу, в которых он характеризует себя как ленивого, необразованного, слабого физически и душевно человека. Здесь следует сказать, что вплоть до времен Екатерины II право быть умным и сильным в России имел лишь один человек – правящий монарх. Все остальные в официальных документах, адресованных царю или императору, именовали себя «скудными разумом», «убогими», «нерасторопными холопами», «недостойными рабами» и прочая, прочая, прочая. Поэтому, самоунижаясь, Алексей, во-первых, следует общепринятым правилам хорошего тона, а во-вторых, демонстрирует свою лояльность к отцу-императору. А о показаниях, полученных под пытками, мы в данной статье даже и говорить не будем.

После 1711 г. Петр I начинает подозревать сына и невестку в коварстве и в 1714 г. посылает госпожу Брюс и игуменью Ржевскую проследить, как пройдут роды кронпринцессы: не дай Бог, подменят мертворожденного ребенка и окончательно закроют путь наверх детям от Екатерины. Рождается девочка и ситуация на время теряет свою остроту. Но 12 октября 1715 г. в семье Алексея рождается мальчик – будущий император Петр II, а 29 октября того же года рождается сын императрицы Екатерины Алексеевны, также названный Петром. Жена Алексея умирает после родов и на поминках по ней император вручает сыну письмо с требованием «нелицемерно исправиться». Не блестяще, но достаточно исправно служившего 25-летнего сына Петр упрекает в нелюбви к военному делу и предупреждает: «Не мни себе, что один ты у меня сын». Алексей все понимает правильно: 31 октября он отказывается от притязаний на престол и просит отца отпустить его в монастырь. И Петр I испугался: в монастыре Алексей, став недоступным для светской власти, по-прежнему будет опасен для долгожданного и заранее любимого сына Екатерины. Петр прекрасно знает, как относятся к нему подданные и понимает, что благочестивый сын, безвинно пострадавший от произвола отца-«антихриста» непременно будет призван к власти после его смерти: клобук гвоздями к голове не приколочен. Вместе с тем император не может и явно противиться благочестивому желанию Алексея. Петр приказывает сыну «подумать» и берет «тайм-аут» – уезжает за границу. В Копенгагене Петр I делает очередной ход: он предлагает сыну на выбор: уйти в монастырь, или ехать (не одному, а с любимой женщиной – Евфросиньей!) к нему за границу. Это очень похоже на провокацию: доведенному до отчаяния царевичу дается возможность бежать, чтобы потом его можно было казнить за измену родине.

В 30-х годах ХХ века Сталин попытался повторить этот трюк с Бухариным. В феврале 1936 г. он, в надежде на то, что жестоко критикуемый в «Правде» «любимец партии» сбежит и навсегда погубит свое доброе имя, отправил его вместе с горячо любимой женой в Париж. Бухарин, к великому разочарованию вождя народов, вернулся.

А наивный Алексей попался на удочку. Петр рассчитал правильно: Алексей не собирался изменять родине и потому не стал просить убежища в Швеции («Герц, этот злой гений Карла XII... страшно жалел, что не удалось использовать предательство Алексея против России», – пишет Н. Молчанов) или в Турции. Можно было не сомневаться, что из этих стран Алексей после смерти Петра I рано или поздно возвратился бы в Россию императором, но царевич предпочел нейтральную Австрию. Ссориться с Россией австрийскому императору было незачем, и потому эмиссарам Петра не составило особого труда вернуть беглеца на родину: «Посланному в Австрию Петром, чтобы вернуть Алексея, П.А. Толстому удалось с удивительной легкостью выполнить свою задачу... Император поспешил отделаться от своего гостя» (Н. Молчанов).

В письме от 17 ноября 1717 г. Петр I торжественно обещает сыну прощение, и 31 января 1718 г. царевич возвращается в Москву. А уже 3 февраля начинаются аресты среди друзей наследника. Их пытают и заставляют дать нужные показания. 20 марта для расследования дела царевича создается печально знаменитая Тайная канцелярия. 19 июня 1718 г. стало днем начала пыток Алексея. От этих пыток он и умер 26 июня (по другим данным, был задушен, чтобы не приводить смертный приговор в исполнение). А уже на следующий день, 27 июня, Петр I устроил роскошный бал по случаю годовщины Полтавской победы.

Так что никакой внутренней борьбы и никаких колебаний императора не было и в помине. Закончилось же все очень печально: 25 апреля 1719 г. умер сын Петра I и Екатерины Алексеевны. Проведенное вскрытие показало, что мальчик был неизлечимо болен с момента рождения, и Петр I напрасно погубил своего первого сына, очищая второму путь к трону.

