По понедельникам большинство московских музеев не работают. Но это не значит, что у публики нет возможности познакомиться с прекрасным. Специально для понедельников редакция сайт запустила новую рубрику "10 неизвестных", в которой мы знакомим вас с десятью произведениями мирового искусства, объединенных одной тематикой. Распечатывайте наш гид и смело отправляйтесь с ним в музей, начиная со вторника.

Отныне целый зал Третьяковской галереи на Крымском Валу отведен Марку Шагалу: впервые после реставрации здесь выставили весь цикл панно, созданных великим авангардистом для Московского еврейского театра, а также одно из самых известных произведений художника "Над городом".

Марк Шагал "Введение в театр", 1920

В постоянной экспозиции Третьяковской галереи живописных работ Марка Шагала совсем немного – всего 12. Зато теперь, до конца лета, здесь можно увидеть цикл панно, созданных художником для Московского еврейского камерного театра. Цикл был создан в 1920 году, многократно переезжал вместе с театром, а когда в 1949 году он был закрыт, картины попали в Третьяковскую галерею и очень долго ждали реставрации. Когда Шагал приезжал в Москву в середине 1970-х, он был удивлен, что после всех перипетий, связанных с судьбой театра, работы вообще удалось сохранить. Художник подписал полотна, после чего они были отправлены на реставрационные работы. Обновленные картины отправились в выставочное турне по 45 городам и теперь наконец-то оказались дома. Правда ненадолго – уже осенью они будут представлены на большой выставке в Канаде.

Марк Шагал "Музыка" ("Бродячий музыкант"), 1920

Шагал получил заказ на оформление декораций, едва вернувшись из Витебска, где он преподавал вместе с Казимиром Малевичем в художественном училище. За два месяца художник создал девять работ, но на сегодняшний день сохранилось лишь семь. В книге "Моя жизнь" мастер писал: "Вот возможность перевернуть старый еврейский театр с его психологическим натурализмом и фальшивыми бородами. Наконец-то я смогу развернуться и здесь, на стенах, выразить то, что считаю необходимым для возрождения национального театра". Нужно сказать, что несмотря на настоящую борьбу Малевича и Шагала за переустройство образовательной художественной системы, художники оказали друг на друга сильное влияние в плане живописи и рисунка. Соперничество с Малевичем, а также тот факт, что Шагал долго жил и работал в среде французских авангардистов являются ключом к пониманию его живописной системы.

Марк Шагал "Часы", 1914

Марк Шагал "Часы", 1914

Мойша Сегал родился в Витебске 7 июля 1887 года в простой еврейской семье. В 19 лет он поступил в "Школу живописи и рисунка художника Пэна", а уже через год переехал в Санкт-Петербург. Здесь он начинает посещать рисовальную школу при обществе поощрения художеств, художественную студию С. М. Зайденберга и школу Е. Н. Званцевой, где преподавал кумир Шагала – Лев Бакст. Оказавшись в бурлящей художественной среде, он знакомится с западными художественными течениями – французским фовизмом, немецким экспрессионизмом, итальянским футуризмом. Под псевдонимом Марк Шагал художник начнет работать только в 1911 году. Объединив в своей живописи актуальные тенденции, еврейские и автобиографические мотивы и глубокую лиричность, Шагал сумел стать одним из лидеров мирового авангарда. Огромную роль в судьбе молодого художника сыграл депутат I Государственной думы Максим Моисеевич Винавер, который обеспечил Шагалу ежемесячное пособие, на которое тот смог уехать в Париж. Приехав во Францию, художник поселился в "Улее", где жила вся нищая артистическая интеллигенция того времени.

Марк Шагал "Венчание", 1918

Марк Шагал "Венчание", 1918

Шагал постоянно переезжал между Санкт-Петербургом, Москвой и Витебском, а в 1910 году он отправился в Париж, где в то время на пике славы находились Пабло Пикассо, Амедео Модильяни, Анри Матисс. Но где бы он ни был, Шагал постоянно обращался к теме родного города и еврейских традиций. Летом 1909 года, находясь в Витебске, художник познакомился с Беллой Розенфельд, дочерью ювелира. Он вспоминал: "...Она молчит, я тоже. Она смотрит – о, ее глаза! – я тоже. Как будто мы давным-давно знакомы, и она знает обо мне все: мое детство, мою теперешнюю жизнь и что со мной будет; как будто всегда наблюдала за мной, была где-то рядом, хотя я видел ее в первый раз. И я понял: это моя жена." С тех пор Белла Розенфельд стала его музой и главной героиней многих картин.

Марк Шагал "Над городом", 1918

Марк Шагал "Над городом", 1918

Картина "Над городом" стала одним из самых узнаваемых произведений Шагала. На ней художник изобразил себя вместе со своей супругой Беллой Розенфельд, пролетающими над Витебском. Метафоричность возвышенных чувств и краткости бытия оказались ведущими темами в живописи Шагала. И со временем этот сюрреалистично-экспрессионистский мотив становился все более декоративным и свободным. Но при этом вид маленького провинциального родного города всегда оставался неизменным, что тоже, безусловно, имело символический характер.

Марк Шагал "Парикмахерская", 1914

Еще одним живописным мотивом в творчестве Шагала стала повседневная жизнь. Он изображал улицы Витебска, его жителей. Огромная часть его воспоминаний, записанных в книге "Моя жизнь", посвящены матери, отцу, бабушке и дедушке. Через живописные сравнения с великими авторами и произведениями Шагал вспоминает их жизнь до невероятных мелочей: "Дед любил задумчиво слушать его. Один Рембрандт мог бы постичь, о чем думал этот старец – мясник, торговец, кантор – слушая, как сын играет на скрипке перед окном, заляпанным дождевыми брызгами и следами жирных пальцев", или: "Другой мой дядя, Зюся, парикмахер, один на все Лиозно. Он мог бы работать и в Париже. Усики, манеры, взгляд. Но он жил в Лиозно. Был там единственной звездой. Звезда красовалась над окном и над дверями его заведения. На вывеске – человек с салфеткой на шее и намыленной щекой, рядом другой – с бритвой, вот-вот его зарежет".