«Энциклопедия Смерти. Хроники Харона»

Умение хорошо жить и хорошо умереть - это одна и та же наука.

Эпикур

АЛЕКСЕЙ ПЕТРОВИЧ (1690-1718)-царевич, старший сын царя Петра I

Алексей был сыном Петра от первого брака с Е. Лопухиной и воспитывался в среде, враждебной Петру. Петр желал сделать сына продолжателем своего дела - коренного реформирования России, но Алексей всячески от этого уклонялся. Духовенство и бояре, окружавшие Алексея, настраивали его против отца. Петр же угрожал Алексею лишить его наследства и заточить в монастырь. В 1716 году Алексей, боясь гнева отца, бежал за границу - сначала в Вену, потом в Неаполь. Угрозами и обещаниями Петр вернул сына в Россию, заставил отречься от престола. Впрочем, это Алексей сделал с радостью. «Батюшка,- писал он жене Ефросинье,- веял меня к себе есть и поступает ко мне милостиво! Дай Боже, чтоб и впредь так же, и чтоб мне дождаться тебя в радости. Слава Богу, что от наследства отлучили, понеже останемся в покое е тобою. Дай Бог благополучно пожить с тобой в деревне, понеже мы с тобой ничего не желали только, чтобы жить в Рождественке; сама ты знаешь, что мне ничего не хочется, только бы с тобою до смерти жить».

В обмен на отречение и признание вины Петр дал сыну слово не наказывать его. Но отречение не помогло, и желание Алексея уйти в сторону от политических бурь не сбылось. Петр велел провести следствие по делу сына. Алексей простодушно рассказал обо всем, что знал и замышлял. ,Многих лиц из окружения Алексея пытали и казнили. Не избежал пыток и царевич. 14 июня 1718 года он был посажен в Петропавловскую крепость, а 19 июня начались пытки. Первый раз ему дали 05 ударов кнутом и спросили: правда ли все то, что он показывал ранее. 22 июня с Алексея веяли новые показания, в которых он признался в замысле свергнуть власть Петра, поднять по всей стране восстание, поскольку народ, по его мнению, стоял за старые верования и обычаи, против отцовских реформ. Правда, некоторые историки считают, что часть показаний могла быть фальсифицирована допрашивавшими лицами в угоду царю. К тому же, как свидетельствуют современники, Алексей в это время уже страдал психическим расстройством. Француз де Лави, например, считал, что «у него мозг не в порядке», что доказывают «все его поступки». В своих показаниях царевич договорился до того, что якобы австрийский император Карл VI обещал ему вооруженную помощь в борьбе за российскую корону.

Развязка была короткой.

24 июня Алексея снова пытали, и в этот же день верховный суд, состоявший из генералитета, сенаторов и Святейшего Синода (всего 120 человек), приговорил царевича к смертной казни. Правда, часть судей из духовного сословия фактически уклонились от явного решения о смерти - они приводили выпивки из Библии двоякого рода: как о казни сына, ослушавшегося отца, так и о прощении блудного сына. Решение сего вопроса: как поступить в сыном? - они оставляли за отцом - Петром I. Гражданские лица высказались прямо: казнить.

Но и после этого решения Алексея не оставили в покое. На другой день к нему приезжал посланный царем Григорий Скорняков-Писарев для допроса: что значат найденные в бумагах царевича выписки из римского ученого и историка Варрона. Царевич сказал, что делал эти выписки для собственного пользования, «чтоб видеть, что прежде было не так, как теперь делается», но не собирался показывать их народу.

Но и этим дело не кончилось. 26 июня в 8 часов утра в крепость к царевичу приехал сам Петр с девятью приближенными. Алексея снова пытали, стараясь выведать еще какие-нибудь подробности.

Царевича мучили 3 часа, потом уехали. А днем, в 6-м часу, как записано в книгах канцелярии гарнизона Петропавловской крепости, Алексей Петрович преставился. Петр I опубликовал официальное извещение, где говорилось, что, выслушав смертный приговор, царевич пришел в ужас, потребовал к себе отца, просил у него прощения и скончался по-христиански - в полном раскаянии от содеянного.

Мнения об истинной причине смерти Алексея расходятся. Одни историки считают, что он умер от пережитых волнений, другие приходят к мысли, что царевич был задушен по прямому указанию Петра, чтобы избежать публичной казни. Историк Н. Костомаров упоминает о письме, составленном, как в нем сказано, Александром Румянцевым, где говорилось о том, как Румянцев, Толстой и Бутурлин по царскому повелению удушили царевича подушками (правда, историк сомневается в подлинности письма).

На другой день, 27 июня, была годовщина Полтавской битвы, и Петр устроил празднование - сытно пировал, веселился. Впрочем, действительно, что ему было унывать - ведь Петр не был здесь первопроходцем. Не говоря уже о древних примерах, не столь давно собственноручно убил своего сына другой русский царь - Иван Грозный.

Хоронили Алексея 30 июня. Петр I присутствовал на похоронах вместе с женой, мачехой царевича.

Траура не было.

АЛЕКСЕЙ ПЕТРОВИЧ
(18.II.1690 - 26.VI.1718) - царевич, старший сын Петра I от первой жены Е. P.Лопухиной.
До 8 лет воспитывался у матери, во враждебной Петру I среде. Боялся и ненавидел отца, неохотно выполнял его поручения, особенно воен. характера. Безволие и нерешительность А. П. использовались политич. врагами Петра I. В 1705-06 вокруг царевича сгруппировалась реакц. оппозиция духовенства и боярства, противодействовавшая реформам Петра I. В окт. 1711 А. П. женился на принцессе Софье Шарлотте Брауншвейг-Вольфенбюттельской (ум. 1715), от к-рой он имел сына Петра (впоследствии Петр II, 1715-30). Пётр I, угрожая лишением наследства и заточением в монастырь, неоднократно требовал, чтобы А. П. изменил свое поведение. В кон. 1716, боясь наказания, А. П. бежал в Вену под защиту австр. имп. Карла VI. Скрывался в замке Эренберг (Тироль), с мая 1717 - в Неаполе. Угрозами и обещаниями Пётр I добился возвращения сына (янв. 1718) и заставил его отречься от прав на престол и выдать сообщников. 24 июня 1718 верховный суд из генералитета, сенаторов и Синода приговорил А. П. к смертной казни. По существующей версии он был задушен приближенными Петра I в Петропавловской крепости.

Советская историческая энциклопедия. - М.: Советская энциклопедия. Под ред. Е. М. Жукова.
1973-1982.

Смерть сына Петра I Алексея

Как же на самом деле умер Алексей? Этого никто не знал тогда, не знает и сейчас. Смерть царевича породила слухи и споры сначала, в Петербурге, потом по всей России, а потом и в Европе.

Вебер и де-Лави приняли официальное объяснение и донесли в свои столицы, что царевич умер от апоплексического удара. Но другие иностранцы усомнились, и в ход пошли разные сенсационные версии. Плейер сначала доложил, что Алексей умер от апоплексии, но через три дня сообщил своему правительству, что царевича обезглавили мечом или топором (много лет спустя бытовал даже рассказ, как сам Пётр отрубил сыну голову); по слухам, в крепость привозили какую-то женщину из Нарвы - пришивать голову на место, чтобы тело царевича можно было выставить для прощания. Голландский резидент де Би доносил, что царевича умертвили, выпустив из него всю кровь, для чего ему вскрыли вены ланцетом. Позже говорили ещё, что Алексея задушили подушками четверо гвардейских офицеров, и Румянцев был в их числе.

Правда же состоит в том, что для объяснения смерти Алексея не нужно никаких дополнительных причин ни отсечения головы, ни кровопускания, ни удушения, ни даже апоплексического удара.
Сорока ударов кнута хватило бы, чтобы убить любого здоровяка, а Алексей крепостью не отличался, так что душевное потрясение и страшные раны от сорока ударов по его тощей спине вполне могли его прикончить.

Но как бы там ни было, современники Петра считали, что смерть царевича - дело рук самого царя.
Многие были потрясены, но при этом общее мнение сводилось к тому, что смерть Алексея разрешила все проблемы Петра.

Пётр не уклонялся от обвинений. Хоть он и говорил, что это Господь призвал к себе Алексея, но никогда не отрицал, что сам предал Алексея суду, вынесшему смертный приговор. Царь не успел утвердить приговор, но был полностью согласен с решением судей. Не утруждал он себя и лицемерными изъявлениями горя.

Что же сказать об этой трагедии? Была ли это просто семейная драма, столкновение характеров, когда rpoзный тиран-отец безжалостно терзает и в конце концов убивает своего жалкого, беспомощного сына?