Марк Шагал "Раненый солдат", 1914

Летом 1914 года художник приехал в Витебск, но в сентябре 1915 года Шагал уехал в Петроград, поступил на службу в Военно-промышленный комитет. Во время Первой мировой войны художник вынужден был оставаться в России. Вскоре при содействии Анатолия Васильевича Луначарского он получил должность уполномоченного по делам искусств в Витебской губернии, где и основал Витебское художественное училище, куда пригласил преподавать своего учителя Юделя Пэна, своего ученика Эль Лисицкого и Казимира Малевича. В 1920 году Шагал уехал в Москву выполнять заказ для Московского еврейского театра, а потом и в Париж, где при содействии великого мецената и коллекционера, покровителя кубистов Амбруазо Воллара получил французское гражданство.

Марк Шагал "Окно на даче", 1915

Те несколько лет, проведенные художником в Витебске, стали самыми реалистическими в отношении живописи. Шагал создал целую серию картин и графических работ, на которых изображены мотивы провинциальной витебской жизни, очищенные от символизма. Позже, переехав в Париж, он называл этот город своим "вторым Витебском", но никогда не изображал его в подобной манере. Он писал: "Я всего-то и видел Петроград, Москву, местечко Лиозно да Витебск. Но Витебск – это место особое, бедный, захолустный городишко. Там остались девушки, к которым я не смог подступиться – не хватило времени или ума. Там десятки, сотни синагог, мясных лавок, прохожих. Разве это Россия? Это только мой родной город, куда я опять возвращался".

Марк Шагал "Вид из окна. Витебск", 1915

"Именно в этот приезд я написал витебскую серию 1914 года. – вспоминал Шагал. – Писал все, что попадалось на глаза. Но только дома, глядя из окна, а по улицам с этюдником не ходил. Мне хватало забора, столба, половицы, стула." Когда спустя полвека в 1964 году Шагал расписывал плафон парижской "Опера Гарнье", это был художник совершенно другого масштаба. Из витебского еврейского живописца он превратился в великого мастера мировой величины.

Марк Шагал "Ландыши", 1916

Марк Шагал "Ландыши", 1916

Марк Шагал умер 28 марта 1985 года, прожив 97 лет. Он стал свидетелем двух мировых войн, революций, расцвета и краха супрематизма и русского авангарда вообще, триумфа Энди Уорхола и поп-арта, пережил Мэрилин Монро и группу "Битлз", оставаясь при этом художником, сохранившим традиционное понимание живописи и искусства. И то, что сегодня хотя бы малую часть его работ, которые находятся в крупнейших музеях мира, можно увидеть в Москве – невероятная удача.

Ну что же? Должен сознаться — c"est captivant. [Это чарующе (франц.).] Ничего не поделаешь. Это то искусство, которое как раз мне должно претить в чрезвычайной степени. Это то, что во всех других сферах жизни я ненавижу (я еще не разучился ненавидеть), с чем я, несмотря на всю свою душевную усталость, еще не могу примириться — и все же это пленит, я бы даже сказал — чарует, если держаться точного смысла этого слова. В искусстве Шагала заложены какие-то тайные чары, какое-то волшебство, которое, как гашиш, действует не только помимо сознания, но и наперекор ему <...>

Шагал удостоился премии Карнеги. Это уже своего рода мировая consecration. [Признание (франц.).] Но и до того он вот уже десятки лет принадлежит к тем художникам, имена которых получили всесветную известность, про которых критики не пишут иначе, как пользуясь готовыми штампованными формулами, а это является выражением величайшего почитания. Шагал настоящая ведетта, вроде, ну скажем, Чаплина. И эта признанность может считаться вполне заслуженной. Он действительно подошел к эпохе, он шевелит в людях такие чувства, которые почему-то тянет испытывать. Можно еще найти в этом искусстве элементы бесовского наваждения или действия сил нечистых, однако об этом говорить не позволяется, а если разрешается, то не иначе как в ироническом тоне, или как о некоей “аллегории”. Несомненно есть что-то общее между творчеством Шагала и творчеством всяких художников — демониаков средневековья, часть которых упражнялась в “украшении” священнейших соборов всякой скульптурной чертовщиной, другая окружала миниатюры молитвенников самыми безрассудными и столь ехидными гримасами. Той же чертовщиной увлекались такие великие мастера живописи, как Босх или старший Брейгель, как Шонгауэр и как Грюневальд, — и со всеми ими у Шагала есть по крайней мере то общее, что он всецело подчиняется произволу своей фантазии; что он пишет то, что в голову взбредет; что он вообще во власти чего-то такого, что не поддается какому-либо разумному определению. Однако просто от вздора и шалости и от бредового творчества сумасшедших творения Шагала отличаются именно своими подлинными чарами.

Нынешняя выставка (открытая в галерее Май, 12, рю Бонапарт) лишний раз подтвердила во мне мое отношение к искусству Шагала (я был одним из первых, кто четверть века назад оценил это искусство), и в то же время она рассеяла прокравшееся в меня сомнение; не снобичен ли Шагал; не стал ли он шарлатанить, не превратился ли он, толкаемый к тому успехом, в банального трюкиста, который торгует тем, что когда-то давало ему подлинное вдохновение? Такие вопросы могли вполне естественно закрасться в душу, так как репертуар Шагала все такой же ограниченный, и он только и делает, что повторяет одни и те же темы.