В отношениях Петра с сыном личные чувства неразделимо переплетались с политической реальностью. Характер Алексея, конечно, усугублял противостояние отца и сына, но в основе конфликта лежал вопрос верховной власти. Двое монархов - один на троне, другой в ожидании трона - имели разные представления о благе государства и ставили перед собой разные задачи.
Но каждый, столкнулся с горьким разочарованием. Пока правящий монарх сидел на троне, сыну оставалось только ждать, но и монарх знал, что, как только его не станет, мечтам его придёт конец и всё повернется вспять.

Допросы выявили, что произносились предательские речи, питались жгучие надежды на смерть Петра. Многих наказали; так можно ли было осудить этих второстепенных виновников и оставить невредимым главного? Именно такой выбор стоял перед Петром, и его же он предложил суду. Сам Пётр, разрываясь между отцовским чувством и преданностью делу всей своей жизни, выбрал второе.
Алексей был осужден на смерть из государственных соображений. Как и для Елизаветы I Английской, это было тяжёлое решение монарха, ставившего цель во что бы то ни стало уберечь" государство, на создание которого он положил всю жизнь.

Biofile.ru›История›655.html

Задача данной статьи выяснить истинную причину смерти царевича АЛЕКСЕЯ ПЕТРОВИЧА по его коду ПОЛНОГО ИМЕНИ.

Рассмотрим таблицы кода ПОЛНОГО ИМЕНИ. \Если на Вашем экране будет смещение цифр и букв, приведите в соответствие масштаб изображения\.

1 13 19 30 48 54 64 80 86 105 122 137 140 150 174 191 206 219 220 234 249 252
А Л Е К С Е Й П Е Т Р О В И Ч Р О М А Н О В 252 251 239 233 222 204 198 188 172 166 147 130 115 112 102 78 61 46 33 32 18 3

17 32 45 46 60 75 78 79 91 97 108 126 132 142 158 164 183 200 215 218 228 252
Р О М А Н О В А Л Е К С Е Й П Е Т Р О В И Ч
252 235 220 207 206 192 177 174 173 161 155 144 126 120 110 94 88 69 52 37 34 24

Зная все перипетии в заключительной стадии судьбы АЛЕКСЕЯ ПЕТРОВИЧА, легко поддаться соблазну и дешифровать отдельные цифры как:

64 = КАЗНЬ. 80 = УДАВЯТ.

Но цифры 122 = ИНСУЛЬТ и 137 = АПОПЛЕКСИЯ говорят об истинной причине смерти.
И сейчас мы убедимся в этом.

РОМАНОВ АЛЕКСЕЙ ПЕТРОВИЧ = 252 = 150-АПОПЛЕКСИЯ М\ озга \ + 102-...СИЯ МОЗГА.

252 = 179-АПОПЛЕКСИЯ МОЗГА + 73-...СИЯ М\ озга \.

Следует заметить, что слово АПОПЛЕКСИЯ читается открыто: 1 = А...; 17 = АП...; 32 = АПО...; 48 = АПОП...; 60 = АПОПЛ...; 105 = АПОПЛЕКСИ...; 137 = АПОПЛЕКСИЯ.

174 = АПОПЛЕКСИЯ МОЗ\ га \
_____________________________
102 = ...СИЯ МОЗГА

Думается, что наиболее точной будет дешифровка со словом ИНСУЛЬТ. Проверим это двумя таблицами: ИНСУЛЬТОМ СМЕРТЬ и СМЕРТЬ ИНСУЛЬТОМ.

10 24* 42 62 74 103 122*137*150* 168 181 187 204*223 252
И Н С У Л Ь Т О М С М Е Р Т Ь
252 242 228*210 190 178 149 130*115* 102* 84 71 65 48* 29

Мы видим совпадение центрального столбца 137\\130 (восьмой - по счёту слева и справа) со столбцом в верхней таблице.

18* 31 37* 54* 73 102* 112*126*144*164*176 205 224 239*252
С М Е Р Т Ь И Н С У Л Ь Т О М
252 234*221 215*198*179 150*140*126*108* 88* 76 47 28 13*

Мы видим совпадение двух столбцов 112\\150 и 126\\144, причём в нашей таблице столбец 112\\150 идёт по счёту седьмым слева, а столбец 126\\144 - седьмым справа.

262 = АПОПЛЕКСИЯ ГОЛОВНОГО МО\ зга \.

Код числа полных ЛЕТ ЖИЗНИ: 86-ДВАДЦАТЬ + 84-ВОСЕМЬ = 170 = 101-УМЕРШИЙ + 69-КОНЕЦ.