Так и на данной выставке мы снова увидели все тех же летающих бородатых иудеев, возлежащих на диване любовников, белых невест, акробатов, нежных эфебов с букетами, порхающих ангелочков, согбенных жалких скрипачей, и все это вперемежку с какими-то музицирующими козлами, с гигантскими курицами, с телятами и апокалиптическими конями. Да и в смысле фона это опять то же черное небо с разноцветными ореолами светила, те же домишки грязной дыры из ужасного захолустья, тот же талый снег, или же рамы окон, зеленеющие кусты, стенные часы, семисвечники, торы. Меняется лишь расположение этих разнообразных элементов, и меняется формат картины. Видно, без иных из этих обязательных деталей художник просто не может обойтись, и они нет-нет да и пролезут в его композицию, которая ему кажется незаконченной, пока именно какой-либо такой козел-скрипач или крылатый вестник не нашли себе места.

Я шел на выставку без большой охоты, в предвидении именно этих повторений, успевших за годы моего знакомства с творчеством Шагала сильно приесться. Но вот эта новая демонстрация “упражнения с ограниченным количеством реквизитов” не только меня не огорчила, но она пленила меня, а, главное, не получилось от этого сеанса впечатления трюкажа или хотя бы до полного бесчувствия зазубренного фокуса. В каждой картине, в каждом рисунке Шагала все же имеется своя жизнь, а, следовательно, свой raison d"etre. Каким-то образом все это, даже самое знакомое, трогает; не является и сожаление вроде того, что “вот такой замечательный талант, а так себя разменивает, так себя ограничивает”. Шагал просто остался верен себе, а иначе он творить не может. Но когда он берется за кисти и краски, на него что-то накатывается, и он делает то, что ему велит распоряжающееся им божество — так что выходит, что вина божества, если получается все одно и то же.

Но только божество это, разумеется, не Аполлон. Самое прельстительное и безусловно прельстительное в Шагале, это — краски, и не только их сочетание, но самые колеры, каждый колер, взятый сам по себе. Прелестна эта манера класть краски, то, что называется фактурой. Но и эти красочные прелести отнюдь не аполлонического происхождения. Нет в них ни стройной мелодичности, ни налаженной гармонии, нет и какой-либо задачи, проведения какой-либо идеи. Все возникает как попало, и невозможно найти в этой сплошной импровизации каких-либо намерений и законов. Вдохновения — хоть отбавляй, но вдохновение это того порядка, к которому художники, вполне владеющие своим творчеством, относятся несколько свысока. Почему не быть и такому искусству, почему не тешиться им? Тешимся же мы рисунками детей или любителей, наслаждаемся же мы часто беспомощными изделиями народного творчества — всем тем, в чем действует непосредственный инстинкт и в чем отсутствует регулирующее сознание. Мало того, этим наслаждаться даже полезно, это действует освежающе, это дает новые импульсы. Но аполлоническое начало начинается лишь с того момента, когда инстинкт уступает место воле, знанию, известной системе идей и, наконец, воздействию целой традиционной культуры.

Это все и почиталось до начала XX века настоящим искусством; с историей этого искусства знакомят нас музеи, и из-за такого искусства эти музеи приобрели в современной жизни значение бесценных хранилищ, чуть ли не храмов. Мы общаемся в них с высочайшими и глубочайшими умами (хотя бы эти умы и выражались подчас в очень несуразных, странных формах, а то и просто снисходили до шутки, до балагурства). Но странное впечатление будут производить в этих же музеях картины Шагала и других художников, рожденные нашей растерянной, не знающей, a quel saint se vouer [Какому святому поклониться (франц.).] эпохой. Выражать свою эпоху они, разумеется, будут и будут даже делать это лучше, нежели всякие картины более разумного и трезвого характера, или же такие картины, которые выдают большую вышколенность. Однако я сомневаюсь, что будущие поколения преисполнятся уважения к нашей эпохе после такого ознакомления с ней, и станут на нас оглядываться так, как мы оглядываемся на разные пройденные фазисы человеческого прошлого — с нежностью, с умилением, а то и завистью. Люди благочестивые среди этих будущих (сколь загадочных!) поколений, вычитывая душу нашего времени из этих типичнейших для него произведений (из живописи Шагала, среди многого другого), скорее почтут за счастье, что подобный кошмар рассеялся, и обратятся к небесам с мольбой, чтобы он не повторялся.

Мне хочется выделить одну из картин на настоящей выставке Шагала. Если она не менее кошмарна, нежели прочие, если она и очень характерна для Шагала, если и в ней доминирует импровизационное начало, то все же она, как мне кажется, серьезнее всего прочего, она, несомненно, выстрадана, и чувствуется, что, создавая ее, художник, вместо того, чтобы прибегать к привычному творческому возбуждению, имеющему общее с кисловато-сладостной дремотой, был чем-то разбужен, не на шутку напуган и возмущен. Несомненно и то, что поводом к созданию этого видения были реальные события <…> Однако самый смысл представленного символа мне непонятен. Почему именно бледный труп пригвожденного к кресту Христа перерезает в белом сиянии наискось мрак, разлитый по картине?! Непонятны и разные другие символы (непонятны именно в качестве символов), что разбросаны по картине. Однако в целом это “видение” поражает и подчиняет внимание. Следует ли толковать присутствие Христа, как луч надежды? Или перед нами искупительная жертва? Или же сделана попытка обличения виновника бесчисленных бед? Считали же иные что все беды, обрушившиеся на человечество за долгие века христианской эры, — прямые плоды того учения, которое, проповедуя милость и любовь, на реальном опыте повлекло за собой более жестокие и злобные последствия, нежели все, ему предшествовавшее.

Как решить задачу, я не знаю. Картина сама по себе не содержит ответа, а обращаться за изустными комментариями к самому творцу (если бы он пожелал их дать) я не намерен. Но одно, во всяком случае, остается бесспорным. В картине “Христос” представлено нечто в высшей степени трагическое и такое, что вполне соответствует мерзости переживаемой эпохи. Это — документ души нашего времени. И это — какой-то вопль, какой-то клич, в этом и есть подлинный пафос! Быть может, эта картина означает и поворот в самом творчестве Шагала, желание его отойти от прежних “соблазнительных потех”, и в таком случае можно ожидать от него в дальнейшем других подобных же откровений. Шагал — художник подлинный, и то, что он со всей искренностью еще скажет, будет всегда значительно и интересно.