Смотрим столбец в верхней таблице:

122 = ДВАДЦАТЬ ВОС\ емь \ = ИНСУЛЬТ
________________________________________
147 = 101-УМЕРШИЙ + 46-КОНЕ\ ц \

147 - 122 = 25 = УГА\ с \.

170 = 86-\ 43-УДАР + 43-УГАС \ + 84-МОЗГОВОЙ.

170 = 127-МОЗГОВОЙ УДАР + 43-УГАС.

Цифру 127 = МОЗГОВОЙ УДАР мы найдём, если сложим коды букв, вошедшие в код ПОЛНОГО ИМЕНИ только один раз:

Л=12 + К=11 + С=18 + П=16 + Т=19 + Ч=24 + М=13 + Н=14 = 127.

Петропавловская крепость, место известного призрака княжны Таракановой (см. мой пост , которая оказалась узницей этих мрачных стен из-за предательства любимого. Печальное совпадение, что в подобной беде в начале 18 века оказался другой именитый узник Петропавловки – царевич Алексей, сын Петра I. Роковую роль в аресте и гибели царевича тоже сыграла любовь. Алексея предала фаворитка Афросинья Федорова (Ефросинья) – крепостная девушка, на которой он был готов жениться.

Петропавловская крепость, где погиб царевич Алексей. Говорят, его грустный призрак бродит там. Тень Афросиньи тоже обречена бродить там и искать царевича, чтобы попросить прощение... Только так они обретут покой. Никто не знает, как помочь неупокоеным душам.

Царевичу Алексею часто приписывают набор всяческого мракобесия, и такими же качествами наделают его спутницу. «Крепостная - работная девка». Однако судя по ее письмам, Афросинья относилась к той категории крепостных, которые обучались «вместе с барышнями разным наукам», и становились компаньонками своих господ.

Афросинья стала компаньонкой царевича Алексея и везде сопровождала его в костюме пажа, с ней царевич путешествовал и по Европе. Канцлер Шенборн назвал спутницу царвича - реtitе раgе (маленький паж), упоминая ее миниатюрное телосложение. В Италии костюмы пажей шили из цветной бархатной ткани, которая очень понравилась дамам, и в гардеробе каждой модницы был такой мужской наряд. Вполне в стиле галантного века, но романтическая история царевича закончилась трагически.
Царь Петр не печалился об увлечении сына, поскольку сам «на прачке женился» - как ворчали его коллеги-монархи.

Фаворитка проявила себя и "верным дружком" царевича, и ее внезапные показания против Алексея вызывают недоумение исследователей. По одной версии, ее запугали – у Афросиньи и Алексея бал малолетний сын. Другая версия печальнее – Афросинья была тайным агентом графа Толстого, который посулил девице богатую награду и долгожданную свободу за успешную миссию. Этим и обосновывают блестящее образование Афросиньи и уверенное путешествие по Европе вместе с Алексеем. Толстой как начальник Тайной канцелярии подготовил Афросинью заранее.

Парадный портрет царевича

В переписке царевич и Афросинья обсуждают оперу, что вполне указывает на образованность.
«А оперы и комедий не застала, токмо в един от дней на гондоле ездила в церковь с Петром Ивановичем и с Иваном Федоровичем музыки слушать, больше сего нигде не гуляла...»

Царевич отвечает Афросинье:
«Поезжай в летиге*, не спеша, понеже в Тирольских горах дорога камениста: сама ты знаешь; а где захочешь, отдохни, по скольку дней хочешь»

*летига – карета

Письмо Афросиньи

О своих затратах фаворитка четко отчитывалась царевичу: «Доношу вам об моих покупках, которые, быв в Венеции, купила: 13 локтей материи золотой, дано за оную материю 167 червонных, да из каменьи крест, серьги, перстень лаловые, да за оный убор дано 75 червонных...»

Вопреки стереотипам, царевич Алексей не испытывал ненависти к Европе, а Италию и Чехию он полюбил и не отказался бы обосноваться в этих благодатных краях вдали от бурной отцовской политики. Алексей свободно говорил и писал по-немецки.

Историк Погодин отмечает «Царевич был любознателен: от путевой расходной его собственноручной книжки мы видим, что во всех городах, где он останавливался, покупал почти прежде всего книги и на значительные суммы Книги эти были не одного духовного содержания, но и исторические, литературные, карты, портреты, осматривал везде достопримечательности».