В Третьяковской галерее открылась выставка «Марк Шагал. Истоки творческого языка художника», приуроченная к его 125-летию. Упор в экспозиции сделан на малоизвестную графику, также в нее включены образчики еврейского народного искусства и русские лубки.

Отправляясь в 1922 году в эмиграцию, Марк Шагал написал: «Ни царской, ни советской России я не нужен. Меня не понимают, я здесь чужой. Зато Рембрандт уж точно меня любит. И может быть, вслед за Европой меня полюбит моя Россия». Прогноз полностью оправдался, хотя дожидаться признания на родине художнику пришлось полвека. В 1973 году он приезжал в Москву, чтобы открыть свою персональную выставку в Третьяковке. Впрочем полноценное признание, сопровождаемое любовью широкой публики, случилось уже после смерти Шагала – в перестроечные времена. Пушкинский музей устроил в 1987 году большую ретроспективу мастера, получившую бешеную популярность: очередь в музей занимали с ночи. Да и относительно недавний, 2005 года, проект Третьяковской галереи под названием «Здравствуй, Родина!» пользовался немалым успехом

Нынешнюю экспозицию в Инженерном корпусе можно считать своего рода набором сносок и комментариев к предыдущему «фолианту».

Здесь нет всенародно любимых хитов вроде «Прогулки над Витебском» или «Скрипача на крыше», зато имеются полторы сотни экспонатов с более камерным звучанием. Большинство из них нашим зрителям не знакомы. По словам куратора выставки Екатерины Селезневой (в свободное от кураторства время она работает директором департамента международных связей Минкульта РФ), почти все эти материалы номинировались семь лет назад на участие в проекте «Здравствуй, Родина!», но в окончательный состав не попали. Надо полагать, в первую очередь из-за того, что меркли на фоне масштабных полотен. Тогда же и решено было устроить в неопределенном будущем отдельную выставку графики и малоформатной живописи, чтобы сосредоточиться на корнях и истоках шагаловского творчества. Как пошутила на пресс-конференции внучка художника Мерет Мейер, «если уподобить выставку ребенку, то семь лет вынашивания могли бы привести к появлению на свет некоего монстра». Однако представленный публике «младенец» вышел довольно симпатичным – по крайней мере, без отклонений в развитии. Хотя вундеркиндом его тоже не назовешь.

Ни для кого не секрет, что искусство Марка Шагала стало результатом мощного синтеза сразу нескольких стилей, манер и визуальных культур. Свой персональный миф художник складывал по наитию и вдохновению, заимствуя вокруг не столько идеи и образы, сколько «плацдармы» для собственных эмоций. Но задним числом можно выявить изрядное число параллелей, зачастую совершенно бессознательных.

Если бы устроители выставки действительно преследовали цель исследовать «истоки творческого языка художника», они бы не ограничилась включением в экспозицию бронзовых менор, ритуальных бокалов, ханукальных светильников и прочих примет местечкового быта.

Такого рода предметы, одолженные в Российском этнографическом музее и в Музее истории евреев в России, здесь чрезвычайно уместны, но явно недостаточны. И даже небольшая коллекция русских лубков тему «истоков» все равно не закрывает. Для полной убедительности потребовались бы и православные иконы (их Шагал чрезвычайно ценил), и произведения кубистов с сюрреалистами, и даже избранные работы отечественных классиков – от Александра Иванова до Михаила Врубеля. В каталоге выставки подобные связи прослежены, а в экспозиционной реальности их не видно. Легко понять почему: такое исследование не только потребовало бы дополнительных (причем немалых) организационных усилий, но еще и выбило бы из колеи так называемых «обычных» зрителей. Фигура Марка Шагала перестала бы играть главную и исключительную роль; публике пришлось бы пробираться к его работам через лабиринты смыслов. С точки зрения демократичности проекта такой подход наверняка показался устроителям неприемлемым, хотя с искусствоведческих позиций выглядел весьма соблазнительным.

Но нет худа без добра. Минимизация привлеченных аллюзий позволяет прильнуть к творчеству Шагала напрямую, без посредников.

Хотя ставка сделана на графику, в том числе печатную, найдется здесь и живопись, так что любители узнаваемых шагаловских эффектов внакладе не останутся. Особенно драматичным должно стать воздействие полотна «Обнаженная над Витебском»: стоит иметь в виду, что написано оно в 1933 году, когда художник получил сразу две моральные травмы.

Нацисты тогда сожгли ряд шагаловских работ после выставки «Большевизм в искусстве», а французские власти отказались предоставить ему гражданство, припомнив период комиссарства в Витебске. В определенном смысле эту картину можно расценивать как сеанс душевного самолечения.

Впрочем у Шагала почти все автобиографично, даже фантасмагории. Скажем, гравированные иллюстрации для книги «Моя жизнь» (любопытно, что мемуарный том художник закончил писать в возрасте всего-то 37 лет) исполнены сюрреалистическими подробностями – и все же воспринимаются почти как документальные свидетельства. Тем более достоверными выглядят портреты членов семьи – матери, жены Беллы и дочери Иды, кузенов, дальних родственников. По этому поводу вспоминается фраза Шагала: «Если мое искусство не играло никакой роли в жизни моих родных, то их жизни и их поступки, напротив, сильно повлияли на мое искусство».

Чем не еще один «исток творческого языка»? Семейную тему на выставке несколько неожиданно продолжают фрагменты «Свадебного сервиза» – керамической посуды, расписанной художником в честь замужества дочери.

Мерет Мейер утверждает, что этим сервизом при дедушкиной жизни они частенько пользовались в быту.

Выставка принципиально не следует никаким хронологиям, так что по соседству в едином пространстве можно встретить и юношеские зарисовки, и знаменитые офортные серии иллюстраций к Библии и к «Мертвым душам» (это работы 1920-х – 1930-х годов), и поздние подкрашенные коллажи, которые вообще-то не предназначались для публики, а служили эскизами к монументальным работам, например к панно «Триумф музыки» для нью-йоркской Метрополитен-оперы. Понятно, что смешение разных периодов творчества тоже не способствует аналитическому восприятию. Хотя в случае именно с Шагалом такой экспозиционный прием себя частично оправдывает. Всю свою долгую жизнь он словно намывал круги возле собственных эмоций, среди которых одной из важнейших была тоска по утраченному Витебску. Так что разрывы в десятки лет между работами кажутся не столь уж и критичными.

Тeги: Марк Шагал, Третьяковская галерея

Марк Шагал. Над городом. 1918 г. , Москва

Картины Марка Шагала (1887-1985 гг.) сюрреалистичны, неповторимы. Его ранняя работа «Над городом» – не исключение.

Главные герои, сам Марк Шагал и его возлюбленная Белла, летят над их родным Витебском (Белоруссия).

Шагал изобразил самое приятное чувство на свете. Чувство взаимной влюбленности. Когда не чуешь под ногами землю. Когда становишься единым целым с любимым. Когда ничего не замечаешь вокруг. Когда просто летишь от счастья.

Предыстория картины

Когда Шагал начал писать картину «Над городом» в 1914 году, они были знакомы с Беллой уже 5 лет. Но 4 из которых они провели в разлуке.

Он – сын бедного еврея-разнорабочего. Она – дочь богатого ювелира. На момент знакомства совершенно неподходящая кандидатура для завидной невесты.

Он уехал в Париж учиться и делать себе имя. Вернулся и добился своего. Они поженились в 1915 году.

Вот это счастье и написал Шагал. Счастье быть с любовью всей своей жизни. Несмотря на разницу в социальном статусе. Несмотря на протесты семьи.

Главные герои картины

С полетом все более-менее понятно. Но у вас может возникнуть вопрос, почему же влюблённые не смотрят друг на друга.

Возможно, потому что Шагал изобразил души счастливых людей, а не их тела. И в самом деле, не могут же тела летать. А вот души вполне могут.

Марк Шагал. Над городом (фрагмент). 1918 г. Третьяковская галерея, Москва

А душам смотреть друг на друга не обязательно. Им главное чувствовать единение. Вот мы его и видим. У каждой души по одной руке, как будто они и вправду уже почти слились в единое целое.

Он, как носитель более сильного мужского начала, написан более грубо. В кубической манере. Белла же по-женски изящна и соткана из округлых и плавных линий.

А ещё героиня одета в мягкий синий цвет. Но с небом она не сливается, ведь оно серого цвета.

Пара хорошо выделяется на фоне такого неба. И создаётся впечатление, как будто это очень естественно – летать над землёй.

Проверьте себя: пройдите онлайн-тест

Образ города

Вроде мы видим все признаки городка, вернее большого села, которым был 100 лет назад Витебск. Здесь и храм, и дома. И даже более помпезное здание с колоннами. И, конечно, много заборов.

Марк Шагал. Над городом (деталь). 1918 г. Третьяковская галерея, Москва

Но все же город какой-то не такой. Домики намеренно скособочены, как будто художник не владеет перспективой и геометрией. Этакий детский подход.

Это делает городок более сказочным, игрушечным. Усиливает наше ощущение влюбленности.

Ведь в этом состоянии мир вокруг существенно искажается. Все становится радостней. А многое и вовсе не замечается. Влюблённые даже не замечают зеленую козу.

Почему коза зелёная

Марк Шагал любил зелёный цвет. Что не удивительно. Все-таки это цвет жизни, юности. А художник был человеком с позитивным мировоззрением. Чего только стоит его фраза «Жизнь – это очевидное чудо».

Он был по происхождению евреем-хасидом. А это особое мировоззрение, которое прививается с рождения. Оно зиждется на культивировании радости. Хасиды даже молиться должны радостно.

Поэтому ничего удивительного, что он себя изобразил в зеленой рубашке. И козу на дальнем плане – зелёной.

Марк Шагал. Фрагмент с зеленой козой на картине «Над городом».

На других картинах у него даже лица зеленые встречаются. Так что зелёная коза – это не предел.

Марк Шагал. Зелёный скрипач (фрагмент). 1923-1924 гг. Музей Гуггенхайма, Нью-Йорк

Но это не значит, что если коза, то непременно зелёная. У Шагала есть автопортрет, где он рисует тот же пейзаж, что и в картине «Над городом».

И там коза – красная. Картина создана в 1917 году, и красный цвет – цвет только что вспыхнувшей революции, проникает в палитру художника.

Марк Шагал. Автопортрет с палитрой. 1917 г. Частная коллеция

Почему так много заборов

Заборы сюрреалистичны. Они не обрамляют дворы, как положено. А тянутся бесконечной вереницей, как реки или дороги.

В Витебске на самом деле было много заборов. Но они, конечно, просто окружали дома. Но Шагал решил их расположить в ряд, тем самым выделив их. Сделав их чуть ли не символом города.

Нельзя не упомянуть этого бысстыжего мужика под забором.

Вроде сначала смотришь на картину. И накрывают чувства романтичности, воздушности. Даже зелёная коза не сильно портит приятное впечатление.

И вдруг взгляд натыкается на человека в неприличной позе. Ощущение идиллии начинает улетучиваться.

Марк Шагал. Деталь картины «Над городом».

Зачем же художник намеренно добавляет в бочку мёда ложку … дегтя?