Современник Гюйсен писа о царевиче: «У него есть честолюбие, сдерживаемое благоразумием, здравый смысл, большое желание отличиться и приобрести все, что считается нужным для наследника большого государства; он уступчивого и тихого нрава и показывает желание пополнить большим прилежанием то, что было упущено в его воспитании».

С отцом у царевича возникли разногласия по политическим причинам. Петр призывал Алексея к оружию, а царевич был сторонником мирной жизни, его больше интересовало благосостояние собственных имений. Алексей не был готов к войне и интригам, но к глупым мракобесам его тоже относить не стоит. Обычно историю пишет победитель, выставляя проигравших в неприглядном свете. Так было потом и с Петром III и Павлом I.

Разногласия Алексея с отцом объясняют исследователи:
«В течение 13 лет (от 9 до 20 года жизни царевича) царь виделся не более 5 - 7 раз с сыном и почти всегда обращался к нему со строгим выговором»
«Осторожность, скрытность, боязнь видные в письмах Алексея, свидетельствуют не только о холодных, но даже враждебных отношениях у сына с отцом. В одном письме царевич называет благополучным временем то, когда отец уедет»

Послушав приближенных, Петр забеспокоился, что в Европе царевич может найти союзников и попытаться заполучить корону, не дожидаясь естественной отцовской кончины. Петр велел графу Толстому вернуть сына в Россию.

Предположительно, Толстой велел своему агенту - Афросинье повлиять на решение Алексея, который согласился исполнить волю отца.
«Мои господа! Письмо ваше я получил, и что сын мой, поверя моему прощению, с вами действительно уже поехал, что меня зело обрадовало. Что же пишете, что желает жениться на той, которая при нем, и в том весьма ему позволится, когда в наш край приедет, хотя в Риге, или в своих городах, или в Курляндии у племянницы в доме, а чтоб в чужих краях жениться, то больше стыда принесет. Буде же сомневается, что ему не позволят, и в том может рассудить: когда я ему такую великую вину отпустил, а сего малого дела для чего мне ему не позволить? О чем наперед сего писал и в том его обнадежил, что и ныне паки подтверждаю. Также и жить, где похочет, в своих деревнях, в чем накрепко моим словом обнадежьте его» - писал Петр I, давая согласие Алексея на брак с крепостной.

Алексей отрекся от престола, желая спокойной жизни в своем имении:
«Батюшка взял меня к себе есть и поступает ко мне милостиво! Дай Боже, чтоб и впредь так же, и чтоб мне дождаться тебя в радости. Слава Богу, что от наследства отлучили, понеже останемся в покое с тобою. Дай Бог благополучно пожить с тобой в деревне, понеже мы с тобой ничего не желали только, чтобы жить в Рождественке; сама ты знаешь, что мне ничего не хочется, только бы с тобою до смерти жить» - писал он Афросинье.

На что Василий Долгорукий сказал: «Вот дурак! Поверил, что отец посулил ему жениться на Афросинье! Жоль ему, а не женитьбы! Чорт его несет: все его обманывают нарочно!».

За такую болтовню Долгорукий поплатился, шпионы все донесли Петру.

Принцесса Шарлотта, законная супруга Алексея. Их брак продлился 4 года. Династические узы без взаимности принесли страдания обоим. Шарлотта скончалась в возрасте 21 года. "Я не что иное, как бедная жертва моей семьи, не принёсшая ей ни малейшей пользы, и я умираю медленной смертью под бременем горя" - записала Шарлотта.

«Взял некую бездельную и работную девку и с оною жил явно беззаконно, оставя свою законную жену, которая потом вскоре и жизнь свою скончала, хотя и от болезни, однако ж не без мнения, что и сокрушение от непорядочного его жития с нею много к тому вспомогло» - осуждали Алексея.

Петр Алексеевич - сын Шарлотты и Алексея (будущий Петр II)

Петр отказывался верить в заговор сына, он подозревал, что виной всему смутьяны вроде Кикина – казнокрада и его товарищей, которые желали повыше взлететь (см мой пост . Хотели предатели свергнуть своего царя-благодетеля свергнуть, чтобы потом от имени Алексея править, удалив его от дел государственных. Также царь подозревал в заговоре свою первую жену Евдокию, которая не принимала его политику и была сослана в монастырь.

«Когда б не монахиня (первая жена Петра), не монах (епископ Досифей) и не Кикин, Алексей не дерзнул бы на такое неслыханное зло. Ой, бородачи! Многому злу корень - старицы и попы; отец мой имел дело с одним бородачем (патриархом Никоном), а я с тысячами» - говорил Петр.

Показания Афросиньи, которая находилась под арестом в Петропавловской крепости, решили судьбу царевича:
«Писал царевич письма по-русски к архиреям и по-немецки в Вену, жалуясь на отца. Говорил царевич, что в русских войсках бунт и что это его весьма радует. Радовался всякий раз, когда слышал о смуте в России. Узнав, что младший царевич болен, благодарил Бога за милость сию к нему, Алексею. Говорил, что «старых» всех переведет и изберет «новых» по своей воле. Что когда будет государем, то жить станет в Москве, а Петербург оставит простым городом, кораблей держать не станет вовсе, а войско - только для обороны, ибо войны ни с кем не желает. Мечтал, что, может, отец его умрет, тогда будет смута великая, ибо одни станут за Алексея, а другие - за Петрушу-шишечку, а мачеха глупа зело, чтобы со смутой справиться…»

Афросинья на допросе в тюрьме (Екатерина Кулакова,фильм "Царевич Алексей")

«Да он же, царевич, говаривал: когда он будет государем, и тогда будет жить в Москве, а Питербурх оставит простой город; также и корабли оставит и держать их не будет; а войска-де станет держать только для обороны, а войны иметь ни с кем не хотел, а хотел довольствоваться старым владением, и намерен был жить зиму в Москве, а лето в Ярославле; и когда слыхал о каких видениях или читал в курантах, что в Питербурхе тихо и спокойно, говаривал, что видение и тишина недаром».

«Может быть, либо отец мой умрет, либо бунт будет: отец мой, не знаю, за што меня не любит, и хочет наследником учинить брата моего, он еще младенец, и надеется отец мой, что жена его, а моя мачеха, умна; и когда, учинив сие, умрет, то-де будет бабье царство. И добра не будет, а будет смятение: иные станут за брата, а иные за меня… Я, когда стану царем, то старых всех переведу, а наберу себе новых по своей воле…»

Алексей был арестован, заключен в Петропавловскую крепость, где под страхом пыток подтвердил показания своей фаворитки. Недавно умер младший сын Петра I, которому царь хотел завещать престол. Трагедия в семье сделала Петра особенно подозрительным к политической измене.

Судьбу сына Петр отдал в руки судей: «Прошу вас, дабы истинно суд вершили, чему достойно, не флатируя мне (от французского flatter - льстить, угождать.) и не опасаясь того, что ежели сие дело легкого наказания достойно, и когда вы так учините осуждением, чтоб мне противно было, в том отнюдь не опасайтесь: також и не рассуждайте того, что тот суд надлежит вас учинить на моего, яко государя вашего, сына; но несмотря ка лицо сделайте правду и не погубите душ своих и моей, чтоб совести наши остались чисты и отечество безбедно».

Судьи – 127 человек вынесли царевичу смертный приговор, который не был приведен в исполнение.
Царевич умер в тюрьме Петропавловской крепости 26 июня (7 июля) 1718 года в возрасте 28 лет. Точные обстоятельства гибели неизвестны. По одной причине он был «здоровьем слаб», по другой – его приказал умертвить родной отец, опасаясь заговора, еще версия – что опять постарались агенты графа Толстого, дабы не допустить примирения сына и отца.

По свидетельству историка Голикова: «Слезы сего великого родителя (Петра) и сокрушение его доказывают, что он и намерения не имел казнить сына и что следствие и суд, над ним производимые, были употреблены как необходимое средство к тому единственно, дабы, показав ему ту попасть, к которой он довел себя, произвесть в нем страх следовать впредь теми же заблуждения стезями».

Французский философ Вольтер писал:
«Люди пожимают плечами, когда слышат, что 23-летний принц умер от удара при чтении приговора, на отмену которого он должен был надеяться». (философ ошибся в возрасте Алексея).

А.С. Пушкин полагал, что царевича отравили «25 (июня 1718) прочтено определение и приговор царевичу в Сенате... 26 царевич умер отравленным».