Потому что Шагал не сказочник. Да, мир влюблённых искажается, становится похожим на сказку. Но это все равно жизнь, со своими обыденными и приземлёнными моментами.

И ещё в этой жизни есть место юмору. Вредно все воспринимать слишком серьёзно.

Почему Шагал так неповторим

Чтобы понять Шагала, важно понимать его, как человека. А его характер был особенным. Он был человеком легким, отходчивым, говорливым.

Он любил жизнь. Верил в настоящую любовь. Умел быть счастливым.

И у него действительно получалось быть счастливым.

Везунчик, скажут многие. Я думаю, дело не в везении. А в особом мироощущении. Он был открыт миру и доверял этому миру. Поэтому волей-неволей притягивал к себе правильных людей, правильных заказчиков.

Отсюда – счастливый брак с первой женой Беллой. Удачная эмиграция и признание в Париже. Долгая-очень долгая жизнь (художник прожил почти 100 лет).

Конечно, можно вспомнить очень неприятную историю с Малевичем, который буквально «отобрал» у Шагала его школу в 1920 году. Переманив всех его учеников очень яркими речами о супрематизме*.

В том числе из-за этого художник с семьей уехал в Европу.

Номер журнала:

Специальный выпуск. Марк Шагал "ЗДРАВСТВУЙ, РОДИНА!"

«Здравствуй, Родина!» - самая полная на сегодняшний день выставка живописных работ Марка Шагала (1887-1985) в России. Название ей дала одна из работ художника. Речь идет не только об очередной долгожданной встрече произведений знаменитого мастера с российским зрителем (последняя крупная выставка Шагала состоялась в ГТГ в 1992 году). Родина - большая и малая, утраченная и обретенная вновь - постоянно присутствовала в искусстве Шагала, что придавало неповторимое своеобразие его творчеству.

На протяжении многих лет Марк Шагал остается одним из самых востребованных на Западе художников российского происхождения. Его персональные выставки регулярно проводятся в престижных музеях и галереях Европы, Америки, Азии. Третьяковская галерея многократно предоставляла работы Шагала из своего собрания для международных проектов. Но в нашей стране значительная часть произведений из зарубежных коллекций никогда не экспонировалась. Впервые московская публика получила уникальную возможность увидеть собранные вместе произведения художника, созданные в разные годы - от ранних витебских работ до известных шедевров французского периода.

Особенность выставки в том, что она включает значительное количество первоклассных произведений Шагала из зарубежных коллекций. Московская публика увидит 27 важнейших для понимания творчества художника полотен из парижского Музея современного искусства (Центр Жоржа Помпиду). Среди них - знаковые работы: «Свадьба» (1910), «России, ослам и другим» (1911), «Ангел с палитрой» (1927-1936). Как «историческую картину такого масштаба, который в искусстве ХХ века не часто встречается» охарактеризовал триптих «Сопротивление. Возрождение. Освобождение» (1937-1952) Жан-Мишель Форе, директор Национального музея «Библейское послание Марка Шагала» в Ницце. Из этого собрания на выставку поступило, помимо 8 первоклассных гуашей, уникальное трехметровое полотно «Авраам и три ангела», прежде ни разу не покидавшее его стен. Еще одна знаменитая, но неизвестная отечественной публике работа -«Желтая комната» из Фонда Бейелер в Швейцарии.

На выставке в Третьяковской галерее представлено более 180 экспонатов. В экспозицию вошли также работы из Государственной Третьяковской галереи, Государственного Русского музея, Государственного музея изобразительных искусств им. А.С.Пушкина и других российских и зарубежных музеев и частных коллекций.

Экспозиция дает возможность проследить за изменениями в художественном языке Шагала, но, главное, увидеть «константы» его неповторимого искусства, где смешались фантазия и реальность, мечта и гротеск, визионерские представления, собственная и народная память, национальное и ритуальное мышление, элементы фольклора и невероятная, предельная искренность Шагала. Его принято называть «художником-поэтом», а его искусство, вслед за Аполлинером, - «сверхреальным». В шагаловском мире уживаются фольклорные персонажи, странные коровы, ослы, музыканты, торговцы и парящие над городом влюбленные. Город, над которым они взлетают, - Витебск. По признанию Шагала, Париж стал для него «вторым Витебском». Свой третий дом в последние двадцать лет жизни мастер обрел на Лазурном берегу в городке Сен-Поль-де-Ванс.

Для Шагала всегда была важна связь с Россией, остававшейся для художника неисчерпаемым источником тем, сюжетов и образов. На первом листе офортов - иллюстраций к «Мертвым душам» - в 1927 году автор надписал: «Дарю Третьяковской Галлерее со всей моей любовью русскаго художника к своей родине эту серию 96 гравюр...» 1 . Одно из последних писем он закончил словами: «...желаю Вам, всем и моей родине счастья...»

Специально к выставке подготовлен каталог на русском и английском языках. Он содержит статьи отечественных и зарубежных специалистов о творчестве художника, свыше 600 иллюстраций, а также хронограф, включающий в себя более 100 фотографий из архивов наследников живописца. Каталог значительно расширяет рамки экспозиции и является самым полным изданием о Марке Шагале, вышедшим в России.

Дамы и господа!

Вы пригласили нас, чтобы сегодня вместе с вами открыть крупнейшую из когда-либо проводившихся в России выставок, посвященную Марку Шагалу. Для меня это большая честь и огромная радость.

Мы воздаем сегодня должное самому яркому художнику XX века, родившемуся в России, великому мастеру, который был также очень привязан к Франции. Я рад приветствовать приехавшую по этому особенному случаю представительную делегацию, которая оказала содействие в предоставлении экспонатов. В нее входят члены семьи Марка Шагала - госпожа Белла Мейер и госпожа Мерет Мейер.