После смерти сына Петр издал указ: «Понеже всем ведомо есть, какою авессаломскою злостью надмен был сын наш Алексей, и что не раскаянием его оное намерение, но милостию Божиею всему нашему отечеству пресеклось, а сие не для чего иного взросло, токмо от обычая старого, что большему сыну наследство давали, к тому же один он тогда мужеского пола нашей фамилии был, и для того ни на какое отеческое наказание смотреть не хотел. ... Для чего благорассудили сей устав учинить, дабы сие было всегда в воле правительствующего государя, кому оный хочет, тому и определить наследство, и определенному, видя какое непотребство, паки отменить, дабы дети и потомки не впали в такую злость, как писано, имея сию узду на себе. Того ради повелеваем, дабы все наши верные подданные, духовные и мирские без изъятия, сей наш устав пред Богом и Его Евангелием утвердили на таком основании, что всяк, что сему будет противен, или инако како толковать станет, то за изменника почтен, смертной казни и церковной клятве подлежать будет. Петр».

Афросинья после печального финала Алексея была оправдана и получила долгожданную свободу «куды похочет ехать»:
«Девку Афросинью отдать коменданту в дом, и чтоб она жила у него, и куды похочет ехать, отпускал бы её со своими людьми»

Также Афросинья получила щедрую награду от Тайной канцелярии «Девке Афросинье на приданое выдать своего государева жалованья в приказ три тысячи рублев из взятых денег блаженные памяти царевича Алексея Петровича».
Для сравнения масштаба награды, в петровскую эпоху содержание пехотинца обходилось казне - 28 руб. 40 коп. в год, а одного драгуна - 40 руб. 17 коп.
Такое «жалование» от петровской спецслужбы получал не каждый.

Дальнейшая судьба Афросиньи Федоровой неизвестна. Предполагают, что она с сыном уехала за границу. Говорили, что она не ожидала, что ее показания приведут к смерти царевича Алексея… Она поверила графу Толстому, что Алексея ждет всего лишь изгнание - и она с сыном отправится вместе с ним. До конца жизни Афросинью преследовала тень человека, для которого она была "милым дружком", и которого предала... Свобода и деньги стали "серебряниками" предателя. Сюжет для романа времен галантного века.

Истории галантного века не всегда имели счастливый финал, увы...

Песнь о царевиче Алексее

Вы не каркайте, вороны, да над ясным над соколом,
Вы не смейтеся, люди, да над удалым молодцем,
Над удалым молодцем да над Алексеем Петровичем.
Уж и гусли, вы гуслицы!
Не выигрывайте, гусельцы, молодцу на досадушку!

Когда было мне, молодцу, пора-времечко хорошее,
Любил меня сударь-батюшка, взлелеяла родима матушка, Царевича Алексея хотят казнить
А теперь да отказалася, царски роды помешалися,
Что ударили во колокол, во колокол нерадостен:
У плахи белодубовой палачи все испужалися,
По сенату все разбежалися…

Один Ванька Игнашенок-вор,
Не боялся он, варвар, не опасился.
Он стаёт на запяточки ко глухой да ко повозочке,
Во глухой-то во повозочке удалой доброй молодец
Алексей Петрович-свет…
Без креста он сидит да без пояса,
Голова платком завязана…

Привезли повозочку на поле на Куликовое,
На степь да на Поташкину, ко плахе белодубовой.
Посылает Алексей Петрович челобитную
Ко родимому дядюшке ко Миките Романовичу.
Его дома не случилося, в терему не находилося,
Он ушел да во мыльну во парушу
Да помыться, да попариться.

Приходят челобитьице ко родимому ко дядюшку
Во мыльну теплу банюшку.
Он не помылся, да не попарился,
Он кладет да на шелков веничек
На дубовую на лавочку,
Кладет да костромское мыльцо
На косящето окошечко,
Он берет да золоты ключи,
Он идет да во конюшну белокаменну,
Он имает да коня доброго,
Он седлает да седло черкасское,
И поскакал он ко плахе белодубовой,
Ко любезному племянничку к Алексею да Петровичу,
Воротил он своего племянничка
От казнения от вешанья.

Приезжает он во свои палаты белокаменны,
Завел он пир-гуляньице навесело.
А у его-то родимого батюшки,
У Петра-то да у Первого,
В дому-то печаль да кручинушка,
Призавешаны окошечки черным бархатом.
Он зовет к себе да требует
Любезного зятюшку да Микиту Романовича:
«Что, любезный зятюшко, пьешь на радости, навеселе,
А у меня-то тоска да кручинушка:
Нету сына милого Алексея да Петровича».

Отвечает Никита Романович: «Пью я навеселе, на радости, У меня-то в гостях родимый
племянничек Алексей да Петрович…».
Царь-государь весьма этому обрадовался,
Приказал он свои створчаты окошечки Открыть для света для белого Да призавесить
алым бархатом.