Я с большим удовольствием хотел бы отметить вклад Государственной Третьяковской галереи в этот необыкновенный проект. В нем также приняли участие и два крупнейших французских музея -Национальный музей современного искусства Центра Жоржа Помпиду и Национальный музей «Библейское послание Марка Шагала» в Ницце, директора которых оказали нам сегодня честь своим присутствием. Итак, позвольте мне еще раз высказать слова моей глубокой благодарности вам, господин Валентин Родионов и госпожа Екатерина Селезнева, за это прекрасное событие.

В действительности, Третьяковская галерея на протяжении вот уже нескольких лет стоит в авангарде нашего культурного сотрудничества. Благодаря ей становится возможным увидеть здесь произведения, привезенные из Франции. При этом сотрудники Галереи одновременно проводят сразу несколько крупномасштабных мероприятий с разными известнейшими музеями нашей страны. Париж совсем скоро сможет ответить ей беспрецедентным мероприятием: первая большая ретроспектива произведений русского искусства второй половины XIX - начала XX века откроется в Музее Орсе 20 сентября этого года. Она будет состоять из произведений, большая часть которых никогда не выставлялась за пределами России. Вслед за этим событием осенью 2006 г. планируется осуществить проект, который нам очень дорог, - Москва и Санкт-Петербург одновременно будут принимать коллекции, включающие наиболее характерные произведения французского искусства периода 1860-1910 гг. Мы надеемся, что ему будет оказана финансовая поддержка французскими и российскими частными фондами. Как вы и сами видите, Франция всеми силами старается упрочить привилегированные отношения в области искусства, которые соединяют ее с Россией, сделать так, чтобы каждый год стал годом России во Франции и годом Франции в России и чтобы в самых крупных музеях сменяли друг друга, как это было в последние месяцы в Москве, произведения Матисса и Пикассо (в Музее изобразительных искусств им. А.С.Пушкина), Болтански (в Музее архитектуры им. А.В.Щусева) и вот сегодня - Марка Шагала в Третьяковской галерее.

Следующая встреча во Франции пройдет меньше чем через три недели в рамках Книжного салона в Париже и будет посвящена литературе. Россия приглашена в качестве почетного гостя. И еще мы знаем, что Музей Лувра готовит большой проект к 2008 г.

Посольство Франции всегда стремится принять участие в осуществлении этих проектов. От его имени я рад поблагодарить всех тех, кто, как и вы сегодня, продолжает вносить свой вклад в развитие тесных творческих, человеческих и интеллектуальных связей между нашими двумя странами.

Посол Франции
в Российской Федерации

Когда возникла идея большой выставки Марка Шагала, она выглядела сначала абсолютной утопией. Во-первых, казалось невозможным собрать столько шедевров: владельцы обычно неохотно отдают лучшие произведения, составляющие гордость их коллекций, на выставки в другие города и страны. Во-вторых, это чрезвычайно дорогостоящий проект. Наконец, организация больших выставок с зарубежными участниками очень сложна. Однако желание реализовать проект было сильнее, чем наши опасения. Когда же мы приступили к его осуществлению, то с радостью обнаружили готовность многих партнеров — зарубежных и отечественных — пойти нам навстречу. И сегодня хочется поблагодарить тех, чей энтузиазм и добрая воля помогли разрешить все проблемы, сделав возможной долгожданную встречу художника с Россией.

Нашим главным союзником стало Федеральное агентство по культуре и кинематографии Министерства культуры Российской Федерации, без чьей организационной и финансовой поддержки проект вряд ли был бы воплощен. Эти усилия были подкреплены значительной финансовой помощью, оказанной Внешторгбанком.

Среди постоянных партнеров и друзей музея первым, как всегда, откликнулся Леонард Джанадда. В 1990 году именно Фонд Джанад-да помог Третьяковской галерее в реставрации бесценных панно Шагала для Еврейского театра; в Фонде Джанадда в Мартини они были впервые экспонированы. Эта выставка послужила началом их триумфального турне по всему миру.

В последние годы ни один крупный проект Галереи не обходится без поддержки компании «Бритиш Американ Тобакко Россия», и на этот раз оказавшей содействие в финансировании нашей выставки.

Из почти двухсот работ Шагала, экспонирующихся на выставке, 27 произведений предоставил Национальный музей современного искусства Центра Жоржа Помпиду; легендарное полотно «Авраам и три ангела» и гуаши «Библейского цикла» привез Национальный музей «Библейское послание Марка Шагала» в Ницце; около четырех десятков замечательных работ пришли из собраний семьи. Наконец, в последний момент решился вопрос приезда на выставку знаменитой «Желтой комнаты» из Фонда Бейелер в Швейцарии — благодаря содействию владельцев и помощи парижской галереи Булакиа.

Выставка не была бы столь масштабной без тех важнейших произведений, которые предоставили нам Государственный Русский музей в Санкт-Петербурге, Государственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина в Москве и ряд российских музеев и частных коллекций.

Я хочу поблагодарить всех сотрудников Третьяковской галереи за высокий профессионализм и увлеченность, с которыми они работали над осуществлением этого многотрудного проекта.

Мы с волнением представляем вам итог совместных усилий многих участников - выставку Марка Шагала «Здравствуй, Родина!». Российская публика сможет увидеть и по достоинству оценить собрание произведений признанного классика ХХвека — от ранних витебских работ до шедевров французского периода, многие из которых экспонируются в России впервые.

К выставке был подготовлен каталог. В нем опубликованы статьи российских, французских, американских искусствоведов, которые представляют серьезный итог современных исследований творчества Шагала. Мы полагаем, что эта книга станет фундаментальным научным и справочным изданием для многих специалистов и ценителей искусства Шагала. Приятно сообщить, что издание английской версии каталога стало возможным только благодаря финансовой помощи Международного фонда Марка Шагала, куда обратилась за поддержкой проекта внучка Шагала Мерет Мейер. Эта удивительная женщина на протяжении трех лет самоотверженно помогала Третьяковской галерее в подготовке выставки. Мы выражаем искреннюю признательность и Жану-Луи Прату, президенту Комитета Марка Шагала, за неоценимые консультации.

Генеральный директор Государственной Третьяковской галереи

Уважаемые друзья!
Я очень рад, что выставкой произведений Марка Шагала открывается новый, восьмой по счету год сотрудничества «Бритиш Американ Тобакко Россия» и Государственной Третьяковской галереи. Мы гордимся тем, что продолжаем вносить свой вклад в реализацию масштабных выставочных проектов, в пополнение коллекции музея новыми произведениями искусства и в техническое перевооружение Галереи.

Прожив большую часть своей жизни за границей, Марк Шагал считал себя русским художником. Сегодня при поддержке российских меценатов, и в том числе «БАТ Россия», Шагал вернулся на родину. Родной город Шагала, Витебск, я сам считаю очень близким мне городом - ведь в доме, расположенном на той же улице, где жил Шагал, родился мой отец. Папа хорошо помнил и много рассказывал мне о времени, когда Марк Захарович, вернувшись после революции в Витебск, возглавлял Комиссариат по культуре.

Приятно осознавать, что теперь российская публика сможет насладиться полным лиризма творчеством этого выдающегося художника, который, по словам Маяковского, «писал красками своего сердца стихи и поэмы».

Я благодарю всех сотрудников Третьяковской галереи, и особенно Екатерину Леонидовну Селезневу, куратора выставки Марка Шагала «Здравствуй, Родина!», за этот замечательный праздник. Уверен, что столь грандиозная выставка станет ярким событием в культурной жизни российской столицы в 2005 году.

Председатель Совета директоров ОАО «БАТ-Ява», член Попечительского Совета Государственной Третьяковской галереи

Может показаться удивительным и даже невероятным, но огромная часть произведений Марка Шагала на родине, в России, никогда представлена не была. И это несмотря на то, что творчество великого художника давно признано во всем мире, в том числе и дома, а времени, чтобы заполнить этот пробел, у нас, его соотечественников, было более чем достаточно.

Мне могут напомнить, что Марк Шагал родился и начал творить в Витебске, то есть в Белоруссии, — однако в сказанном нет противоречия. Сам художник считал своей родиной Россию и страдал из-за того, что она от него демонстративно отворачивалась. Какой грустной поэзией звучит письмо в Россию, написанное в 1927 году одному из адресатов Шагала: «... я почти оторван от России. Никто мне не пишет, и мне некому писать. Как будто и не в России родился... И кажется: ни к чему я там. А я не раз вспоминаю свой Витебск, свои поля... и особенно небо».

Сегодня справедливость восстанавливается, и в отечественной культуре Марк Шагал занимает место, которого по праву достоин. Еще одним шагом на этом пути станет выставка «Здравствуй, Родина!», озаглавленная так по названию одной из шагаловских работ. Благодаря Третьяковской галерее, показавшей творчество Шагала с такой впечатляющей полнотой, российские зрители смогут расширить свое представление об одном из самых выдающихся мастеров ХХ века.

Президент-Председатель
Правления
ОАО «Внешторгбанк»

Невозможно описать словами то волнение, которое мы чувствуем сегодня, присутствуя на открытии выставки «Здравствуй, Родина!», те эмоции, которые нас захлестывают, когда мы ощущаем это напряженное разглядывание произведений Марка Шагала, видим внимательные глаза русской публики, погружаемся в эту особую атмосферу, насыщенную мгновениями многих волшебных открытий.

Но мы не можем даже представить себе то волнение, которое испытал бы наш дед, если бы ему довелось пережить вместе с нами эти мгновения счастья. Если бы нашему взгляду удалось воспарить над этими крышами и устремиться ввысь, это приблизило бы нас к ощущениям Шагала, сегодня, без сомнения, окрашенным в живые, яркие, поэтические цвета. Тем более что он навсегда сохранил сильные впечатления от того, как вдумчиво и углубленно русская публика рассматривает произведения искусства, пытаясь проникнуть в суть замысла художника.

Когда в 1973 году наш дед возвратился из путешествия в Россию, ставшего после его окончательного отъезда первым и последним свиданием с Родиной, я помню, как он вспоминал об этом русском взгляде - он много не говорил, он просто надолго замолкал, а спустя некоторое время, произносил: «Ах, вот ведь какая штука!»

Сегодня и нам выпала честь многое понять про этот «взгляд». Он аналогичен тому подлинному волшебству, которое в тишине исходит от собранных здесь вместе произведений мастера.

Мерет Мейер ,
внучка художника

Мне довольно трудно выступать после сестры, сумевшей найти верные слова для выражения тех чувств, которые мы испытываем, находясь в Москве. Сегодня мы действительно чувствуем огромную благодарность, для нас большая честь вместе с вами открывать эту прекрасную выставку Шагала.

Я не знаю, смогу ли я сполна отблагодарить вас за то, что вы пришли - после стольких лет терпеливого ожидания этого дня, - для того чтобы вновь увидеть, а для некоторых, возможно, и в первые открыть для себя живопись Шагала.

Он всегда много работал. Это было дня него самым важным. Как он говорил, без труда ничего не добьешься. Это был его способ борьбы за свои идеалы. Он часто спрашивал нас, своих внуков, нашли ли мы любовь, есть ли у нас идеалы? Когда тебе немного лет, то довольно сложно понять суть этого вопроса. И только когда я выросла, я поняла и услышала то послание, которое он хотел нам передать. Писать картины было для него своеобразной молитвой, осознанием собственного «Я», борьбой за художественную свободу.

Благодарю вас за то, что вы пришли, чтобы принять участие в открытии этой замечательной, наполненной любовью выставки, прославляющей Шагала.

Белла Мейер ,
внучка художника

1. Цитата приводится в авторской орфографии